Эми Эвинг - Драгоценность
– Скажите, мистер Локвуд, – меняет тему герцогиня, – как долго вы работаете компаньоном?
Я упираюсь взглядом в свою вилку и обращаюсь в слух.
– Три года, моя госпожа, – отвечает Эш. – С пятнадцати лет.
– И в каком округе вы родились?
– В Смоге, моя госпожа.
Я в изумлении. Смог? Мне казалось, что он из Банка или Жемчужины. Но то, что он из низов… похоже, у нас есть что-то общее. Тепло разливается в моей груди, прежде чем я напоминаю себе, что меня это не должно волновать.
– В каком квартале проживает ваша семья? – интересуется герцог.
– В восточном, мой господин.
– Надо же, у нас есть несколько фабрик в восточном квартале. Как вы сказали, ваша фамилия?
– Локвуд, мой господин. Но мой отец делает шкафы на мебельной фабрике «Джойндерз».
– Это же владения дома Камня, не так ли?
– Да, мой господин.
– Дорогой, – вступает герцогиня, – нам надо посмотреть, сможем ли мы найти более подходящую работу на одной из наших фабрик для отца этого молодого человека.
– Ваша светлость очень любезны, – говорит Эш, но в его взгляде проступает жесткость.
– Я недавно говорила леди дома Стекла, как это удивительно, что естественное зачатие до сих пор способно производить такие… блестящие экземпляры. Ваши родители, должно быть, очень красивая пара. – Герцогиня не сводит с Эша голодного взгляда, потягивая вино из бокала.
Леди дома Стекла спешно меняет тему.
– Карнелиан, дорогая, скажи, какой номер лота был у суррогата, которого твоя мать покупала для тебя?
Вопрос, похоже, вызывает у Карнелиан неловкость.
– Ее не особо интересовали номера и рейтинги. Она всегда говорила, что просто хочет видеть меня здоровой.
– Что ж, – говорит леди дома Стекла, – я уверена, что она приобрела лучшее из того, что могла себе позволить.
– Берилл, думаю, все эти разговоры о суррогатах следует оставить для дам, ты согласен? – обращается герцог к лорду дома Стекла. – Как ты смотришь на то, чтобы выпить бренди в курительной комнате?
И тут двери распахиваются, и Джеймс, дворецкий, с поклоном входит в комнату.
– Прошу прощения, Ваша светлость, но пришло срочное сообщение из дома Стекла. – Он поворачивается и кланяется леди. – У вашего суррогата начались роды.
– О! – восклицает леди дома Стекла. – Но она должна разрешиться не раньше чем через две недели.
Все приходит в движение: гости в смятении, лакеи двигают стулья, торопятся принести пальто, герцог и герцогиня поздравляют счастливых родителей.
– Все будет хорошо, – уверяет герцогиня. – Гарнет тоже родился на две с половиной недели раньше и получился… ну, во всяком случае, он был здоров. Возьмите мою машину, так будет быстрее.
– О, спасибо, спасибо! – леди дома Стекла, расчувствовавшись, целует герцогиню в щеку. Ее муж и герцог пожимают друг другу руки, и супружеская чета спешит к двери.
– Дорогая, – говорит герцог, – пожалуй, мне пора отдохнуть.
И, даже не глядя на жену, стремительно выходит из комнаты.
Герцогиня устало опускается в кресло.
– На сегодня все, – говорит она, взмахивая рукой. – Убирайтесь.
Я только рада подчиниться.
Эш, Карнелиан и я выходим из столовой. Служанка в черном платье и белом фартуке ожидает Карнелиан, но Аннабель нигде не видно.
– Ваша фрейлина скоро вернется, – говорит служанка, и я узнаю ее голос, который слышала в восточном крыле. Это девушка по имени Мэри. – Она занята с Гарнетом в библиотеке.
– О, спасибо, – говорю я.
– Как прошел ужин, мисс? – спрашивает она Карнелиан.
– Ужасно, – ворчит та. – Может ли мистер Локвуд проводить меня в мою комнату?
– Вряд ли это удобно, – говорит Эш и целует ей руку. – Но завтра мы обязательно увидимся.
Карнелиан улыбается и уходит в сопровождении своей горничной.
В коридоре никого, кроме нас двоих.
Эш осознает это в ту же минуту, что и я, и отступает в сторону, словно не хочет приближаться ко мне. Я не знаю, что сказать, но хочу сказать хоть что-нибудь. Он направляется к выходу, но вдруг поворачивает обратно.
– И тебе это не впервой, да? – говорит он. – С суррогатами всегда так обращаются. Просто я раньше не замечал.
Я открываю рот, но, прежде чем успеваю спросить, что он имеет в виду, Эш быстро разворачивается и исчезает в коридоре.
16
– Оно непременно должно быть таким тесным?
Спустя несколько дней после семейного ужина мне сообщили, что я иду на королевский бал вместе с герцогиней и ее семьей. Вот уж никогда не думала, что ради бала женщины готовы не дышать весь вечер.
Аннабель закатывает глаза и туже затягивает мой корсет. Я пробегаю пальцами по жестким косточкам – мне еще не доводилось носить корсеты, но я уже знаю, что не буду по ним скучать.
Аннабель тянет меня прочь от зеркала и помогает надеть бесчисленные нижние юбки, прежде чем достает ворох сверкающей ткани. Осторожно, чтобы не испортить мою прическу, втискивает меня в платье. Потом отступает на шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой, и хлопает в ладоши.
– Теперь можно смотреть? – ворчу я. Подготовка к королевскому балу заняла несколько часов, и я уже сыта по горло.
Аннабель тихо смеется и поворачивает меня к трехстворчатому зеркалу.
– Ох! – вздыхаю я в изумлении. – О, Аннабель…
Платье цвета лаванды расцвечено золотом, широкая юбка грациозно падает на пол, лиф туго обтягивает корсет, который, как я вынуждена признать, подчеркивает мою фигуру. Возможно, немного слишком – грудь сильно приподнята и обнажена чуть больше, чем мне бы хотелось. Волосы, завитые в локоны, прихвачены сбоку заколкой и падают на плечо; макияж сегодня непривычно яркий, глаза густо подведены.
Аннабель выглядывает из-за моего плеча, ее лицо сияет.
– О, не смотри так самодовольно, – говорю я, но и сама не могу удержаться от улыбки. – Герцогиня будет в восторге.
Аннабель провожает меня в парадный вестибюль, где в вечернем свете искрится фонтан. Эш и Карнелиан уже там, и мое сердце рвется из груди, когда я смотрю на него.
– Я не знала, что ты тоже идешь, – говорит Карнелиан. Ее розовое платье богаче и красивее моего, с кружевными рукавами и гораздо более пышной юбкой.
– А я не думала, что ты идешь, – парирую я.
Эш не смотрит на меня, но уголки его рта подергиваются в усмешке.
Появляются герцог и герцогиня, следом за ними семенит Кора.
– Мы опаздываем, – бросает герцогиня вместо приветствия. – Где Гарнет?
Она строго оглядывает каждого из нас, как будто мы прячем его в своих карманах. Затем испускает раздраженный вздох.