Одна зима на двоих 2 - Полина Верховцева
Он слушал ее дыхание. Такое надрывное и такое родное. Невольно подстраивался под него, дышал в униссон, постепенно возвращаясь, выныривая из почти поглотившего его тумана.
Перепуганная вирта, проскочила мимо них на улицу, но зверь даже не дернулся следом за ней. Его ярость утихла, сдалась под напором той нежности, которая шла от девушки. Он не чувствовал в ней ни страха, ни сомнений, только что-то мягкое, пульсирующее, обволакивающее ласковым теплом.
Его маленькая, отважная Ким. Бродяжка, которая оказалась дороже всех на свете.
Он прикрыл глаза и кротко лизнул руку, показывая, что он здесь. Что белый дурман, пропитавший его насквозь за время путешествия по долине, ослаб и отступил.
– Справился?
В ответ довольное урчание. Конечно, справился. Она же рядом…Но хочется еще ближе.
Ему надо было почувствовать ее, здесь и сейчас. Получить то тепло, которое удерживало на краю безумия, впитать его в себя.
Ким вскликнула от неожиданности, когда он обернулся. Секунду назад, она обнимала зверя, а теперь судорожно цеплялась за плечи мужчины.
– Хасс…
– Иди ко мне, – он легко подхватил ее с земли, вынуждая обвить ногами его талию, – ты нужна мне, Ким.
Она не сопротивлялась. Наоборот, подалась на встречу, чувствуя, как гудит от напряжение сильное тело мужчины. Обхватила ладонями его лицо, не отрывая взгляда от глаз, в которых янтарь боролся с тьмой, поцеловала. Медленно, немного робко. Сама.
Она давно перестала бояться и видеть в нем врага. Это был мужчина. Чертовски хороший собой, сильный, надежный. Ее мужчина.
В пещере гулял студеный ветер, но этим двоим было не холодно. Они жадно сдирали друг с друга одежду, целовались так, будто это был последний день в их жизни, прикасаясь, пытались заклеймить каждый сантиметр кожи. От нетерпения вокруг них искрило. Хасс готов был взять ее прямо здесь, на ледяном каменном полу. Кое-как хватило сознания, что нельзя, что больно и неудобно. Кое-как вытряхнул спальное одеяло и повалил Ким на него, тут же накрывая своим телом.
Безумие. Такое сладкое, что не хотелось возвращаться обратно. Хриплые стоны, звуки соприкасающихся тел, крик полный удовольствия.
Он не мог остановиться, снова и снова брал ее, выматывая, выпивая досуха, каждый раз вместе с ней поднимаясь до самых небес и срываясь в самую глубокую пропасть. Из которой ни он, ни она не хотели возвращаться.
Белая молния, такая яркая, что слепила глаза, сливалась с непроглядной тьмой. Они кружились, тугими вихрями заворачиваясь над обнаженными телами. Он отдавал, она принимала. Он жадно впитывал, она щедро делилась, всю себя жертвуя без остатка, и получая взамен гораздо больше.
Именно в этот день, связь, что зародилась между ними зимой окончательно замкнулась, соединяя андракийского кхассера и простую девушку из Милрадии. Между не было ни границ, ни разногласий. Единое целое. Дыхание на двоих, одновременное биение сердце, и душа, которая которую никому не отобрать, ни разорвать, ни разделить.
Он ее опора и защита, она – источник его силы. Совершенный, священный союз, древний, как сама природа.
Убогий костерок посреди пещеры давно угас, Манила спала, так и не приходя в себя, обиженная Лисса бродила снаружи пещеры. Она чувствовала, что зверь ушел и больше не вернется, но там внутри происходило то, что не предназначено для чужих глаз. Поэтому она ворчала, недовольно пыхтела, старательно намекая, что пора бы заканчивать с этим безобразием и позволить бедной раненой Лиссе, зайти в укрытие.
Уснули они, когда на востоке небо уже начинало светлеть. Оба без сил, уставшие, вымотавшие друг друга, но абсолютно счастливые.
Потому и проспали…
Глава 18
Ни Ким, ни Хасс, не проснулись, когда Манила зашевелилась под тонким одеялом, перевернулась с боку на бок и открыла мутные глаза. Жар дурманил голову, разрисовывал серые своды пещеры яркими и такими реальными видениями.
Она видела лето в родном крошечном Эйрине, приютившимся на берегу реки с двух днях пути от Асоллы. Жаркое и солнечное, наполненное запахом свежескошенной травы и ароматом спелой земляники. Видела поле, залитое васильковой синевой и желтыми всполохами лютиков. Видела темную кромку леса вдалеке.
Куда ни глянь – всюду бескрайние просторы, лазурное небо и свобода.
Она жадно вдыхала полной грудью, но никак не могла надышаться. На грудь давил невидимый груз, мешая легким работать на полную силу.
В бреду она скинула с себя одеяло, не замечая, как коварный холод тут же ухватился за голые руки.
Дышать стало легче, но теперь глаза не могли насмотреться. Мир вокруг был подернут серой дымкой. Сквозь зелень луга и белизну облаков пробивались уродливые контуры чего-то большого, давящего. Долго всматриваясь, Манила пришла к выводу, что это стены дома.
Точно, она в дому! Как можно было сразу не заметить дом?
Она тихо хихикнула и поднялась с уютной постели.
Ее тело было легким как пушинка и таким же прозрачным. Лучи солнца проходили сквозь него, практически не оставляя теней на деревянном полу. А те тени, что все-таки появлялись походили на ажурные облака и вели себя как живые, двигаясь отдельно от нее.
Это было так необычно и красиво, что она залюбовалась.
Волшебство! Магия, о которой шепотом говорили родители.
Маниле было семь, и она не понимала, почему в эти моменты у матери дрожал голос, а отец хмурился и молча смотрел на нее. Магия казалась ей чудом, прекрасным и восхитительным. Магия позволяла ей слышать ветер. Не просто слышать, а понимать, о чем он говорил.
Ласковый юный ветерок возле дома рассказывал о том, что на соседней улице пекарь приготовил булочки с сахарной посыпкой, или о том, что мальчишки снова затеяли драку возле старой водонапорной башни. Ветра постарше приходили из соседнего Харренса и приносили с собой вести с рынка и запах дегтя. Из Асоллы прилетал коварный смех сплетниц и шорох парчовых нарядов, с границы – звон мечей и чеканный шаг кованных сапог. Иногда из-за гор долетало что-то сладкое, дурманящее, навевающее фантазии о белых цветах, а еще реже острыми мазками проходился дремучий ветер, напоенный холодом и всполохами молний. Он набрасывался и тут же рассыпался осколками, заставляя ежиться и оглядываться по сторонам.
Ветер мог быть разным. Ленивым, кусачим, надменно-холодным и ласковым, словно котенок. Он мог поторапливать и наоборот задерживать, мог сердито воровать цветы из волос и мог утешать.
А если становилось скучно, то можно было протянуть руку и позвать его. Тогда он играл, весело подхватывая подол, цепляясь за косу и бросая в лицо капли росы.
Ей было семь. И ей было скучно.
Родители
