Не бойся, тебе понравится! - Дарья Андреевна Кузнецова
Предки благоволили ей заметно и явно, с самого начала. Да, потеряла мужа, но её наградили удивительно талантливыми детьми. Шарифа, если не допустит серьёзной ошибки, с возрастом превзойдёт мать, это было видно уже сейчас, Шахабу тоже досталась исключительная сила, и старший брат немногим ему уступал… Жаль, оба они раскрылись только во время войны, не обучались толком. Но что это, как не знак благословения Предков?
А вот что происходило сейчас — она не понимала. Предки откликнулись на её зов, подтверждая притязания на власть, и за прошедшее с тех пор время отношение духов как будто не изменилось, они продолжали симпатизировать шаманке. Выбором старшего сына Шаиста не восхищалась, но могла понять и принять — да, неидеальный, но Ярая ей нравилась. Достаточно сильная, но — благоразумная и способная действовать осторожно и хитро, другая бы Шаду не подошла. Да и влияние её шло сыну на пользу, несмотря на то, что сейчас все эти изменения ударили по самой Шаисте. С момента женитьбы старший стал сдержаннее, спокойней, рассудительней и — благоразумнее, если не считать этого происшествия. Младший же… Не успела она обрадоваться невероятной милости духов, подаривших уже оплаканного ребёнка, и вдруг — вот.
Шутка Предков. Издёвка. Щелчок по носу зарвавшейся шайтары. Или просто нелепое совпадение? Когда привыкаешь видеть во всём вмешательство духов, и они дают для этого много поводов, сложно помнить, что жизнь зачастую течёт сама, без их ведома и участия. Жизнь почти всех смертных, нормальная жизнь.
Шаиста злилась, но больше на себя за несдержанность, чем на сына. Что с него взять — глупый мальчишка! Но она-то знала, должна была помнить, что её сыновья упрямы, как сотня баранов! Растерялась, дала волю эмоциям, от неожиданности даже не сообразила взглянуть на обоих внимательнее, насколько глубоко в него проросла эта дрянь, что вообще с ним происходит. Как результат поспешности — скандал. Только этого ей и не хватало!
Как остроухая умудрилась его окрутить? И как с этим разбираться — теперь-то!
Шаиста тяжело вздохнула, одним глотком допила остывший кофе и поднялась из-за стола. Не время и не место для слабости, у неё и правда еще множество дел и встреч, а проблема не настолько острая, чтобы ради неё отменять всё. Ей надо остыть, сыну надо остыть, Шаду… По Шаду плачет воспитательная хворостина, потому что мог бы хоть как-то предупредить, но теперь уже поздно. И после разговора — поздно, и вообще — поздно, давно уже вырос и благополучно женился с её попустительства, так что даже никакие старые законы времён радикального матриархата не вспомнишь: по ним он теперь в зоне ответственности супруги.
* * *
Шахаб до последнего не верил, что их вот так спокойно отпустят. По коридорам шёл быстро, так что Халлела едва за ним поспевала, но — не спорила. Тоже, наверное, чувствовала, как в затылок дышит воображаемая погоня и за каждым углом поджидает готовая к бою стража.
Обошлось. Никто не препятствовал, только изредка любопытно косились, а охрана провожала цепкими внимательными взглядами, но спросить ничего не пыталась: приказов о задержании кого бы то ни было не поступало, странная парочка не в крови и налегке, да и Шахаба кое-кто опознавал.
Они выскочили наружу, под мелкий неприятный дождь, пересекли площадь, нырнули в переулок — и шайтар, оглянувшись на равнодушный к беглецам дворец, наконец сумел выдохнуть и немного расслабиться, сбавить скорость, а потом и вовсе — остановиться.
— Пора бежать из города? — иронично уточнила Халлела, тяжело дыша: так быстро и так много ходить она не привыкла. — Или просить у орков политического убежища?
— Вряд ли, — вздохнул в ответ Шахаб. — Если сразу отпустили, наверное, мать остынет и дальше уже будет действовать не так резко. Надеюсь, — добавил он, поморщившись. Потом окинул пристальным взглядом ёжащуюся от холода и обхватившую себя за плечи эльфийку и пробормотал виновато: — Прости. Я должен был подумать, что всё закончится подобным, и взять для тебя хоть какую-то накидку.
— Переживу, — легкомысленно отмахнулась она. — Сейчас отдышусь и тепловой кокон сплету, он, зараза, энергоёмкий и недолговечный, но на сколько-то хватит.
— Пойдём. Или тебя понести?
— Заманчиво, но своими ногами идти теплее, а ты хотя большой и горячий, но со всех сторон не обхватишь.
Они некоторое время шли молча, потом Халлела остановилась и несколько минут сосредоточенно творила магию. Шахаб внимательно наблюдал, но половины не увидел, не говоря уже о том, чтобы понять. Про чары защиты от ветра и дождя он, конечно, слышал, даже кое-что умел, но — стационарные и натянутые на основу. Палатку укрепить, шалаш — это можно, а чтобы идти под этими чарами… Слишком нестабильно, слишком сложные расчёты и слишком многое надо учесть. А Халлела всё это плела по памяти, на ходу.
— Вроде держится, — вздохнула она наконец с облегчением, прислушиваясь к себе. Медленно повела рукой, задумчиво хмыкнула: кокон оказался узким, поднятые руки из него выпадали — Шахаб видел. Поэтому брать его под руку женщина тоже не стала, но за предложенную ладонь ухватилась. — Идём. Я правильно понимаю, что тут только пешком и достаточно далеко?
— Не очень далеко и под горку, — обнадёжил её шайтар. — Но пешком. И… из дома придётся уйти, — нехотя признал он. — Понять бы куда, — пробормотал себе под нос.
— Разберёмся, — оптимистично решила Халлела, с интересом глазея по сторонам: город она видела впервые, а посмотреть было на что.
Агифа выглядела обшарпанной, но как-то… уютно, что ли? Выкрошившаяся местами брусчатка и облезлые стены бесформенных домов, похожих на обломки скал и поросших вверху зеленью, выглядели естественным природным ландшафтом, а не рукотворными бедными постройками, и это сглаживало впечатление.
Да и на местных жителей в таком количестве посмотреть — тоже новый полезный опыт, стоит уже начать вырабатывать привычку к серой коже и чуждым лицам. Если, конечно, Шахаб прав, и им еще не пора удирать из страны, без чего хотелось бы обойтись: только-только начала привыкать, язык выучила, в разговорной речи освоилась! Что теперь, еще и орочий изучать? Халлела не собиралась спорить с выводами любовника, он куда лучше знал свою мать, но, судя по тому, как хмурился и переживал состоявшийся разговор, всё ещё могло измениться.
Вид местных жителей подтвердил давно зревшее
