Лыцарь + Драконтесса =? - Маргарита Преображенская
«Солнце кануло в реку. День близок к концу.
Где-то там, в вышине запредельной,
Звездоцветы, рассыпав по небу пыльцу,
Снова шепчут слова колыбельной.
Вот по этой блестящей ночной ворожбе,
Собирая разбитые звенья,
По цепочке из снов я направлюсь к Тебе,
К перекрёстку надежд и забвенья».
Казалось, сама любовь водила рукой того, кто написал всё это – такая сверхъестественная сила была заложена в каждое слово. Пашт долго не решалась оторвать взгляд от сияющих строчек, чтобы увидеть автора: она боялась разочарования, ведь тот, о ком она мечтала, никогда не слагал стихов. Размеренный, строгий и прохладный Великий Змий Апалал был просто не способен на такие проявления чувств. Или способен? А слова продолжали возникать, даря надежду на счастье. Последние строчки Пашт прочитала сквозь пелену слёз.
«Если взглядом поманишь, коснёшься руки
И улыбку заронишь мне в душу,
Для тебя всем законам и снам вопреки,
Всё что скажешь: достигну, разрушу,
Докажу, перестрою, создам и солгу!
Лишь бы утром вновь встретилась мне ты,
Когда красное солнце на чёрном лугу
На восходе сожжёт звездоцветы».
А потом кто-то нежно коснулся её руки, и Пашт решилась поднять взгляд, чтобы утонуть в чёрных безднах глаз её возлюбленного. Несмотря на солидную дозу Мёда Поэзии, Апалал не принимал участия во всеобщем танцевально-предбрачном ералаше, величественно, словно скала, стоя посреди всеобщего радостного движения, потому что считал, что хоть кто-то должен сохранять присутствие разума и держать руку на пульсе событий. Пульс, кстати, зашкаливал, причём как у самого советника и его возлюбленной, так и у ситуации, которая развивалась стремительно и непредсказуемо.
***
Когда наступила ночь, разгорячившихся женихов и невест препроводили в специально отведенные гостиницы, где веселье продолжалось до утра. Да и можно ли было уснуть после такого реального отжига на дефиле?! По городу до утра бродили искрометно влюблённые парочки, в трактирах пытались повторить движения танца сверхнормных и громко хохотали, ещё и ещё раз повторяя слова Замзагул о зубике. Только один горе-жених в одиночестве слонялся повсюду, хотя слона он не напоминал ни в одном из своих воплощений, да и одиночество у него было не простым, а тройственным, что гораздо тяжелее обычного одинарного одиночества.
– Нет! Не она это! – грустно бормотал он. – Моя красивше была и добрее! Говорила, что очень рада! А эта злая! Не то подсовывают! Фальшивка! Да я их на всю Вселенную ославлю, обманщиков!
В этот момент на макушку каждому из трёх одиночеств свалилось нечто увесистое, и знакомый голос произнёс:
– Эй!
Нидхёгг в трёх лицах замер на месте, а потом каждый из блестящих аристократов с торчащим зубиком поднял голову и взглянул в вверх, в темноту. Оказалось, что они в своих горестных блужданиях пришли под балкон замка Замзагул.
– Что? – запоздало спросили все три ипостаси, когда снова получили по макушкам.
– Я сказала: «эй»! – донеслось с высоты.
Голос, казалось, принадлежал принцессе, но всё же был каким-то иным, более плавным и совершенным, что ли.
– И что это значит? – хором спросили три аристократично зубастые ипостаси, потирая макушки, которые теперь украшали внушительные шишки.
– Это значит, что я очень, очень, очень, очень, очень и ещё сто миллионов раз «очень» рада вас видеть! – сказали с балкона, будто застряв на одном слове, но потом всё-таки выправившись в нужное русло беседы.
– А кто это говорит? – на всякий случай уточнил Нидхёгг на все три голоса.
Он был не настолько туп, чтобы не догадаться, но всё-таки решил проверить своё предположение, чтобы не радоваться зазря. Впрочем, у него от счастья уже кружились все три головы, а когда в ответ на балконе вспыхнул свет, явивший взорам трёх ипостасей фигуристую девицу в золотой маске, к головокружению прибавилась и тахикардия.
– Я могу спуститься с данной высоты, если вы соблаговолите меня поймать, – сказала эта прекрасная дама.
– Соблаговолим! Отчего ж не соблаговолить? – не веря своим ушам, согласились зубастые аристократы.
Через мгновение фигуристое и блондинистое счастье упало прямо к ним в руки. Нидхёгг ещё раз отметил удивительную тяжесть своей ноши и какую-то неожиданную твёрдость её кожных покровов. Даже для драконтессы это был перебор, но Разрыватель Трупов не стал утруждать себя анализом ситуации. Ему просто хотелось услышать свою порцию слов восхищения, которых он не слышал никогда даже от приёмной матери. Три ипостаси Нидхёгга и механическая копия принцессы проговорили всю ночь. Вернее, говорил только Нидхёгг, а она слушала, сняв маску и очаровательно улыбалась, однообразно кивая в такт, иногда произнося своё излюбленное «очень, очень, очень рада». К утру Разрыватель Трупов решился и продефилировал перед ней туда-сюда, снискав бурные аплодисменты. Ему было уже безразлично, какая из двух принцесс настоящая, главное —та, которая была сейчас рядом, радовалась всему, что он делал и говорил, и это было важнее, чем войны, власть и прочая мишура.
***
Фемида тоже всю ночь не сомкнула глаз. Жениховское дефиле произвело на неё такое яркое впечатление, что она попыталась, преодолев расстояние до подиума с помощью летающей сандалии, приблизиться к сверхнормным женихам и, заковав обоих Силой Закона, увести с собой до выяснения обстоятельств под угрозой меча. В том, который с огненными волосами, ей чудился мятежный герой её недавно обретённых воспоминаний, а второй подходил под описание, данное мойрами – это его она искала повсюду и, наконец, нашла в этом мире. Взвесить все риски на своих портативных весах она не успела, поэтому вылет оказался неудачным. Фемида ударилась лбом о магический барьер так, что искры из глаз посыпались, и рухнула вниз на мягкие защитные маты, где уже валялось без сознания несколько особо рьяных невест, которых не успевали исцелять придворные целители. Фобурдон Пипидастр некоторое время, охая, вился над ней, а потом принялся размахивать крыльями перед носом богини, тщетно пытаясь привести её в чувство. Умаявшись, но не получив результата, попугай опустился на мат, чтобы перевести дух, как вдруг кто-то самым наглым образом дёрнул его за разноцветную метёлку хвоста.
– Что вы себе позволяете?! – возмутился Фобурдон, оборачиваясь, и неожиданно встретился взглядом с одним из сверхнормных женихов, недавно выдававшим
