Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу (СИ) - Гэлбрэйт Серина
Местную адару звали Трина Ферворт. Жила она в Перте уже лет пять или шесть, точнее Ормонд сказать не смог. Сама она родом из Бертерского домена, положения невысокого и до поры до времени работала, подобно многим другим простым адарам, на границе. Почему и как случился разрыв, местные жители не ведали, знали только, что однажды она с взрослым сыном приехали в Перт, да так тут и остались. Адару редко видели в городе, она ни с кем не общалась, кроме членов семьи и немногочисленной прислуги, но буйной вроде не слыла. Что, впрочем, ни о чём не говорило, потому как её вполне могли держать дома взаперти, как мистер Рочестер свою несчастную супругу.
Но не возвращаться же несолоно хлебавши к разбитому корыту? Улица чистая, немноголюдная, дом двухэтажный, примыкающий торцом к соседним, и наличие служанки намекало, что обитатели не столь стеснены в средствах, как те же Бёрны.
– Вы не могли бы передать озел Ферворт, что её по очень срочному и важному делу желает видеть адара Феодора из Исттерского домена, – выпалила я, высунувшись из-за плеча Ормонда.
Взор служанки преисполнился подозрительности, и дверь захлопнулась перед носом Ормонда. За створкой зазвучали удаляющиеся шаги.
– Вы её знаете? – оглянулся он на меня.
– Нет. Но вдруг сообщение, что к ней пришла другая адара, скорее её заинтересует? Кстати, почему к ней обращаются озел Ферворт, а не адара Трина?
– Потому что она уже не адара… не совсем адара, – пояснил Филипп.
– Мне показалось, или у адар нет фамилий? – даже при обращении к брату Феодоры использовали слово «амодар».
– Вероятно, Ферворт – фамилия её мужа… сочетаемого, – предположил Филипп.
– Или отца.
У Люсьена же есть фамилия и наверняка отцовская.
– Возможно. Феодора, а если ничего не выйдет?
– Значит, облом.
– Надеюсь, когда-нибудь я пойму, слова какого языка вы постоянно используете в своей речи.
– Великого и могучего… хотя не совсем, учитывая, сколько сейчас в ходу неологизмов, англицизмов, сленга, мемасиков из инета… а с другой стороны, в «Войне и мире» полромана герои на французском изъясняются и ничего, всем норм… так что ничто не ново под луной.
– Я не понял и половины.
– А я и не стремилась, чтобы вы что-то там поняли из моей речи.
Ормонд косился озадаченно то через одно плечо, то через другое на нас обоих по очереди и понимал из нашей милой беззлобной перебранки ещё меньше, чем Филипп. И мы, наверное, продолжили бы с азартом перебрасываться репликами, но за дверью вновь зашуршали шаги.
Мы выжидающе умолкли.
Створка распахнулась, и служанка сразу отступила, открывая проход.
– Озел Ферворт примет вас. Только не докучайте озел вопросами и не задерживайте её – ей нельзя утомляться.
Мы втроём протиснулись в сумрачную прихожую и вслед за служанкой поднялись на второй этаж. Она отворила одну из выходящих на площадку дверей, переступила порог.
– Озел Ферворт, адара Феодора и… её сочетаемые, – представила нас служанка.
Поправлять её никто не стал.
Я первой вошла в небольшое светлое помещение, обставленное как гостиная. Запоров на двери я не заметила, стены обшиты деревянными панелями, на бюро у стены лежал нож для писем. То бишь острые предметы от неё не прячут. Сама адара сидела в кресле возле окна, вполоборота к двери, облачённая в строгое платье, длинное, тёмно-синее, и на наше появление не среагировала.
– Говорите живее, что вам надобно от озел, – прошипела служанка мне в спину.
– Здравствуйте, – я нерешительно шагнула к Трине, пытаясь уловить на бледном профиле хоть какой-то проблеск эмоций. – Я адара Феодора из Исттерского домена, и я…
Трина медленно повернула ко мне голову, посмотрела пристально.
– Чужая тень, – произнесла она негромко, но внятно.
Чёрт.
С трудом сдержалась, чтобы не обернуться и не понаблюдать за реакцией мужчин. Ладно служанка, которую я вижу первый и, скорее всего, последний раз в жизни, но Филипп…
Да и Ормонда со счетов сбрасывать не стоило – как-никак, мы с Филиппом ютимся в доме его родителей.
А потом до меня дошло.
Откуда она узнала?
Как?!
Трина склонила голову набок, продолжая смотреть на меня в упор, словно я монитор, на котором она видела новую занятную информацию. Убранные в простую причёску каштановые волосы обрамляли немолодое уже лицо с россыпью родинок, карими глазами и тонкими губами. У воротничка платья белело пятно – перламутровая камея, единственное заметное украшение на адаре.
– Запуталась чужая тень в чужой сети, барахтаешься-барахтаешься, но уже не вырвешься, как ни старайся, – что-то в речи Трины неуловимо напоминало Ярен. – Быть может, если бы сразу, то удалось бы освободиться, а так… – в прямом взоре появилось сочувствие, губы изогнулись в скупой полуулыбке.
– Я не… – попыталась я опровергнуть скандальное заявление.
– Хочешь сказать, ты не чужая тень? – каплю насмешливо возразила Трина. – Я-то вижу. Те нити, из которых соткан этот мир, ускользают от меня… больше я их не вижу, не слышу и не чувствую, как прежде. Зато взору моему открыты сети, что плетёт каждый человек, из которых сплетён он сам. Твоя тень чужда этому миру. Оттого и сеть перепуталась, что ты и барахтаешься, и свою плетёшь, новую. Она старую рано или поздно под собой погребёт и не будет больше той, другой, тени места в этом мире.
Не сказать, чтобы каждое слово Трины для меня прямо откровением сотого левела явилось, однако это не те новости, что предназначались для ушей посторонних.
И не совсем посторонних тоже.
Я всё-таки рискнула обернуться.
Служанка взирала на меня с крайней степенью недовольства – чья я там тень и откуда взялась, ей было абсолютно пофиг, лишь бы незваные гости упёрлись поскорее.
Удивление Ормонда прибавило в размерах – ещё бы, не каждый день подобное слышишь, пусть бы и от женщины, считающейся сумасшедшей.
В Филиппе явно боролись недоверчивое изумление, подозрительное озарение и отчаянная попытка трактовать слова Трины как-то иначе – сочетаемому предполагается жить со своей адарой долго и счастливо, а тут к прочим странностям добавилась чужая душа. Это вам не временная потеря памяти, это, по сути, другая личность и, если верить бывшей адаре, личность, застрявшая в этом теле всерьёз и надолго.
– Магда, можешь идти, – велела Трина.
– Но озейн Ферворт…
– Иди. И не беспокой нас, пока не позову.
– Слушаюсь, озел Ферворт.
Дверь за нашими спинами закрылась со стуком куда более громким, чем следовало бы. Трина поднялась, приблизилась, разглядывая меня то под одним углом, то под другим.
– Барахтаться прекрати, – неожиданно резко бросила она.
– Я не… – да я вообще ничего не делаю, стою на одном месте, даже пальцем не шевелю.
– Прекратишь – и плетение станет тоньше, ровнее. Иначе навяжешь себе узлов… той, другой, уже всё равно, она свою сеть в другом месте начнёт, а тебе с этими узлами жить.
– Той… вы имеете в виду настоящую… ну, прежнюю… душу? – спросила шёпотом.
Жаль, не предложила мужчинам выйти вслед за служанкой. Говорить свистящим шёпотом, понимая прекрасно, что Филипп и Ормонд всё равно слышат большую часть беседы, было не слишком-то удобно.
– Она ушла.
– Куда?
– Туда, куда нити её увлекли.
– Она… умерла? Или мы телами поменялись?
Трина безразлично пожала плечами, будто в её представлении смерть и обмен телами с человеком из другого мира были событиями равнозначными.
– А я? Мне-то что делать? – всплеснула я руками. – Я, между прочим, перемещаться нормально не могу. Выпадаю рандомно то на перепутье, то в другой домен, а после не могу ни обратно вернуться, ни понять, что, как и почему произошло.
– Потому что барахтаешься и путаешь.
И разговаривать с этой адарой не шибко легче, чем с Ярен.
– Как перестать барахтаться?
– Не барахтайся.
Млин, да проще простого! Как я сама до сей гениальной мысли не додумалась, а?
– Ты здесь и сеть свою начала здесь. И сочетаемые твои тоже здесь. Мировая сеть велика. Очень велика, – Трина начала неспешно обходить меня кругом. Мужчины застыли изваяниями у двери, то ли не решаясь вмешаться, то ли опасаясь. – Безгранична. Она зовёт нас, подобная той силе, что побуждает птиц улетать в другие края в определённые сезоны. И чтобы не покинуть этот мир окончательно, мы избираем себе сочетаемых. Они – наш якорь, удерживающий нас под небесами этого мира. Оттого чем сильнее адара, тем больше сочетаемых она себе избирает. Они… пожалуй что заземляют её и её силы, – голос Трины стал звучать тише, монотоннее. – Ты пока ещё чужда миру и не слышишь зова, но со временем ты привыкнешь, закрепишь сеть и услышишь. Ты зовёшь её, и она откликается, развёртывается перед тобой, такая огромная, бескрайняя. Ты говоришь, куда желаешь попасть, и она указывает тебе путь, пропускает тебя через себя кратчайшей дорогой. Только в твоём теле, теле женщины, дочери Анайи, кроется искра дара. Только в твоей крови, пронесённой через многие поколения адар, сохранилась сила, наследие наших предков, первыми ступивших на эти земли.
