Свет - Рейвен Кеннеди
Я начинаю садиться, и Слейд тут же оказывается рядом, готовый мне помочь. Я, хоть и долго спала, все равно чувствую себя измотанной, но в голове столько мыслей, что заснуть все равно не удастся.
Я прижимаю к груди рубашку, которая осталась на спине незастегнутой.
– Могу я немного обмыться?
– Конечно. – Слейд помогает мне встать и ведет в умывальную комнату. Она маленькая, но чистая, с круглой ванной, умывальником, туалетом и деревянным туалетным столиком.
– Я могу набрать воду в ванну, но немного, чтобы не намочить твою повязку.
– Нет, так тоже пойдет. Я обмоюсь пока, как получится, а завтра приму ванну перед тем, как Ходжат сменит повязку.
Кивнув, Слейд подходит к туалетному столику и выдвигает табурет. Я понимаю намек и, подойдя к нему, осторожно сажусь. Смотрю, как Слейд методично, тихо передвигается по комнате, и задаюсь вопросом, о чем же он думает. Но я никогда не умела читать его мысли так хорошо, как он читает мои.
Слейд берет со столика стеклянный флакон и подходит к умывальнику. Чаша в нем темно-синяя, а деревянная столешница вокруг нее такого же цвета, что и пол. Он наливает немного микстуры в миску, а затем протягивает руку и выкачивает воду из серебряного крана в стене. Вода брызжет в умывальник, наполняя его мелкими пузырьками, а Слейд берет тканевую салфетку и окунает ее в воду.
Я смотрю, как он отжимает салфетку. Рукава рубашки закатаны, и видны его предплечья. Меня завораживают скручивающие движения его рук, особенно в слабом свете. С этого ракурса мне виден его профиль, и от одного взгляда на Слейда внутри что-то начинает ныть.
Когда он поворачивается и подходит ко мне, я протягиваю руку за салфеткой, но он спрашивает:
– Можно мне?
Опешив, я медлю. Мыть кого-то – это совсем иной вид интима, чем секс. Я прижимаю к груди рубашку, пытаясь понять, чего хочу, но Слейд меня не торопит. Просто ждет, и я знаю: если откажусь, он протянет мне салфетку, и на этом все закончится.
Но я не хочу, чтобы он передавал мне салфетку.
Тяжело сглотнув, я встаю и, потянувшись назад, расстегиваю две верхние пуговицы. Рубашка очень большая, и потому я поочередно вылезаю из рукавов, уронив ее на пол. Я чувствую себя обнаженной, даже будучи обмотанной бинтами. Я вздрагиваю, уже собираясь поднять руки, чтобы прикрыться, но Слейд всегда на шаг впереди.
Он обхватывает мозолистой ладонью мое запястье и осторожно помогает сесть. Как только я делаю это, Слейд начинает нежно водить тканью по моей руке. Я глубоко вдыхаю, чуть подскочив от того, какая ткань холодная.
Слейд издает смешок.
– Извини, нужно было предупредить.
И все же каждое его прикосновение недолго кажется холодным. Разве может такое быть, если он ко мне прикасается?
Слейд водит салфеткой осторожно и тщательно, обмывает мою руку водой с мылом, а другой переплетает наши пальцы, мягко сгибая и разгибая запястье. Потом Слейд сгибает мои пальцы, унимая в них напряжение, и принимается медленно поглаживать другую мою руку.
Когда он заканчивает, мое тело становится податливым и покладистым. Слейд окутывает заботой мои плечи, массируя напряженные мышцы, но стараясь притом не касаться спины. Он так педантичен в своей заботе, что не причиняет ни капли боли.
В его движениях нет ничего, намекающего на секс, хотя соски у меня напрягаются, а дыхание несколько раз перехватывает. Слейд просто продолжает ухаживать за мной, снимая тревогу и напряжение, массируя мускулы.
Следом я помогаю ему снять с меня чулки. Он опускается на колени, и от его медленных движений я становлюсь такой же вялой, как до этого. Однако, когда он обхватывает пальцами мои стопы, от удовольствия я закатываю глаза.
Его молчаливая забота усмирила гул у меня в голове, помогла мне увидеть все яснее, пока он всецело не покорил мое тело.
Но он всегда так делает.
Когда он поднимает руку, чтобы провести салфеткой по лбу и щекам, я смотрю на него. Мы встречаемся взглядами, и он ласкает большим пальцем мой подбородок. Слейд бросает салфетку в миску, а потом, не сводя с меня взора, тянется к карману и протягивает руку.
У него на ладони лежит обрывок моей ленты. Тот, которым Мидас обвязал мое запястье.
Глаза наполняются слезами, и я осторожно беру ленту. Когда касаюсь ее шелка, с губ срывается всхлип, а по щекам текут слезы.
У позвоночника пульсирует жгучая боль, словно тело знает, где росла эта лента. Словно хочет возвратить ее на место.
Я долго сижу, слегка склонившись, и смотрю на потускневшее золото недвижимой ленты, вожу большим пальцем по оборванному концу, на котором еще видна кровь.
А потом поднимаю голову и смотрю на Слейда, прислонившегося к стене.
– Я больше не хочу быть слабой.
Мое признание на напряженной грани между тем, где я нахожусь и куда хочу отправиться. Равновесие шаткое, но я выпрямляюсь, слыша шепот Слейда.
Не падай.
Лети.
Мысленно мы снова оказываемся в той библиотеке. Вот только теперь не хватает частички меня. Ее забрали. Раны на спине ноют, но это только придает мне решимости. Я кручу ленту в руке.
– Я больше не хочу быть слабой.
Молча изучая меня, Слейд принимает мое решительное заявление. Я вижу, как его темно-зеленые глаза вспыхивают, словно он смотрит на мою ауру. Его аура скрыта, черный пар, окутывающий его фигуру, спрятан вместе с шипами и чешуей.
– Я хочу владеть своей силой – и физической, и магической, – говорю я, слегка запыхавшись от того, что ждет меня впереди. И хотя лента больше не чувствует, не двигается и не живет, она по-прежнему придает мне стойкости.
Я жду, часто дыша, и чувствую нутром биение сердца. Толком не понимаю, чего я от него жду. Может, заверений, что мне не о чем беспокоиться. Что теперь он с остальными всегда меня поддержат.
Но ничто не изменит моего решения.
Я должна стать сильной ради себя. Потому что я никогда не забуду то чувство, когда меня прижимали к стене, когда меня изувечили. Никогда не забуду ощущение совершенной беспомощности.
Возможно, причиной всему становится травма – гнев. Ясность.
Зверь.
Он меня пугает. Меня чертовски пугает то, что я сделала той ночью. Потому что я не знакома со своей силой. Но это и было проблемой с самого начала.
Может быть, вообще никто не знает своей силы. Во всяком случае, пока мир не искромсает вас на части. Но дело в
