Чародейка на всю голову - Надежда Николаевна Мамаева
Увы, мой демарш тут же был обнаружен. Раздалось на грани рычания предупреждающее:
– Ти-и-иг…
Его имя так тянуть не получалось, но я все же постаралась изо всех сил:
– Дья-я-яр-р-р…
Молчаливый спор, поединок взглядов закончился выдохом напарника и его обреченным:
– Держись у меня за спиной и не высовывайся. – И добавил гораздо тише, словно отчитывая само провидение: – Вот почему, когда я рядом с ней, ловлю себя на ощущении, будто меня ведет по жизни сама судьба? Правда, с заломленными за спину руками.
Я лишь фыркнула на это замечание, которое совсем не для меня. И не удержалась от ответной колкости:
– Знаешь, если судьба свела тебя со мной, значит, карма у тебя так себе и пора тебе ее отрабатывать.
– Угу. Именно поэтому небо и ниспослало на мою голову чародейку, – поддакнул Дьяр, когда уже выбрались на палубу. Во всяком случае, его макушка уже торчала над оной.
Напарник выбрался быстро. Я, подобрав подол платья, поспешила за ним по узкой крутой скрипучей лестнице. А когда оказалась наверху, то…
– Цып-цып-цып… – увещевала Смерть, подманивая к себе личей, еще недавно степенных и грозных.
Ныне же духи некогда сильных чародеев бравады не проявляли, а, наоборот, всем своим видом показывали, что никуда они из магических силков не собираются, им и здесь хорошо, привольно и окончательно уходить за грань они пока не хотят. И личи вжимались в плетение сдерживающей их сети, пытаясь увеличить дистанцию меж ними и Смертью.
Капитан же, не видя Хель и не понимая причины беснования духов, накинув аркан, пытался удержать сеть, которая выгибалась, словно под порывом ветра. Да что сеть! Весь дирижабль вел себя как ретивый конь на привязи, готовый сорваться в любой момент в полет. Палуба накренялась то в одну, то в другую сторону. А половицы скрипуче пели.
– Вот это я понимаю – правильные души, боятся, уважают… – протянула довольно Смерть. – Не то что некоторые паразитки-попаданки…
– Ну вот… напарник мне говорит, что я должна слушаться и оставаться в каюте, посол – чтобы в шпионки пошла, Хель – заявилась на дирижабль и требует, чтобы уважала и боялась… А я, может, хочу новое платьице, тортик, винтовку и оправдательный приговор… – Я даже не успела уточнить, для кого именно оный, как ко мне заинтересованно повернулись и Дьяр, и Смерть, и даже капитан, у которого от сочетания в одной фразе «Хель», «тортика» и «приговора» случился легкий когнитивный диссонанс, не иначе.
Первой нашлась костлявая. Она отплыла от личей (чему те несказанно обрадовались и слегка успокоились, а дирижабль перестало раскачивать), приблизившись к нам с Дьяром. Окинув меня взором черных провалов глазниц и уделив особое внимание припухшим от поцелуев губам, Хель, крякнув, выдала:
– Нет, вы только посмотрите на этих бесстыдников! У них, понимаешь, Смерть на пороге стоит, а они тут борьбу не то что за жизнь утроили, а сразу и за увеличение ее численности!
– Ты некромантка?! – догадался остроухий. От него не укрылось мое упоминание Хель, и он, сопоставив это с поведением взбесившихся личей, пришел к правильным выводам. И это, судя по всему, его разозлило. Иначе с чего эльф вмешался в наш милый девичий разговор с костлявой, грозно сверкнув очами. А то, что капитан пребывал ярости, было понятно без слов: на скулах заходили желваки, глаза зло прищурились, и даже кончики ушей побелели и как-то еще сильнее заострились.
– Поцелованная Смертью, – уточнила я, не понимая, почему Рихейнэль так психанул.
Ответом мне стала длинная, прочувственная и абсолютно нецензурная тирада, слушая которую я поняла: не первый раз благие намерения капитана заканчиваются благим матом.
Хель же, слушая Рихейнэля и счастливо щурясь, пояснила:
– Бедненький. Он от первой-то некромантки только-только отошел – и морально, и финансово, – а тут вторая… Хотя Рей молодец хотя бы в том, что сумела украсть у ушастого сквалыжника лича. А от тебя и этого не дождешься! – последние слова она произнесла, глядя на меня с таким осуждением, что будь я ответственной умершей, обязательно бы усовестилась.
Меж тем Рихейнэль, не подозревая, что Смерть говорит о нем, немного выдохся и даже не бранно произнес:
– Нет, права была моя матушка, говоря, что если в дело вкладываться душой, то никаких сбережений не хватит… Чтоб я еще хоть раз от чистого сердца помог и пустил кого-то на свой дирижабль… Да ни за что! – И так выразительно посмотрел на нас, будто надеялся, что мы, к его и Хель счастью, самодесантируемся за борт. Но мне и без пробного раза было понятно: прыжки с палубы на землю, лететь до которой метров сто, – это не моё. Потому надежд эльфа на устранение себя с его посудины не оправдала.
Зато подумалось: как же интересно этот остроухий назвал вынужденную уступку шантажу – помощь от чистого сердца. Красиво и даже капельку пафосно звучит. Надо будет взять эту фразу на вооружение.
– Чтобы сбережений точно хватило, нужно просто назначить цену за билет, – иронично отозвался Дьяр. И, увидев, как загорелись глаза капитана, тут же поспешил добавить: – В пределах разумного и совести. Моей.
Эльф проскрипел зубами. Могу поспорить, что его так и подмывало ответить моему напарнику в духе: у тебя ее вообще нет. Но Рихейнэль сдержался. Почти.
– Пять золотых, – отчеканил он. Как по мне, цена была баснословной. – И чтоб твоя не-кро-мант-ка, – это слово он выделил особо, вложив в него всю свою неприязнь, – к энергетическим сетям с МОИМИ личами не подходила. И в их сторону не дышала даже!
Ух, какой гневный спич вышел у капитана! Видимо, он так и не смог простить уворованного моей предшественницей духа.
Дьяр и бровью не повел, лишь холодно уточнил:
– С едой. И не помоями, а нормальной.
– С питанием – семь. – Остроухий всем своим видом показывал, что не намерен уступать, и с остервенением бился за каждую медьку.
Вот только по итогу они сошлись на четырех золотых, пяти сребрах и шести медьках за провоз и питание. Дьяр согласился помогать матросам магией. Зато после таких напряженных «дипломатических» переговоров уважения в глазах эльфа к Дьяру, ну и ко мне, как к спутнице Йорана заодно, прибавлялось. Видимо, умение вести торги и выбивать выгодные для себя условия у остроухих было возведено в ранг искусства и постигшие его признавались
