Далия Трускиновская - Единственные

Рома честно ходил две недели, пока не понял – отказавшись от алкоголя, он, конечно, сможет сопровождать Илону в компанию, но там над ним будут смеяться. А первая тренировка на пляже кончилась простудой. Причем такой, что пришлось вызывать на дом участковую врачиху и получать бюллетень.

Илона со дня на день откладывала подготовку к экзаменам. В конце концов, когда за спиной два курса педагогического, написать сочинение на тему «Образ Павки Корчагина» несложно. Зато в голове у нее складывались настоящие киносценарии. Вот она поступает в институт, вот, уже на вступительных экзаменах, заводит подруг и друзей, вот вместе с ними ходит по знаменитым московским кафе-мороженым, о которых рассказывал Ромка: «Паланга», «Бирюса», «Морозко». А в этих прекрасных заведениях, где полно столичной золотой молодежи, она знакомится с художниками и актерами. А потом находятся люди, знающие Буревого. А потом какой-нибудь молодой гений пишет ее портрет…

Илона, расчесывая волосы, смотрела в зеркало и очень сама себе нравилась. Портрет должен был получиться великолепным.

Оля, с которой Илона очень подружилась, поскольку дружить с Лидой стало уж слишком трудно, а без подруги нельзя, временно разогнала компанию. Когда сессия на носу, не до ночных посиделок. Как оказалось – это было роковой ошибкой.

Компания, отнесясь к сессии с пониманием, стала собираться то у Шур-Шурыча, то у Славика. Присмотреть за мужем Оля не могла. А Гошка, душа компании, просто был обязан сидеть за низким модным столиком, обнимая за плечи красивую девушку, если не жену – так другую. Этой девушкой стремительно стала блондинка Юля. Она была тоненькая и веселая – а Оля тоненькой не считалась никогда. К тому же, Юля отлично танцевала.

Илона без компании скучала. Оля обещала, что после сессии устроит грандиозный банкет, ну так до этого еще дожить надо. Почему ее не приглашали Шур-Шурыч и Славик, выяснилось уже потом; сами они это считали мужской солидарностью.

Был майский вечер, когда Оля позвонила и позвала к себе.

– Отлично! – обрадовалась Илона. – Сейчас отправлю Ромку за портвейном.

– Не надо портвейна. И Ромки не надо!

– Что случилось?

– Приезжай!

Для Илоны смена должна была вот-вот кончиться; Роме полагалось ждать первую полосу с официозом, но ее должны были через десять минут принести. Даже не пытаясь объяснить что-то Роме, Илона понеслась к Оле и обнаружила подругу, в гордом одиночестве приканчивающую бутылку страшного дорогого, крепкого и сладкого финского клюквенного ликера.

– Ты с ума сошла! – воскликнула Илона. Ликер был куплен случайно, для подарка, ждал своего часа в потайном уголке стенного шкафа, и если Оля вдруг его уничтожила – значит, у нее точно с головой не все в порядке.

– Садись, – сказала Оля. – Сейчас и тебе налью. Мне сегодня нужно надраться вусмерть. Понимаешь?

– Нет, – ответила Илона, невольно обрадовавшись ликеру.

– Гошка – сволочь! Илонка, он же спит с Юлькой! Теперь – понимаешь? Он сегодня дома не ночевал!

– Мало ли куда его занесло?

– К Юльке его занесло! Он позвонил и сказал, что уходит к ней!

– Как?!

– А вот так! Увели! Как велик из сарая!

– Ни фига себе…

– Когда он сказал, я думала – сейчас мне станет плохо, и я умру. А не умирается! Пей, Илонка! Все мужики – сволочи! И этого своего Ромку гони в шею!

– Какой он мой?!

– Погоди! Я дура! У Гошки же была заначка, он думал, я не знаю!

Бутылка коньяка стояла на книжной полке, за книгами. Коньяк оказался дешевый, молдавский, но смысл его был не во вкусе, а в градусах.

А в редакции случился переполох – пришел официоз. Всякая встреча генсека с зарубежными лидерами, будь это хоть вождь племени мумба-юмба, вступившего на социалистический путь развития, становилась эпохальным событием, и сообщать о нем следовало на первой полосе, с большими фотографиями. Так что с этой самой первой полосы слетела половина материалов, все пришлось переверстывать, ждать снимок с текстовкой, и Рома основательно застрял.

– Не надо было Илону отпускать, – сказала Варвара Павловна. – Вот бы она сейчас пригодилась. Так ведь ускакала, коза! Даже не попрощалась. Ну, эти девки…

– Может, что-то у нее случилось? – предположил Рома.

– Похоже, что случилось. Ей подружка позвонила, так Илонка к ней и понеслась, как наскипидаренный кот.

– Оля?

Варвара Павловна знала по именам и голосам всех, кто говорил по телефону с ее подчиненными.

– Оля.

Рома взял трубку, набрал на диске номер, но услышал только длинные гудки. И неудивительно – Илона и Оля никого слышать не желали, потому что одна плакала и ругалась, другая ее утешала.

Рома, забеспокоившись, позвонил через пять минут – с тем же результатом. И дальше он названивал по мере приближения к Олиному дому из автоматов.

Потом он долго трезвонил в дверь и даже кричал:

– Оля, открой, это я, Рома!

Ему не открыли. В голову полезла чушь. Рома выбежал на улицу, задрал голову, увидел окна, которые, по его соображению, должны были быть Олиными. Там горел свет. Он вернулся к двери, жал на кнопку звонка, стучал, но впущен не был. Тогда он сел на ступеньку и приготовился ждать.

Ему было жаль себя, но он ничего не мог поделать – должен был дождаться, даже если бы пришлось просидеть на лестнице до утра. И ему мерещилось то, что могло бы оказаться правдой: там, у Оли, образовались две пары, Оля с Гошей – на тахте, а Илона с кем-то из компании – на раскладном кресле, где и в одиночку-то трудно поместиться. И почему бы нет? Он знал, что Илона сейчас одна, но сколько же можно красивой девчонке быть одной?

В четвертом часу ночи дверь открылась, вышла Илона. Незримая Оля удерживала ее за руку.

– Нет, я должна идти, – повторяла Илона. – Не трогай меня, я должна идти. Мне нужно готовиться к экзаменам. Я должна поступить в институт… Пусти меня, я не могу терять зря время, у меня экзамены…

Илону качнуло. Рома вовремя успел вскочить, подбежать, поддержать. Она даже не поняла, на кого оперлась.

– Олька, пусти, мне нужно идти, – продолжала Илона. – Я потом приду, слышишь? Я завтра приду… Ложись спать! А мне нужно готовиться к экзаменам…

Видно, Оля там, за дверью, тоже еле держалась на ногах. Она отпустила Илонину руку – и что-то там, в ее прихожей, грохнулось с деревянным стуком, Рома заподозрил стоячую вешалку, которая нетвердо держалась на трех своих ногах, и хвататься за нее было опасно. Дверь захлопнулась.

Они остались вдвоем на темной лестничной площадке. Рома обнимал Илону, а она, видимо, пыталась понять, где тут ступеньки.