Кровавые ягоды калины - Анна (Нюша) Порохня
С чердака послышались звуки двигающейся мебели, шаги, а потом, короткий рык разочарования и злобы.
– Не нашла книжку-то! – довольно протянула Танька и тут же, испуганно сказала: – Пойдем отсюда! Лучше к людям поближе держаться!
Мы вернулись в комнату и снова оказались под пристальным взглядами соседей. Они стояли возле стены, а над ними висела репродукция картины "Ленин и Сталин в Горках". Я покосилась на Таньку и заметила, что она еле сдерживает улыбку. Мне самой хотелось смеяться, но не в такой же ситуации, ей Богу... Сжав плотнее губы, я поняла, что колдуны обратили внимание на нас и Корней, повернул голову к картине, а потом, что-то сказал Прохору и тот, тоже оглянулся. Они оба прищурились и на их скулах, задвигались желваки – мы их явно раздражали. Чтобы не бесить их еще больше, мы пошли ближе к тетке и встали за ее спиной. В этот момент, в дверях появилась фельдшерица и тетка, услужливо сказала:
– Елена Валерьевна, у вас юбочка в побелке. С правого бока, пятно.
– Спасибо. – врачиха, даже не старалась скрыть разочарования. Ее щеки горели, глаза возбужденно блестели, а волосы выбились из хвоста. – Где-то стену обтёрла.
Но мы-то с Танькой знали, что она и где обтирала...
Глава 25
Больше фельдшерица из комнаты не выходила и было очень заметно, что она нервничает и бесится. Леночка конечно улыбалась всем, кто подходил к ней, сочувственно кивала, но нас одурачить, она уже не могла. Время подходило к выносу покойниц и в коридоре началась какая-то суматоха. Через минуту, в комнату вошел батюшка, а за ним, невысокий, щуплый дьячок, волоча неподъёмные кадило. Я взглянула на врачиху и заметила как она испуганно дернулась в сторону двери, но проем уже забили люди с улицы и протолкнуться сквозь эту толпу, было просто нереально. Оно и понятно, все интересовались похоронами ведьмы, да и поминки, в маленькой деревне – событие, сродни развлечению. И поешь, и выпьешь, и сплетни послушаешь.
Колдуны стояли спокойно и это тоже говорило в их пользу, ведь по классике жанра, злые ворожбиты, должны были корчиться в присутствии духовного лица, а тем более, с церковной утварью, наперевес. Но ни Корней, ни Прохор и взглядом не повели, даже когда по комнате поплыл удушающий запах ладана. А вот Леночка, еле держалась... Танька со злорадством наблюдала за ней и склонившись ко мне, прошептала: - Смотри-ка, не очень-то хорошо нашей врачихе!
Фельдшерица была бледна как стена, руки ее дрожали и она комкала край свитерка, чтобы скрыть это. Глаза, темными пятнами, горели на этом обескровленном лице и мне даже показалось, что была бы ее воля – перегрызла бы всех и дьячка, и батюшку и даже колдунам бы досталось.
Когда сестер понесли из дома, она чуть ли не первая выскочила на улицу и когда тетка, схватила ее за руку, возмущенно воскликнув: – Куда перед покойником?! – злобно взглянула на нее, но темп поубавила.
Кладбище находилось совсем рядом и пройдя вверх по дороге, мы оказались на заросшем погосте, который похоже, давным-давно не чистили. Ветер пронизывал до костей, мороз набирал обороты и быстренько попрощавшись с покойниками, люди потянулись к выходу из кладбища, а в прозрачном, звонком воздухе, раздались глухие удары – замёрзшая земля, падала на гробы.
– А где ж поминать будут? – тетка пристроилась к какой-то бабуле и та, взглянув на нее блеклыми глазами, сказала: – Так в столовой, что при магазине была. Там помещение большое, все поместятся.
Я поискала глазами колдунов и фельдшерицу, и увидела их, идущих чуть позади. Леночка вцепилась в локоть Корнея и притворялась умирающим лебедем. А может и не притворялась – батюшкино кадило, сделало свое дело.
– Она как и родственница ее –Лидка, на Корнея глазом накинула. – Танька тоже заметила, что врачиха уделяет внимание, именно Корнею. – Прям зов предков!
Но что еще было странным, так это взгляды колдунов, которые они периодически бросали в нашу сторону. Практически прожигали насквозь, своими мистическими очами и я ощущала как колет между лопатками.
Столовая была старая, еще советских времен, с большими окнами, рамы которых, заткнули ватой, спасаясь таким образом от сквозняков. Квадратные, с фанерными столешницами столы, составили в ряд и накрыли скатертями, а выщербленные полы, вымыли до блеска. В воздухе витал запах борща и компота из сухофруктов.
Мы вымыли руки и расселись за столом, на холодных стульях, с неудобными спинками. Корней и Прохор, устроились рядом с нами, по обе стороны, а врачиха, уселась ближе к Корнею. Танькино лицо сделалось недовольным и она, сжавшись, не двигалась, чтобы не зацепить Прохора, а тот, будто не замечая ее стеснения, развалился на стуле, касаясь коленями, ног подруги.
– Прижиматься обязательно надо??? – услышала я ее шипящий голос. – Я не люблю когда меня трогают чужие люди!
– Если бы я тебя трогал, ты бы по другому запела. – тихо ответил Прохор и Танька сдавленно охнула.
– Ты слышала?!! – она повернулась ко мне. – Это ведь нахальство!
– А что ты хочешь от этих грубиянов? – пожала я плечами. – Мужичьё.
– Ты бы полегче с выражениями. – это Корней шепнул мне на ухо и по спине пробежали мурашки от его влажного дыхания. – Ешь борщ лучше.
По ряду уже передавали тарелки с борщом и я, сунув ему горячую тарелку в руки, еле сдержалась, чтобы не вывернуть колдуну ее на колени. Странное желание... Они раздражали нас, а это, говорило об обратном – я видела в нем его предка и что греха таить – млела.
Все съели кутью, выпили за упокой души и принялись стучать ложками. Борщ оказался вкусным, с хорошим куском мяса в каждой тарелке и я снова подумала, что колдуны не поскупились. Рюмки опять наполнили и за столом, завязался разговор.
– Что не говори, а Лукася хорошая баба была. – сказала женщина, в розовой, пушистой кофте. – Всегда помогала...
– И гадала хорошо. – поддержала ее соседка. – Вот как она сказала, так и сбылось у меня по жизни.
– Бабское это дело, в гадания верить! – фыркнул участковый и погладил свою фуражку, лежавшую возле тарелки. – Ерунда! Что ж она, сама себя, от смерти не уберегла???
– Так может это так не работает. – предположила я и он
