Ты меня бесишь (СИ) - Еленова Полли

Он знает, что она не реальна.

Хотя многие и думают, что он не может отличить галлюцинации от… иного.

Он давно уже не пытается объяснить.

— Я застал смерть Клеопатры, кстати, я говорил? Мы обсуждали с ней… демонов, — Скирт отводит взгляд. — А, впрочем, неважно. Что я там говорил? Люцифер замкнутый, конечно, и гипотетически обладает большой силой. Мне же проще говорить, что я владею магией. И… ничего не вижу.

«А разве ты не рассказываешь всем на каждом шагу про русалок и единорогов, разве не милая кельтская мифология закладывается во всё, что ты делаешь?»

Скирт начинает дрожать от холода и создаёт огненную сферу между ладонями. Она освещает подвал и три окровавленных трупа.

Он, разумеется, успел дать им имена — Бран, Форгалл и Лоэгайр.

Тома же он оставил просто Томом, хотя никогда его не видел, но уловил безвинную смерть.

Как бы то ни было, мир жесток, Скирт видел слишком много ужасов, чтобы придавать им значение.

Можно ли оставаться на земле тысячелетиями и сохранять сердце?

— Я научился не задумываться, — отвечает сам себе, вводя фею в недоумение. — Если бы дело было только в русалках…

Тени медленно ползут к его клетке, заставляя вжаться в стену.

— Я не мог нормально жить, потому что видел…

Он пытается сделать огненную сферу больше, но тьма обступает его, становится гуще, тишину разрывает писк.

Фея скалится, не обращая ни на что внимание.

«Что ты видел?»

— Отец долго искал лекарство, способное помочь, говорил, что уже думал прибить меня, чтобы не мучился. Но, он всегда так говорит, ты же знаешь…

«Что ты видел?»

— Он стал давать мне всякое, что воздействовало на разум, вызывало галлюцинации, и это приглушало…

«Что ты…»

Фея исчезает вместе с потухнувшей в одно мгновение сферой.

Скирта начинает трясти.

— Видел… Чувствовал… Тяжелый взгляд Бога.

Но он уже не слышит собственного голоса.

#21. Чужой

Джек стоит у зеркала в уборной штаба Охотников. Суммарно за эти дни он проторчал так часа четыре.

Метка на месте вампирского укуса пульсирует и чёрной вязью проступает сквозь кожу.

Свои ему ответили, если опустить маты, что-то вроде: «Ральсель мастер печатей, но он тебя за это убьёт, а не поможет. Сам переспал с ней, сам и разбирайся, пока Раль не вернулся».

И Джек пытался. Он пробовал смыть метку специальным раствором. Пробовал вытравить её, выпив «лекарство». Не спал ночь, проводя какой-то мини обряд для подобных случаев. Но тех мер, которые он предпринял, оказалось недостаточно…

***

Лидия, как обычно, зависает с ноутбуком на мягком багровом ковре, наблюдая за перипетиями вампиров и оборотней в сериале для подростков. На ней розовый пеньюар и того же цвета мягкие носки с подвязками и помпончиками на них. Рядом тарелка с разноцветными шариками из сухого завтрака. На часах семь утра.

— Ладно, — зевает она, — завтра досмотрю.

В её домике чёрные стены и красный свет, перегородка есть только у туалета, впрочем, чёрная ванная преспокойно себе обходится и без неё.

Лидия подходит к центру комнаты, где на будто каменном возвышении стоит тяжёлый розовый гроб со сдвинутой крышкой.

Половина оборотней Хедрика помогали ей затаскивать эту хреновину, которая выглядит как отреставрированная мебель из чьей-то древней гробницы. Другая половина носилась за ней с осиновыми — ну или что там они нашли — колами, что не очень приятно. Никому не хочется вытаскивать из себя занозы.

Везде потухает свет, Лидия прикрывает крышку гроба и сладко засыпает.

Спать она собирается аккурат до сумерек.

Джек приходит к ней впервые. Раздосадованный, мягко говоря, с оружием, которое скрывал под курткой на тот случай, если Лидия откажется снять с его шеи свою метку.

Он практически бесшумно — только не для вампирских ушей, разумеется — обходит помещение и, закатывая глаза, подходит к её «кровати».

— Гроб. Ещё и розовый. Серьёзно? — он стучит по крышке. — Есть кто дома? Не душно там?

— Я же не дышу, дурашка, — звучит её сонный голос и вскоре отодвигается крышка. — Привет.

У неё спутанные карамельные кудряшки и на удивление блестящий взгляд желтых глаз.

— Привет, — невольно улыбается он. — Не дышишь, эм, когда спишь? Слышал, что вообще не дышать, чисто теоретически, могут только чистокровные.

— Правда? — больше она ничего не отвечает, зевая и потягиваясь. — Ты принёс… молоко?

— Нет… — отвечает растерянно, и вдруг начинает улыбаться. — Кровяная колбаса есть. В машине только. Будешь?

— Да…

Она тянет его за ворот на себя и вовлекает в горячий поцелуй.

Джек ловит себя на том, что снова теряет рассудок, и мягко отстраняется, едва касаясь её плеч, словно для того, чтобы не дать ей приблизиться снова.

— Стой-стой-стой, вообще-то, я к тебе по делу. И должен быть зол на тебя.

— Должен? Заинька, ты ничего никому не должен…

Она выбирается из «постели» и включает воду в ванной, добавляя туда шарик с пеной.

Джек закатывает глаза.

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Сними это, — оттягивает ворот одежды, открывая шею, — сейчас же!

— Не волнуйся, с моей меткой ты сможешь прожить от двух недель до трех месяцев…

Она садится на край ванны и снимает носки. У неё совсем небольшие изящные ступни и выкрашенные в красный ногти.

— О да, это очень много, обнадёжила, — Джек подходит ближе и стискивает её плечо, наклоняясь к ней. — Я сказал, сними это сейчас же…

— Не надо злиться на меня! — вскидывает она обиженный взгляд и начинает снимать пеньюар.

— А что я должен делать? — рычит он… и отходит от неё, отворачиваясь. — Если не хочешь проблем… — бросает в её сторону взгляд, цокает и поворачивается к ней спиной. — Короче, ты поняла.

— Но ты расстроил Хедрика, — забирается она в ванную. — И потом, — добавляет с лёгкой, тёплой усмешкой, — я хотела, чтобы ты вернулся.

— Для чего? Знаешь, это звучало бы даже лестно, — тянет он, и резко повышает тон: — Если бы не одно «но»! А с Хедриком мы уж как нибудь сами разобрались бы. Я вообще просто выполнял приказ.

— Не нужно кричать на меня!

И Лидия уходит с головой под воду, оставляя Джека одного.

Хоть и чувствуя, что это провокация, он подходит к ванне и опускает руку в воду, чтобы поднять Лидию.

Но она лежит на дне глубокой ванны тяжёлым камнем.

— Да что б тебя! Я выстрелю, если не поговоришь со мной.

Едва разборчивый из-под воды доносится ответ:

— Проще забраться ко мне… Раздевайся.

— Нет.

— Ну пожалуйста.

— Я уже расплачиваюсь за то, что было, — замечает он.

И она выныривает из воды.

— Или так, или веди меня к своим людям, если сможешь.

— Смогу. Или их сюда. Но я хочу… решить всё миром. Ты… просто дура.

Она ластится к нему горячей, мокрой, гладкой кожей.

— Обещаю, больше никаких глупостей.

— Сначала докажи, — почти сдаётся он, и по ней невольно скользит его блестящий взгляд.

Она качает головой и целует его в нос.

— Проведи со мной время, на утро я тебя отпущу целым, без метки. Уберу сейчас и ты исчезнешь.

Джек прикидывает, что такой расклад его устраивает, если она, конечно, не врёт, и убивать её не хочется. А предположение её верно, Джек скорее всего просто бы ушёл…

— Ладно, я останусь до утра. Но… не наглей.

Она кивает.

— Раздевайся.

Джек вздыхает, но… с удовольствием стягивает с себя одежду и залазит в горячую воду.

— У тебя интересный дом, — будто только сейчас замечает он.

— Да, я же говорю, решила пожить скромным отшельником.

Она обнимает его со спины и целует в шею.

— У тебя очень приятная кожа.

Джек напрягается, хотя и не сказал бы, что ему не было приятно.

— Учти, я выпил кое что, моя кровь сейчас будет мерзкой…

— Это очень расстраивает, ты не принёс мне ни крови, ни молока… Ну что за человек?