Мельничиха из Тихого Омута (СИ) - Лакомка Ната

Кряхтя и вздыхая, Амби опустился на нашу колченогую скамейку, грозясь развалить её, а я вкратце изложила свой план. Новаторский план - не побоюсь этого слова.

- Мне нужен мастер - поставить особые лопасти к жерновам, чтобы перемалывать сырье. простите, ветошь, - перечисляла я, загибая пальцы, - повозка и лошадь, чтобы собирать по деревне тряпки, из которых мы будем делать бумагу, а ещё нужно проложить здесь норма. хорошую дорогу. Потому что по такой дороге ни материал привезти, ни клиентов пригласить.

- Ещё и дорога? - немного запечалился граф. - Это влетит в грошен, скажу я вам.

- За бумагой - будущее, - не сдавалась я. - Представьте, что вы станете единственным производителем бумаги во всей стране? И вы ничего не потеряете - у вас останутся и мельница для зерна с господином Закхеем, и бумажная мельница во главе со мной.

Я проявила всё своё красноречие и пообещала составить смету, где рассчитаю возможную прибыль и окупаемость производства. В результате несколько золотых монет сразу же перекочевали из кошелька господина графа в мою поясную сумочку в качестве начального капитала.

- Сделайте пробные образцы, - граф нехотя засобирался домой, потому что солнце уже подбиралось к полудню. - И подготовьте расчеты. Ознакомлюсь с ними, посмотрю, что у вас получится - тогда и решим, стоит ли дело затрат. Только осторожнее, - он оглянулся по сторонам и понизил голос: - держите всё в секрете, иначе королевские мастера быстро обо всём пронюхают...

- Буду молчать, как рыба, - заверила я его.

К этому времени карета графа уже вернулась, а вместе с ней вернулся и судья. Граф тоже заметил его и прощался со мной гораздо дольше и нежнее, чем требовалось. Господин Кроу разговаривал с кем-то из крестьян, но косился на нас совершенно бессовестно.

- Поторопитесь, ваше сиятельство, - не выдержала я витиеватых прощаний, - обед остынет. Если вы получите несварение желудка, я себе этого никогда не прощу.

- Да, мне пора, - с сожалением признал граф и удалился, наконец, в сторону кареты.

Я помахала ему вслед платочком и сделала реверанс, улыбаясь от уха до уха. По-моему, господина судью от этого даже передернуло.

Он подошел ко мне, кусая губы, и словно между прочим спросил:

- Видел, вы золотишком разжились, хозяйка? За что граф так щедро заплатил?

- Подглядывать нехорошо, - ответила я, продолжая помахивать графу, - а вы ведете себя так, будто ревнуете.

- Я?! - вскинулся он. - Да я был женат, к вашему сведению!

- Аргумент, - признала я. - Даже не поспоришь. Хотите блинчиков с малосольной форелью?

- Что?.. - растерялся он.

- Обед уже, господин Кроу. Даже вам надо есть как минимум три раза в день, чтобы наводить страх и ужас на местных преступников. Блинчики с форелью? В качестве перекуса? А на ужин у нас будет горох с солониной. Это вас не соблазнит?

- Соблазнит, - сказал он угрюмо. - Вы точно ведьма.

- Не повторяйте чужих глупостей, а то рассержусь, и вы останетесь голодным, - пригрозила я ему.

- Аргумент, - передразнил он меня.

- Идёмте, - я направилась к мельнице, но тут над озером прокатился дикий вопль.

Это кричал граф Фуллартон. Он стоял возле кареты, у распахнутой дверцы, и орал, вскинув кулаки к небу:

- Вы что сделали с моим экипажем, Кроу?!.

- Так вы сами разрешили, ваше сиятельство! - заорал судья в ответ. - И ничего не сделал! Всего-то... замочил немного.

- Вы ответите за это! - граф в сердцах отвесил плюху мельнику Закхею, хотя тот ни в чем перед его сиятельством не провинился. - Лошадь мне!..

Мы с судьей задержались, чтобы посмотреть, как двое слуг закидывали господина Фуллартона на лошадь, а потом еле успели поймать, когда он повалился из седла на первом же шаге. Тем не менее, в карете граф ехать не захотел, и оставалось лишь пожелать ему удачи на неровной дороге к Тихому Омуту.

- Если он свернет себе шею, его смерть будет на вашей совести, господин Кроу, - сказала я.

- Ничего, со своей совестью я по этому поводу договорюсь, - ответил он.

- Какой вы добрый и сердечный человек...

- И не говорите, хозяйка, - покаялся он, снимая шапку перед тем, как зайти в дом, - вот подумаю о своей сердечности, и сам плачу от умиления.

Глава 13. Любовь и блинчики

Думаю, если судья и плакал, то только крокодиловыми слезами. Но вслух я этого не сказала, потому что вряд ли господину Кроу было что-то известно о крокодилах. Получу ещё новые обвинения в ведьмачестве. А оно мне надо?

Форель пролежала с укропом и солью около шести часов, и когда я достала её, нежное мясо уже пахло пряно и чрезвычайно аппетитно. Если бы я готовила рыбу только в соли и пряностях, потребовалось бы около суток, но когда добавляется пшеничное вино - это совсем другое дело. Такую рыбу можно есть уже через час. И она будет ничуть не хуже той, что пролежит день в рассоле.

Жонкелия уже пришла в себя, забрала чашку с луковыми питами и отправилась следить за работниками, угощать клиентов и принимать от них плату. Выглядела она, может, мрачноватой... Но когда мамаша Жо была радостной?

- Вы ей сказали? - спросил судья, уже привычно усаживаясь на лавку, за стол.

- Сказала, - уклончиво ответила я. - Но давайте хотя бы во время еды не будем ни об утопленниках, ни об убийствах.

- Хорошо, - судья был на удивление сговорчив. - А за что Амбруаз отсыпал вам золотых?

Нет, определённо - по способности заводить разговор на неудобные темы господин Кроу был в передовиках. Нельзя про утопленников - хорошо. Он будет расспрашивать про графа. Но в этот раз его дотошность меня не испугала, а позабавила.

- Да что вы никак не уймётесь? - спросила я с притворной суровостью. - Граф уехал, а вы остались. И только вы сейчас попробуете самых вкусных блинчиков на свете, приготовленных по рецепту моей бабушки.

Судья как-то странно посмотрел на меня и хмыкнул.

- Чем хмыкать, - сказала я, потому что хмыканье мне очень не понравилось, - вымойте руки. Вы только что утопленника этими самыми руками трогали.

- Мы же решили, что не будем об этом, - не остался он в долгу, но поднялся и пошел к умывальному тазу. - А вы так и не ответили. Золотые ведь вам граф не за красивые глаза дал?

Красивые глаза! Мамашу Жонкелию удар бы хватил. Она ведь сказала, что у меня глаза -как у крота.

- Так вы мне ответите или нет? - начал терять терпение судья. Он с таким рвением тер ладонью об ладонь, что я совсем некстати припомнила об Отелло.

Некоторые предпочитают совершать убийства чистыми руками.

Фу! Какие глупости лезут в голову!

Я решила не провоцировать господина Кроу и сказала, разбивая в миску одно за другим три яйца:

- Вот, хочу перебази... переделать мельницу из крупорушки в фабрику по производству бумаги. Думаете, выгодное дело?

- Бумага?.. - Кроу вытаращился на меня. - И как вы собираетесь её делать? Украдёте секрет изготовления у испанцев?

Подсыпая во взбитые яйца щепотку соли и подливая воды, я тянула с ответом. Светочка, ты опять ляпнула что-то совсем не то. Давай, поведай миру, что сирота-вдова-мельничиха раскрыла секрет изготовления бумаги. Да тебя точно сожгут, как ведьму, и пепел закопают.

- На самом деле, - сказала я, таинственно понизив голос, - граф разузнал кое-что. Теперь попробуем применить его знания на опыте. Так что, дело стоящее? Как вы считаете?

- Зачем вы спрашиваете у меня? - он вытер руки и уселся обратно за стол. - Вы ведь всё уже решили, хозяйка, не так ли?

- Да что же вы злитесь, - удрученно сказала я и подсыпала муки, замешивая тесто, а потом добавила немного соды, загасив её винным уксусом. - Наверное, голодный - поэтому и злитесь. Но сейчас вы подобреете, это я вам обещаю.

Он опять хмыкнул, показывая, как в это верит. Но когда я обмазала сковороду кусочком сала, и на тарелку плюхнулись блины из первой партии - тонкие, ноздреватые, в которые так и хотелось поскорее завернуть ломтики малосольной форели, густо обсыпанной укропом, судья забыл хмыкать и набросился на угощение, будто не ел неделю, а я спасала его от голодной смерти.