По дорогам Авалады - Анастасия Рул
Гай кратко рассказал, что он родился в небогатой семье, оба его родители — люди. С детства у него обнаружился дар к врачеванию, в пятнадцать лет он поступил в Академию Вектора на лекарский факультет. Вектор был дружественной страной из-за родственных связей двух князей, поэтому ему удалось получить лучшее образование, и уже в двадцать пять он вступил в гильдию лекарей. Потом десять лет занимался изучением заклинаний магии Воздуха. Был также отобран князем острова за свои способности к врачеванию и управлению одной из стихий. Гай также был магом третьей ступени.
Зен о себе не рассказывал, обронил, что силен в магии огня и хороший боец на мечах. Я хмыкнул — мага первой ступени сложно назвать «сильным». Он не просто сильный, он почти обладает могуществом самого Бога Огня.
Зен по большей части молчал. Может, оттого что мало выпил, может, потому, что был занят разглядыванием жены трактирщика, которая время от времени выходила в зал с подносами. Красивая женщина, фигуристая, но из уважения к хозяину трактира к ней никто не подкатывал.
О себе я ничего не рассказывала. Больше слушала, делала большие удивленные глаза, и кивала головой. С Йером мы быстро нашли общий язык. Я пожаловалась ему, как мне было плохо в теле эльфа, как меня сводили с ума чужие эмоции, и посочувствовала, как Йеру, бедному, живется плохо в полу эльфийском теле со способностью к эмпатии. После того, как я назвала его за это героем, полукровка обнял меня за плечи. Он быстро забыл о своей подозрительности ко мне, и мы вместе с ним начали распевать старые эльфийские песни. Как оказалось, он был мягким и отходчивым человеком, который быстро прощал обиды. В общем, контакт за кружкой эйко с Йером был налажен.
Гай же относился к той породе людей, которых я искренне уважала за силу воли. Даже пьяный он продолжал сидеть с каменным лицом, ни разу не улыбнувшись ни одной шутке Зена. Легкий румянец на бронзовых скулах говорил о том, что он выпил. Необычный человек. Люди, подобные Гаю, имеют небольшой выбор — либо они сломаются под ударами судьбы, либо они сами ударом сломают свою судьбу. Таких боятся, таких людей уважают.
Характеры тех, с кем мне предстоит отправиться в опасный путь, стали ясны мне, когда мы прикончили уже пятую бутылку с эйко.
Наступала полночь. Трактир гудел пьяными голосами и смехом, когда деревянные двери открылись, и на пороге застыл новый посетитель. Народ замолчал на секунду, а потом стены содрогнулись от смеха — в трактир зашел искандар. Перебирая четырьмя лапами, он удивленно смотрел по сторонам, словно спрашивая: «а куда это я попал?»
— Что, зверюга, тоже выпить хочешь? — выкрикнул в общем ржании какой-то землепашец. — Эй, хозяин, налей-ка ему.
— Да ему ведра три надо выпить, чтобы догнать нас, — добавил один из компании брата трактирщика.
— Эй, кто вызвал экипаж? Он прибыл! — пошутил кто-то из землепашцев.
— О! Глянь, искандар! — с запозданием заметил его один из гоблинов, пихая собутыльника локтем.
Народ веселился, мои ребята тоже улыбались, а я напряглась, наблюдая за животным. Он пару раз мотнул головой, словно отгонял невидимых насекомых, нервно дернул хвостом, и, ощетинившись, поднял голову, издав долгий, протяжный вой, полный тоски. Я подскочила с места, протрезвев.
— Парни, его надо вывести! — в полной тишине зала сообщила я. — Придурки, вой искандара — плохая примета.
Народ, ошарашенный воем животного, сперва молчал, а потом раздались новые волны смеха.
— Глянь, как оголодал, аж воет, — восхищался говорливый землепашец.
— Не, это он поет! Ничего ты не понимаешь в искусстве!
— Дайте ему выпить!
— О! Слышал? Он теперь еще и воет!
Зен дернул меня за рукав одежды, с улыбкой спрашивая:
— Ты чего? Испугался?
Я не спускала взгляда с животного, молясь Высшим Силам, чтобы он больше не выл. Трактирщик тем временем опомнился, подошел к незваному гостю, схватил за поводья и вывел наружу. Искандар не сопротивлялся, спокойно дал себя увести, и только когда он скрылся из виду, я села обратно на лавку, вытирая пот со лба.
Ребята со смешками наблюдали за мной, а я пояснила:
— Не слышали о такой примете? Если искандар воет, глядя на компанию из нескольких человек, то вскоре в этой компании кто-то умрет.
— Какой ты суеверный, — хмыкнул Зен. — На, выпей. Приметы для слабых и тупых.
— Верно, — мягко согласился с ним Йер. — Он испугался, вот и взвыл. Здесь шумно, накурено. Зашел по ошибке, перепутал двери.
Гай присоединился к ним:
— Ребята правы, ты слишком мнителен.
Я дрожащими руками подняла кружку и выпила пару глотков. Примета была верной, проверенной мною в прошлом. Точно так же, как утренний туман предвещает ясный день, а облачный закат предвещает плохую погоду на день грядущий, вой искандара предсказывал смерть.
Я сидела, больше уже не распевая песни с лучником, судорожно оглядывалась и ждала. И дождалась.
Со стороны трех путников раздался испуганный вскрик, стук упавшего стула и ругань на незнакомом языке. Метнулась тень к дверям, кто-то быстро выбежал, я даже не успела понять, кто.
Мы вскочили со своих мест, оглядываясь на крик. На столе, за которым сидело трое путников, было разлито кровавым пятном эйко. В этой луже лежала голова одного из странников, высунув синий язык. С закатанными глазами он продолжал держать кружку в руке. Двое его собутыльников стояли рядом, вынув клинки, они настороженно оглядывались вокруг.
Мы подошли к месту трагедии. Гай присел возле трупа, пальцем слегка коснулся жидкости в бокале, понюхал ее, и сообщил замершим в ожидании людям вокруг него:
— Яд жарта, парализует органы дыхательных путей. Большая доза, кто-то подсунул ему отраву.
Двое друзей погибшего переглянулись между собой, и в голос сообщили:
— Мы пили из одной бутылки.
Гай подошел к столу, не трогая бутылку, опрокинутую навзничь, он также пальцем провел по жидкости, вытекшей из него.
— Здесь нет яда. Должно быть, стенки кружки были им вымазаны.
Раздался дрожащий голос трактирщика:
— Я тут не причем! Это вообще не моя посуда!
— Он прав, — согласился с ним друг умершего, лысый, с правильной формой головы и большими, выразительными зелеными глазами. — Тиу всегда пил из своей кружки. Мы все пьем из своих кружек, принесенных с собой. Верно, Камая?
— Тихо, Сан. Это наше с тобой дело, — оборвал его второй друг умершего, невысокий, кучерявый, около сорока
