Шерри Томас - Пылающие небеса (ЛП)
Это была веселая спешка, ребята подкалывали друг друга из-за ошибок, допущенных во время игры. Фэрфакс разумно удерживалась от комментариев, разве что хмыкала, когда того требовала ситуация.
Они уже увидели дом миссис Долиш, когда Уинтервейл внезапно воскликнул:
– Что за черт?!
Тит заметил их еще раньше. Фэрфакс подняла взгляд. По тому, как изменилось ее лицо, Тит понял: она разглядела строй бронированных колесниц. Сейчас они были почти невидимы, исчезая на восточном краю темнеющего неба.
– Ты о чем? – поинтересовалось несколько мальчиков.
Уинтервейл покачал головой:
– Не обращайте внимания. Просто тучи. Обман зрения.
– Как думаешь, что ты увидел? – настаивал Кашкари.
– Как твоя сестра целовалась с бродягой, – выдал Уинтервейл.
Кашкари ударил его по руке. Остальные рассмеялись, и все тут же об этом забыли.
Кроме Фэрфакс. Прежде она выглядела изнуренной и счастливой, сейчас – только изнуренной.
* * *
«Ты привыкнешь». Так сказал принц.
Привыкания пока что не произошло. Чувство беззащитной уязвимости железным кулаком сдавило горло.
– Как ты? – спросил принц.
Они успели вернуться к миссис Долиш до закрытия, и он проскользнул в комнату Иоланты с ней вместе.
Она пожала плечами. По крайней мере, с ним не было нужды притворяться – мальчишки разошлись не сразу по прибытии в пансион, так что еще четверть часа пришлось сохранять веселое выражение лица.
– Я солгал, – тихо признал принц. – Вся правда в том, что ты никогда не привыкнешь. Вкус страха всегда душит.
Иола поджала губы:
– Не стоило говорить мне это сейчас. Лучше бы продолжал лгать.
– Поверь, я бы с удовольствием, если б мог. Нет ничего более настораживающего, чем истина из моих уст.
Он поставил на плиту чайник, открыл буфет, вынул жестяную баночку и подал ей кусочек пирога:
– Я заказывал еду сегодня. Ешь, на полный желудок не так страшно.
Иоланта откусила кусочек. Она не знала, стала ли от этого меньше бояться, но пирог хотя бы оказался пропитанным и жирным, таким, каким и должен быть.
– Как ты так быстро научилась играть в крикет? – поинтересовался принц.
Она предложила Кашкари побежать, чтобы догнать остальных ребят. А затем, когда они достигли поля, притворилась, будто у нее судорога, заработав себе возможность посидеть на скамейке запасных. Наблюдение за игроками начало придавать смысл наскоро прочитанному вчера вечером. Крикетная терминология запутала ее, но оказалось, что это просто игра с мячом и битой, а с ними Иола была хорошо знакома.
Опершись бедром на краешек стола, она снова пожала плечами:
– Он не такой сложный.
Принц откинул ее койку и уселся, прислонившись спиной к стене и заложив руки за голову.
– Повезло нам. Уинтервейл был убежден, что ты превосходный игрок. Подводный камень моей аферы: разум всегда ищет, чем бы заполнить пустоту, а Арчер Фэрфакс был чистым листом.
Иоланта почти не слушала. Манера его посадки, сильные плечи и длинные ноги отвлекали.
– Поэтому Кашкари считает, что я вернусь в Бечуаналенд вместе с родителями?
– Это ложное предположение беспокоит меня меньше всего. Ты удивишься тому, что о тебе думали. В прошлом году ходили слухи, мол, Фэрфакс вовсе не ногу сломал, а был изгнан из-за того, что сделал служанке ребенка.
– Что?!
– Знаю, – невозмутимо отозвался принц, – твоя мужественность меня тоже поразила.
А затем улыбнулся, поддавшись комичности ситуации. Его лицо засветилось озорством, и он стал просто красивым юношей, который рад удачной шутке.
Прошло несколько секунд, прежде чем Иоланта осознала, что, ошеломленная его преображением, перестала жевать. Она неловко сглотнула:
– Кашкари задавал мне кучу вопросов.
Это отрезвило принца. Улыбка исчезла, словно редкий проблеск солнца в сезон дождей.
– Каких именно?
Иоланта почти испытала облегчение, когда он перестал улыбаться.
– Хотел знать, что я думаю об отношениях Британской Империи и стран, ею управляемых.
– А. – Он явно расслабился. – Кашкари должен был узнать твое мнение.
– Почему?
Чайник засвистел. Принц встал, снял его с крюка, залил кипяток в заварник и поболтал его.
– У Кашкари есть цель. Он не говорит об этом, но он хочет освободить Индию от Британской Империи при жизни. Меня считают аполитичным, поэтому он твердо знает, что, по крайней мере, я ничего не имею против его стремлений. Однако в тебе он менее уверен.
– Разве он не должен был поверить, что Фэрфакс разделяет его взгляды, так же, как Уинтервейл решил, будто я помогу ему выиграть в крикет?
Принц вылил воду, добавил чайные листья и снова залил в заварник кипяток.
– Фэрфакс родился и вырос за границей. В школе есть такие же ребята, и они наиболее ярые империалисты из всех. У Кашкари не было причин думать, что ты окажешься другим. – Принц отставил чайник и накрыл заварник крышкой. – Так что ты думаешь об отношениях Империи и колоний?
У Иоланты по-прежнему не укладывалось в голове, что правитель Державы готовит для нее чай.
– Я сказала, дескать, империя не должна удивляться тому, что ее колонии недовольны своим правителем.
– А Кашкари, вне сомнения, был приятно удивлен твоей позицией.
– Он счел мое мнение необычным.
– Так и есть. И лучше помалкивай об этом. Меньше всего нам надо, чтобы тебя заклеймили как радикала.
– Как кого?
– Того, чьим родителям следовало бы объясниться, почему это их сын мыслит подобным образом. Представь юного атланта, который вдруг начинает говорить, мол, Атлантида должна освободить все свои владения. Здесь реакция, возможно, не будет такой резкой, но лучше не проверять.
Иоланта кивнула, соглашаясь.
Принц налил и подал ей чай. Она сомневалась, хочет ли находиться к нему так близко.
– Спасибо, но нет необходимости постоянно меня потчевать.
– Ты бы делала то же самое для самого важного в твоей жизни человека.
Иоланта поставила чашку на стол с большей силой, чем следовало. За оглушающим стуком последовала неловкая тишина. Во всяком случае, неловкая для Иолы, здравый смысл которой никак не мог побороть мрачную притягательность слов принца. И он стоял так близко, что можно было уловить запах серебристого моха, в коем хранилась его одежда – чистый свежий аромат, а тепло тела придавало ему легкую пряную нотку.
– Мне нужно вернуться в лабораторию, – проговорил принц, делая шаг назад. – Береги себя, пока меня не будет.
* * *
