Злодейка чужого мира (СИ) - Екатерина Белова
За столом собрались представители сразу трёх родов. Катх, Древоток и Бересклет. Около десятка старых представителей падших тотемов и несколько человек от новой крови. Начало стола венчало то самое огромное кресло, и Ясмин не сразу поняла, что в нем сидит ее отец. Ну или тот, кто официально считался ее отцом.
То самое, отвратительное и красивое существо, которое она видела в воспоминаниях истинной Ясмин.
— Глава Астер, — она сказала это раньше, чем подумала.
А после склонилась в уважительном полупоклоне, прежде чем поняла, что она делает. От ужаса у неё сердце подкатило к горлу. Она его ненавидела, боялась, хотела заполучить. Добиться давно просроченный отеческой любви и закрыть горячую рану, которая всегда сидела в ее груди.
— Ясмин.
Разумеется. Он никогда не называл ее дочерью. Та Ясмин этого не понимала, но она могла понять. Любимая жена, идеальный брак, благое существование на пике мира, и вдруг ребёнок от другого мужчины. Дитя, нарушившее течение их жизней. Символ предательства.
— Я рад видеть тебя, — произнёс он явно через силу. — Надеюсь этот дом станет для тебя местом покоя и силы.
Этот дом, надо же. Это и ее дом. Она не виновата в половых проблемах своих родителей.
— Благодарю, глава Астер, — ответила она, все также безвекторно глядя сквозь всех них. — Мой дом всегда был местом покоя и силы для меня.
Короткий кивок, поджатый рот. Миг и отец отвернулся, словно в зал зашла поломойка и посмела заговорить с главой тотема. Заговорил с высокой темноволосой женщиной, матерью Айри и Лёна, и одним щелчком выключил ее из общества.
Дураку же понятно, что они собрались здесь ради неё. Ради неё выскочили из постелей в самую рань, выбрав момент, когда мать будет в лаборатории. Все это — лишь способ давления. Проверка давно утраченной связи.
А в груди колет.
Глупая, глупая Ясмин.
Ей хотелось обнять руками тот маленький почти угасший огонёк, который остался внутри неё от той, ушедшей Ясмин. Погладить несчастливое пламя. Сказать, что нельзя. Не получится взять любовь, если ее не дают. Это же не печенье.
— Я присоединюсь, — звонко сказала она.
В идеальной тишине проскользнула к длинному чёрному столу, укрытому снежинками салфеток, уставленному вереницей овальных блюд семи оттенков зелёного. Темный — для салатов и закусок, пастельный для горячего, малахитовый для рыбы, оливковый для мяса, бирюза — для соусов… Ягоды всегда кладут в розовые салатники в форме кувшинок, а фрукты режут и выкладывают на квадратные доски, но на столе их не нашлось. Было установлено лишь несколько мелких чайничков в виде цветочных бутонов самых смелых расцветок и тёплых тонов.
Остановилась у незанятого тыльного края стола, где пустовало такое же высокое кресло. Место напротив главы тотема — место ее матери. Без всякого стеснения села с левой стороны от него. Левая — женская половина.
— Это место принадлежит твоей сестре, — мягко сказала тетка, которая ещё миг назад казалась увлечённой беседой с ее отцом.
Тетушка Ле-Ле. Лилейна из тотема Катха. Ну хоть понятно, в кого пошла Айра. Темная, мягкая, изворотливая и недобрая кошечка. Сердце, впрочем, змеиное.
— Не беда, — улыбнулась Ясмин. — Придётся ей потесниться. Уступишь, Айрис?
Уступит, куда ей деться.
Места шли по старшинству и близости родства. Не будучи дочерью главы тотема, Ясмин все еще оставалась старшей дочерью своей матери.
— Не пойми нас неправильно, — засмеялся дядя Милий. — Сто лет тебя не видели, не подготовились, а ты такая острая, как юная розочка. Колешься. В детстве только и делала, что пряталась в своей комнате дни напролёт.
Не подготовились. Конечно. Именно поэтому они собрались в семь утра при полном параде. Ах, дядя… Она не осуждала, тот любил свою Ле-Ле и поддерживал в любом начинании. Она бы и сама не отказалась от такого тыла.
— Ничего, — сказала Айрис. — Я так рада, что Ясмин, наконец, дома!
Она встала и смело прошла через зал, искрясь и посверкивая, как солнечный зайчик. Всегда милая, всегда улыбчивая и определённо умная. Много умнее, чем пятнадцать лет назад.
— А где же мои спутники? — спросила Ясмин.
Вчера она о них просто-напросто позабыла. Кого интересует кучка мужчин, когда перед тобой стоит мать, которую ты не чаяла увидеть живой?
Айрис села рядом и взяла ее за руку. Ясмин легонько сжала ее ладонь, проверяя реакцию, и вдруг осознала, что не может оценить степень ее искренности. Айрис прекрасно контролировала свои физические реакции. Тёплый взгляд, уверенные руки, дружелюбная улыбка. Внутренний психолог не мог не восхититься подобной способностью к самоконтролю.
— Прости, Айрис, — дружелюбие — игра, в которую Ясмин умела играть бесконечно. — Мы не виделись кучу лет, я страшно боюсь, что забыла все на свете, когда увидела маму.
Да что там игра. Она на этой ерунде карьеру сделала.
— Ясмин, — окликнул отец.
Короткий окрик. Так окорачивают заигравшегося ребёнка или зарвавшегося пса.
Открытый намёк на ее незаконнорождённость. Ее полное имя — Ясмина, но дитя, лишенное покровительства главы тотема теряет одну букву имени.
Ясмин несколько долгих секунд обдумывается тактику, а после отвечает:
— Да, глава Астер?
Она точно знает, что ее рука не дрогнет в руке Айрис. Любовь, так отчаянно нужная оставшейся в прошлом Ясмин, не нужна ей самой. Особенно сейчас, когда рядом мама.
— Я рад, что ты вернулась невредимой, — отец долго изучает ее лицо, прежде чем продолжить. — Мы хотели бы знать последние новости из большого мира, ведь здесь совершенно ничего не происходит.
У него дар, говорить подобные вещи с каменным лицом. Ни единого намёка, какой подвох кроется в его вопросе. А Айрис все ещё держит ее руку. Они была не права, решив, что этот мир лишён психологии, как науки. Вернее было бы сказать, что Варда лишена. В Чернотайе дела обстояли много иначе.
— Мир движется, глава, как двигался до нас, — с улыбкой ответила Ясмин. — Я стала мастером, получила оружие, воспитываю первый курс Цветков и вошла в Малый совет.
— Я раньше была в Большом совете, — задумчиво сказал тетушка Ле-Ле.
Замечательное сравнение. Разве не в их интересах иметь с ней хорошие отношения?
— Мне всего двадцать пять, — непринужденно засмеялась Ясмин. — В большой совет редко берут настолько юных мастеров. Там до шестидесяти делать нечего.
Скорее всего, со стороны это звучало, как намёк на тетин возраст. Тетушка Ле-Ле побледнела, хотя держалась замечательно.
Они отвыкли от такого резкого отпора.
Расслабленные неторопливой жизнью, изолированные от цивилизации, ведущие принуждённо-примитивную жизнь на натуральном хозяйстве, все они давно отучились драться за территорию. Размякли, как хлеб в молоке. А Ясмин только потому
