Евгения Соловьева - Загробная жизнь дона Антонио
Судя по довольной ухмылке бывшего пирата, вчерашнее пари его немало развлекло. Впрочем, не его одного – наверняка пари уже обсуждают у губернатора, их благородие любят байки не меньше самих пиратов. Да и ничем, кроме должности и изысканных манер, от пиратов не отличаются. Не зря так прекрасно спелись.
Едва принесли яичницу с беконом, под столом замурлыкало и ткнулось Марине в ногу. Морж решил не гневаться на хозяйку и дать ей возможность оправдаться за ужасное оскорбление.
Марина улыбнулась. Впервые за сегодняшнее утро – легко и искренне.
Подумалось, что, как ни гоняй этих двух усатых, все равно придется опять продавать карликовых барсов. Не дадут им миловаться в зале – кошки полезут на крышу, прогонят с крыши – заберутся под кровать или в кладовку. И это правильно, нельзя отказываться от смысла жизни, в чем бы ни заключался этот смысл. Главное, чтобы он был.
– Наглая ты усатая морда, – с глубоким чувством сообщила коту Марина и уронила под стол кусочек поаппетитнее.
Мурлыканье тут же сменилось урчанием и чавканьем. А Марина всерьез задумалась, как бы это подипломатичнее познакомить северянина, явного новичка на Тортуге, с некоторыми местными традициями.
– Между прочим, друг мой, – так ничего и не придумав, обратилась она к Торвальду. – Помнится, твоя команда оскудела по меньшей мере на одного матроса. Не желаешь ли посмотреть одну из местных достопримечательностей, а заодно и пополнить команду?
Само собой, Торвальд желал и осмотреть, и пополнить. И даже не задал Марине ни единого дурацкого вопроса, а просто последовал за ней.
* * *У закрытых ворот скотного рынка скучал вышибала из «Девяти с половиной сосисок». Увидев Марину с норвежцем, вышибала осклабился, открыл створку и громким шепотом сообщил:
– Полдюжины маленьких курочек и две необъезженные козочки только для вас, дорогие гости! – и заржал.
Марина передернула плечами. Скука – не повод так шутить.
А Торвальд не понял скабрезной шуточки. Или понял, но притворился недалеким варваром.
Верьте ему, верьте!
До торгов оставалось полчаса, джентльмены удачи только начали собираться и осматривать товар. Обыкновенный товар: каторжане, пленные матросы и офицеры, молодые девицы, даже одна ангельской красоты потрепанная французская маркиза. Но Марина сегодня пришла не ради них.
Сообщать Торвальду заранее о цели визита она не стала. Обойдется. Пошаталась с ним вместе вдоль загонов, где держали пленников, раскланялась с теми капитанами, которых считала достойными внимания, не заметила в упор Чирья. Особенно вежливо приветствовала капитана «Черной Жемчужины»: даром что этот джентльмен с птичьей фамилией имел вид и манеры балаганного шута, встречаться с ним на узкой дорожке не стоило. И вообще стоило держаться от него подальше, чтобы не влипнуть в какую-нибудь мистическую историю с печальным концом.
Судя по тому, что джентльмен с птичьей фамилией приглядывался к английским каторжанам, из очередной мистической истории «Черная Жемчужина» вышла не без потерь. А судя по тому, как каторжане отворачивались, слава джентльмена добралась и до английских пабов.
Пожелав джентльмену удачных покупок, Марина повела Торвальда в дальний конец рынка, куда практически никто и не заглядывал. Именно там Джон Серебряная Нога держал свой особый товар. Не маркизу, нет. Детей.
Девочек было семь, самой маленькой – лет пять или шесть, самой старшей – около десяти. Черненькие, истощенные и обтрепанные, наверняка со вшами и Дэйви Джонс знает какими болячками. Их путь на Тортугу явно был длинным и усыпанным одними шипами, без роз. Девочки стайкой жались к женщине лет двадцати с небольшим, носатой, худой до прозрачности, смуглой, с отвисшей грудью кормилицы. Судя по одежде, когда-то дорогой и красивой, девочки были свитой графской, а то и герцогской дочки. Скорее всего граф давно уже выкупил свою дочь, а может быть, девочка оказалась слаба здоровьем, не суть. Важно, что остальных девочек не сбросили в море, а доставили на торги.
При виде Марины и Торвальда женщина обняла самую маленькую из девочек и глянула с вызовом, мол, буду царапаться и кусаться, но ребенка не отдам.
Марина только пожала плечами: разговаривать сейчас бессмысленно, только испугаются еще сильнее. Кивнула Торвальду, мол, здесь все понятно, идем на торги. Мимолетно удивилась, что норвежец не спросил, за каким дьяволом Моргану понадобилась куча ни для чего не годных детей. Молодец, Торвальд Харальдсон, умеешь вовремя молчать.
У площадки, где обычно продавали лошадей, уже собралось дюжины полторы пиратских капитанов – почти все, кто стоял на Тортуге. Золота при них не было, на этих торгах Джон Серебряная Нога верил всем на слово. Он вообще часто верил на слово господам капитанам – и никто его не обманывал. По крайней мере, из ныне живых.
Торги начались, по обыкновению, с редких лотов. Молодые девицы ушли быстро и за хорошие деньги, джентльмены предпочитают своих портовых жен, а не походы по борделям.
Следом выставили французскую маркизу. За нее Марина была не прочь поторговаться, хоть и не слишком представляла, за каким кракеном маркиза ей сдалась. За ангела с достойным кисти Рубенса бюстом торговались чуть ли не все капитаны, но под конец остались лишь Марина, джентльмен с птичьей фамилией и какой-то странный человек в кожаной маске.
Когда сумма дошла до полутора сотен, Марина всерьез задумалась, стоят ли призрачные блага в будущем такой прорвы денег сейчас и не уступить ли красотку капитану «Жемчужины» – уж очень азартно он торговался. Так что последнюю цену она перебивать не стала, а вместо того улыбнулась:
– Питая безмерное уважение к вам, капитан, не смею больше препятствовать…
И чуть не рассмеялась. У коллеги сделалось удивленное лицо, даже кошачьи усики встопорщились, как у завидевшего особо наглую крысу Моржа.
– Ну что вы, сэр Морган! Кто я такой, чтобы становиться между вами и прелестной дамой!
Точно. Гениальная мысль поберечь золотишко и потрафить то ли возможному союзнику, то ли нежеланному сопернику родилась в их головах одновременно. Не иначе благодаря колдовскому заклинанию «полторы сотни».
– Две сотни, и заканчивайте балаган, – совершенно некуртуазно прервал обмен любезностями незнакомец в маске, выставил на площадку сундучок с монетами и протянул руку к маркизе. Та вскрикнула раненой птицей, бросила умоляющий взгляд сразу на обоих галантных капитанов, но была жестоко и безжалостно уведена прочь с рынка.
– Да смилуется над тобой Господь, прекрасная дама, – полным возвышенной печали голосом возгласил джентльмен с птичьей фамилией, перекрестился и, подмигнув Моргану, принялся разглядывать следующий лот.
