Марина Суржевская - Грань Теней (СИ)
Я уже хотела обрадовано улыбнуться, но тут страж сально усмехнулся и добавил:
— Там даже дриады есть…
Ксеня за моей спиной злобно зашипела. Шайдер качнул головой и кинул разочарованному стражу три медяшки. Тот ловко поймал их в воздухе.
— Гнусности не чинить, драки не устраивать, женщин не принуждать. И магию не использовать, — отрапортовал страж, чуть нахмурился, скользнув взглядом по Арххарриону, приметил рукоятки аканар и решил не связываться. И повернулся к следующим путникам.
Мы въехали в город.
* * *Темный Дол был вполне похож на обычный человеческий город. Дома в основном из темного камня или дерева, из-за чего, видимо, и получил свое название. Или его так назвали из-за погодных условий, затяжной дождь здесь был обычным явлением.
Улочки в городке узкие, петляющие, как заячья тропа. Центральные выложены таким же темным камнем, а остальные — просто утоптанная земля. Сточные канавы вдоль улиц дурно пахли стоячей водой и испражнениями, да и вообще, город производил впечатление довольно грязного места. Горожан на улицах почти не было, непогода всех загнала под крыши. Лишь изредка пробегали темные фигуры, да пару раз проехали крытые экипажи.
Но одна только мысль, что сегодня я буду ужинать горячей едой и спать на настоящей кровати, примеряла меня с неприглядностью города. А больше всего я мечтала о кадушке с теплой водой, в которую можно залезть целиком, и не вылезать целый век, пока зубы не перестанут стучать, а тело — трястись.
К счастью, подходящая харчевня, с незатейливым названием «Еда и койка», отыскалась почти сразу. Лорд Даррелл придирчиво осмотрел двухэтажное строение, оценил сурового вышибалу на входе и довольно чистые слюдяные окна и посмотрел на Арххарриона. Тот кивнул. Мы облегченно вздохнули. Сил и желания искать что-то другое уже не было.
Мальчишка-прислужник споро подхватил поводья наших лошадей, а мы вошли внутрь. Харчевня оказалась вполне обыкновенной и немноголюдной, что вполне нас устраивало. Хозяин правильно оценил наш продрогший вид и первым делом проводил наверх, в комнаты. Нас с Ксеней поселили в одну, мужчины ушли дальше по коридору.
Единственное, о чем я жалела, это что еще на улице отпустила Эххо. Просто платье у меня было всего одно, причем на мне и мокрое, а высушить его быстро удастся вряд ли. Но я решила об этом не думать, потому что пока мы осматривались, пришел прислужник с ведром горячей воды. Он был уже не молодой и покряхтывал, наполняя нам кадушку и поминая недобрым словом градоначальника.
— А чем он плох? — полюбопытствовала я, протягивая прислужнику мелкую монетку. Тот посмотрел подозрительно, но монетка, мгновенно исчезнувшая в кармане, его задобрила.
— Так запретил магию…кхе-кхе… такой! Ему то что, а нам теперь вот воду постояльцам таскать приходиться ведрами… А раньше-то как хорошо было! Сама наливалась! И плошки сами горели, и всякое другое…Только плати вовремя местному магу, да и все дела…Эх…
— А почему запретил? Удобно же, когда вода сама…
— Гад потому что! — непочтительно отозвался прислужник, — а вообще… Не поделили они чегось с главным магом, вот градоначальник наш и запретил магию вовсе…А мы мучаемся! Тьфу!
— Жаль, — огорчилась я, — хотелось бы посмотреть, как вода сама наливается. Скажите, а где у вас можно купить платье? Наши в дороге совсем износились.
Прислужник косо осмотрел Ксенин подол, свисающий бахромой. Хмыкнул.
— Так я вам супружницу свою пришлю, — обрадовал он, — у нее чегось подходящее и выберете!
И выйдя за дверь, заорал на весь этаж: — Белава! Иди сюда! Путники обнову желают!
Не успели мы передохнуть, как постучалась в дверь худая и вертлявая женщина, с ворохом одежды. Я почти сразу выбрала закрытое темно- серое платье простого кроя и с широким поясом, хоть Белава и цокала языком, предлагая мне что-нибудь поярче и подороже. Но я покачала головой, оставила монетку и ушла за завесь, где уже исходила паром кадушка.
Теплая вода окутала блаженством, и я закрыла глаза. Как же хорошо! Но рассиживаться не стала, понимая, что и Ксеня хочет помыться, пока вода не остыла. Хотя подруга не торопила. Я слышала, как ушла Белава, бормоча благодарности, а потом стало тихо, лишь изредка доносились шаги и непонятный шорох. С легким сожалением я вылезла из кадушки и обтерлась холстиной. Накинула чистую рубашку и вышла в комнатку. И замерла.
Ксеня стояла у стола и безразлично отрезала аканаром свои кудри. Вжик, и каштаново-рыжая прядь с тихим шорохом легла на пол, вжик, и еще одна…
— Ксеня! Зачем? — чуть не плача, выкрикнула я.
— Надоели. Мешают.
— Ксенечка… но как же… Твои волосы… Они ведь такие красивые!
Горькое сожаление сдавливало мне грудь, так что нечем было дышать. Прекрасные кудри, которыми так гордилась моя подруга мертвыми прядями падали на пол…
— А какая разница, красивые или нет? — со злостью спросила девушка, — скажи, Ветряна, есть ли вообще разница, как я выгляжу? Если меня все равно… не замечают?
Ее глаза сузились, рассматривая меня с такой лютой ненавистью, что захотелось отвернуться, спрятаться.
— Ксеня, пожалуйста, — тихо сказала я, — это не ты…
Она гибко, почти пританцовывая, подошла ко мне. Такая незнакомая с короткими, неровно обрезанными волосами. Улыбнулась, заглядывая мне в глаза.
— А может я? С чего ты взяла, что дело во… Тьме? Глупая добрая Ветряна… Может, я всегда была такой? И сейчас просто перестала сдерживаться? Это ты упорно хочешь видеть меня другой, но с чего ты взяла, что это нужно мне? Это — я.
Я покачала головой, не отводя взгляд.
— Нет, Ксеня. Ты была смелой, но не жестокой, решительной, но не злой… справедливой, но не безжалостной. А еще в тебе были смех и радость… А сейчас только темная злоба. Порой ты пугаешь меня. Но мы все исправим, поверь! — я схватила ее за руки, сжала холодные ладони, — исправим, найдем выход! Слышишь?
Она вырвалась. Отвернулась.
— Я уже не уверена, что мне это нужно, — глухо сказала она, — так легче. И я — такая… Чем скорее ты это поймешь и оставишь меня в покое, тем лучше.
— Я никогда этого не сделаю, — глядя на ее спину, сказала я, — потому что верю в тебя. Даже если ты сама уже не веришь…
Не глядя на меня и не отвечая, Ксеня вышла за дверь и ушла, как была, в мокром платье. Я прижала ладони к лицу, стараясь сдержать слезы.
Каштановые прядки мягко переливались рыжими всполохами в неровном свете масляной лампы.
* * *Через полчаса Ксеня вернулась. Не одна, с прислужником, который тащил ведро горячее воды, взамен той, что остыла в кадушке. Весело болтала с мужчиной, а когда он ушел, напевая, пошла за завесь и там долго плескалась и фыркала.
