Шесть соток волшебства - Юлия Стешенко
— Извини, угостить не могу. Перепутала соль с сахаром — когда попробовала, аж скулы свело. Нужно выбросить, — Валентина переставила вазочку к раковине и достала из холодильника тарелочку сыра. — Вот. Угощайся. Тут с солью все точно в порядке.
— Спасибо, — Инга сделала маленький осторожный глоток и удивленно распахнула глаза. Кофе у Валентины был отличный — плотный, чуть кисловатый, с ярким ягодным послевкусием. Такой не в каждой кофейне попробуешь. — Почему вы сразу не сказали мне, что Вячеслав давно погиб?
— Зачем? Чтобы ты меня чокнутой идиоткой считала? Нет, милая моя. Такую информацию нужно получить из первых рук, — усмехнулась Валентина. — Когда своими глазами все видишь, отрицать факты намного сложнее. Сильно испугалась?
— Да. Сильно, — не стала скрывать Инга. Она ведь действительно сильно испугалась — около месяца тому назад.
— Ну извини. По-другому нельзя было, ты бы мои слова всерьез не восприняла, — Валентина снова усмехнулась, и Инга вдруг обратила внимание на ее зубы — белые, глянцевые, ровные, как под ниточку. Зубы даже не женщины — девушки.
В желании изменять свою жизнь к лучшему Валентина была исключительно последовательна. И платила она не только дизайнерам, но и стоматологам-протезистам.
— Теперь ты мне веришь? — внезапно перестала улыбаться Валентина. Светлые прозрачные глаза смотрели холодно и опасно.
— Да. Верю.
— Тогда слушай меня. Вячеслав при жизни был мальчиком неплохим, но теперь это уже не Вячеслав. То, что подняла Евдокия, — давно не человек. И никогда им не станет. Та тварь, которая ходит в твой дом, будет смотреть в глаза, будет клясться в любви и дружбе так искренне, что ты никогда не заподозришь обмана. Это будет самый верный, самый заботливый, самый лучший мужчина в твоей жизни. Но как только представится подходящий момент — он тебя убьет.
— Но… Вячеслав давно мог меня убить, — Инга сделала глоток кофе, не чувствуя вкуса.
— Это ты так думаешь. Но у тварей, которые приходят по ночам, свои запреты и правила. Если не убил — значит, пока не пришло время.
— Мы постоянно оставались вдвоем в пустом доме. Никто никогда не узнал бы…
— Да я не про милицию говорю! — досадливо стукнула ложечкой о блюдце Валентина. — Вячеслав с того света вернулся, что ему опера со следователями! Просто у твоего хахаля мертвенького собственной жизни нет. Он твою тянет — потихонечку, помаленечку, так, чтобы ты не чувствовала. И ждет момента, когда можно будет забрать все целиком. Но для такого не каждый день годится. Убьет, скажем, на растущей луне — получит больше, на убывающей — меньше. А чтобы полностью тебя вычерпать, нужно точное время подгадать. И обстоятельства правильно организовать — амулеты развесить, знаки нарисовать. Вячеслав же помогает тебе ремонт делать?
— Ну да. Помогает…
— Плохо это. Очень плохо, — сжала узкие губы Валентина. — Наверняка он все, что требуется, уже подготовил. Под свежей краской можно любые знаки спрятать, под штукатурку — любые обереги положить. То, что ты до сих пор жива, — это чудо. Но шанс все еще есть.
— Какой? — Инга поставила чашку на блюдце. Кофе уже не хотелось. Во рту было горько и кисло, как будто пригоршню зерен разжевала, не запивая.
— А такой. Раз уж Дунька внучка к тебе привязала — значит, можно и отвязать. Разорви связывающие вас нити — и покойник вернется туда, где ему место. На кладбище.
— И… вы знаете, как это сделать?
— Догадываюсь. Дунька рассказывала мне о ритуале, и я набросала обратный процесс. Приблизительно, конечно. Если бы я увидела Дуняшины записи, смогла бы составить точный ритуал — такой, что избавит тебя от потусторонних гостей с гарантией. Ты старые рукописные тетради с заговорами не находила?
— Нет. Но в завещании указано, что я не должна делать капитальный ремонт. Возможно, они где-то спрятаны?
— Возможно. И старая дура наверняка рассказала мертвому внучку, где искать информацию. Но тебе он, конечно, подсказок давать не будет, — криво усмехнулась Валентина. — Поэтому будем работать с тем, что есть.
Поднявшись, она отошла к книжному шкафу, покопалась на полках и вскоре и вернулась с бледно-розовым молескином.
— Евдокия обращалась к Мировому древу, попросила вернуть душу умершего и привязала к тебе кровью. Значит, кровью и отвязывать нужно. Придется немного порезать себя, по-другому никак. В безлунную ночь выйди на реку, набери там ведерко воды и капни туда несколько капель своей крови. Совсем чуть-чуть, тут важно не количество, а факт. Зажги рядом с ведерком освященную свечу и прочитай вот эти слова, — Валентина толкнула Инге через стол бумажку. — Пока читаешь, опусти в воду освященный крест. У тебя же остался старый Дунькин крест, намоленный?
— Да. Остался.
— Вот и молодец. Не выбрасывай его — сильнейшая вещь, другого такого уже не найдешь. Когда закончишь читать заговор, свечу погаси, но не выбрасывай. Прибери в укромное место. И жди ночного гостя. Закипяти заговоренную водичку, завари на ней кофеек и угости Вячеслава. Можешь и просто попить дать — не бойся, он ничего не почувствует. Как только мертвец наговоренную воду проглотит, связь тут же разорвется. Но ты веди себя как обычно, не подавай виду, не зли его. Пускай покойник погостит в последний раз, пускай потешит себя надеждами. Под утро он, как обычно, уйдет — а на следующий день уже не вернется. Не будет у него сил из могилы восстать.
— Спасибо, — прошептала Инга, сжимая пальцы на плотной бумаге, расписанной по углам виньетками.
— Да погоди ты благодарить. Это еще не все. На рассвете, с первыми лучами солнца возьмешь ведро заговоренной воды и вымоешь в доме пол. Потом выплеснешь ведро обратно в реку и скажешь: «Как вода убегает, пусть силы темные из моего дома бегут». Когда вернешься, зажги остаток освященной свечи и пройдись по всем комнатам, обнеси все углы и читай без остановки «Отче наш». Такие твари, как Вячеслав, другим паразитам дорогу открывают. Если не хочешь всю жизнь мучиться, обязательно почисти дом.
— Я вообще-то его продавать собиралась.
— И что? Пусть другие жильцы по ночам не спят и из болезней не вылезают? Нет уж. Ты ведьма, ты у себя нечисть пригрела — тебе и порядок наводить, — строго нахмурилась Валентина. — Поняла?
— Поняла, — послушно кивнула Инга.