Монарх. Под прицелом тьмы - Элиас Кинг
Некоторые вещи действительно лучше не воскрешать в своей памяти, а ещё лучше — отправить их как можно глубоко и подальше. В так называемые, тайные архивы, которые и уничтожить нельзя, но и не всегда имеешь возможность откопать их с самого дна.
— Ты же понимаешь, почему я тебя об этом расспрашиваю, да?
Тут даже Анне не было с чем поспорить. Только кивнуть утвердительно в ответ.
— Да… Глеб Олегович мне уже об этом говорил… На счёт того, что я могу оказаться подложенной под него бомбой замедленного действия. И что я сама могу не догадываться, на что вообще и в принципе способна, как и для чего именно меня все эти годы тренировали.
— Это всё не только в его личных интересах, но и в твоих тоже, Анна. Нам придётся проводить над тобой не одни лишь письменные или разговорные тесты. Возможно, ещё понадобится пригласить какого-нибудь профессионального психиатра, владеющего обширными навыками гипноза или иными нетрадиционными в психиатрии формами глубокого (точнее, экстремального) «лечения». Глеб Олегович должен убедиться в том, что ты не представляешь ни для него, ни для кого-то из нас серьёзной угрозы.
— Да. — Анна невольно опустила взгляд, впервые ощутив чувство искренней вины, как за уже содеянное, так и за свои возможные будущие «срывы» и косяки. — Я понимаю. Как и понимаю (более или менее), что всё ещё жива только благодаря его странному решению оставить меня в живых. Не знаю, чем конкретным я привлекла его личное внимание, но, постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы больше его не расстраивать и не огорчать.
Видимо, Анастасия ожидала немного иного от своей подопечной ответа, но всё же сумела с профессиональной сдержанностью переварить и его.
— Что ж… Тогда попробуем, так сказать, начать всё сначала. Если ты, конечно, готова.
— Более или менее? — это был даже не встречный вопрос, а, скорее, разряжающая шутка. — Да. Конечно.
— Замечательно. — Анастасия приятно улыбнулась, разве что не протянула к Анне руку, чтобы потрепать ту по щёчке и не скормить вкусную печеньку за правильный ответ и правильное поведение. — Тогда начнём? У тебя получится прямо сейчас описать приблизительно свой обычный день в стенах Пансионата? Во сколько ты вставала, что после этого делала, какой соблюдала общий режим, ну и-и… чем занималась помимо общепринятых для подобных заведений действий. Вас же, наверное, всё-таки там обучали, той же школьной программе. Книги какие-то читали, как и смотрели фильмы, передачи и всё такое?
— Нам даже задавали домашнее задание. А книги мы не просто читали. Мы их переписывали, вручную. По несколько десятков страниц за вечер (а то и за ночь). Вы когда-нибудь переписывали «Войну и мир» слово в слово. И не просто бездумно, а внимательно вчитываясь в каждое предложение или перечитывая его по нескольку раз, если что-то дойдёт не сразу или покажется сильно непонятным. А если тебя ещё и наказывали, то могли заставить переписать любое выбранное произведение, всё до последней страницы буквально за одну ночь… В том числе и на его оригинальном языке. На английском, французском, латинском…
— Ты знаешь все эти языки? — в этот раз удивление Анастасии побило все последние рекорды по проявлению данной эмоции.
— Конечно. — зато Анна, как ни в чём ни бывало, пожала плечами, словно это должно быть обыденным фактом для кого бы то ни было. — У нас было углублённое обучение по всем предметам. Так что, да. Заниматься полным бездельничеством или тратить время на отдых без смены работы — для нас это было что-то вроде фантастики. Почти фэнтези. Мы даже подумать не могли, что так тоже можно делать…
Глава двадцать третья
Как ни странно, но безумно долгие, многочасовые беседы и тесты, которые Анна теперь проводила с Анастасией почти что на добровольных началах, прерывающиеся ненадолго на обед или походы в уборную, совершенно не вызывали в девушке хоть какого-то отторжения или неприятия. Как и усталости. Ведь говорить она действительно могла подолгу. Поскольку кроме переписывания изучаемых книг в Пансионате, одним из основных наказаний для большинства девочек было также чтение данных книг вслух. Да, да. По нескольку непрерывных часов. Причём вдумчивого чтения, с нужной расстановкой ударений и эмоционального окраса зачитываемых диалогов между возможными персонажами. Как будто их и вправду готовили в чтецы или в актёры дубляжа. Хотя, кто его знает…
Так что просто болтать и почти ни о чём — это Анна не только умела и практиковала, как никто другой, но и действительно могла говорить безостановочно именно бесконечными часами, даже не прерываясь на попить или чем-то смочить пересохшее полностью с языком горло. Кажется, сама Анастасия не имела схожих навыков и прерывалась на небольшие «передышки» куда чаще своей подопечной. Хотя, определённо старалась не отставать от той и не выглядеть при этом насквозь выбитым или высушенным до основания половичком. Или просто не хотела отставать от более выносливой собеседницы.
В любом случае, и как бы там ни было, едва ли Монарх приветствовал подобные допросы в нескончаемом ключе, без перерывов и переключения на что-то абсолютно противоположное и, желательно, максимально приятное. Например, на прогулки в саду или неожиданные экскурсии по дому.
Так что, да, уровень доверия, после проведенного над Анной дотошного наблюдения в течении нескольких первых дней, к ней значительно повысился. И не только в ответном поведении Анастасии. Ведь она действительно за всё это время не пыталась сделать ничего такого, за что бы её могли посадить на цепи и воду с хлебом в глубокий подвал или даже бункер. Никаких истерик, безумных требований и битья мебели с посудой. Правда на завтраки, обеды и ужины ей до сих пор выдавали пластиковые ложки, но и здесь она могла понять Монарха, как никто другой. Поскольку могла убить ту же Анастасию или горничную даже этим на вид совершенно безобидным пластиком.
Но, надо отдать должное, когда ей наконец-то разрешили выходить из собственной (возможно, временной) комнаты, у неё даже восприятие окружающей реальности ощутимо изменилось. А проснувшееся в ней любопытство зашкалило до головокружительных пределов. Хотелось и вправду разглядеть всё и сразу, и как можно поскорей. И так же выбежать наружу, во двор. Увидеть небо. Дневное солнечное небо и деревья, которых она до этого ещё не видела. И всё то, что находилось в совершенно незнакомом ей владении