У черта на побегушках (СИ) - Злотников
Меня любят все женщины. Почти все. Я так думаю. И это мне порядком надоело. Похоть, похоть, похоть…Чем больше видишь женщину обнаженной, тем чаще начинаешь обращать внимание на её внутренний мир. Я отошел от стези сексуального распутства. Почти. И не пожалел о своём решении. Жизнь в Аду за сотни лет, наконец, пришла в движение. Моя блистательная персона обязана быть в центре происходящего.
— Шевелись быстрее! Будешь летучих мышей считать, я тебе глаз на жопу натяну!
Во-первых, у меня не может быть жопы — этой грубой и необъятной части. Попка. Никак не иначе. Во-вторых, этот гневливый мальчишка мой Господин. Его зовут Пурсон, и, как и всякий мужчина, которого вдруг бросила девушка, он в ярости.
Позвольте напомнить, что случилось. Милашка Ева, сменив имидж, решила вырваться из села и отправилась покорять город. В этом непростом деле ей помог не кто иной, как я. Обманывать всех и всюду я умел с рождения, поэтому первое время мне ловко удавалось убеждать Пурсона в изначальном местоположении его драгоценного фамильяра, вот только не прошло и двух недель, как его внутреннее чутье заставило его вернуться в деревенский сарай. Евы там не было. Меня хотели сжечь на костре.
Не сожгли лишь потому, что я назвал приблизительные координаты нахождения милашки, и мы немедля отправились во дворец Асмодея. Кто бы мог подумать, что ни Владыки, ни Евы там не будет. Они уехали куда-то вдвоем! Пурсон был вне себя от злости. Тот ещё ревнивец. Он перестал бомбить статуи лишь тогда, когда ему сказали, что оба искомых демона сейчас у Владыки Андромалиуса, и мы вновь тронулись в путь. Шли молча. Лишь изредка Пурсон оборачивался, чтобы пожелать мне сдохнуть. Но я не могу. Истинная красота не может умереть.
— Где это чертово создание!? — закричал он, когда высокая башня была ближе, чем хотелось бы.
— Она внутри, ждет, когда вы её спасете.
— Я имел в виду Асмодея, дибил!
Да, Пурсон очень зол. На ситуацию, на собственную оплошность, возможно, и на меня. Хотя, что на меня злиться. Я же не виноват.
— Мой Господин, я нашел лагерь в трех километрах отсюда.
А это Фуркас. Козел, дворецкий, нигилист, филантроп и овен по гороскопу. Он занимался приготовлением костра для моего сожжения, но передумал, когда я пообещал всё рассказать.
— Идем туда.
Если честно, то я рад, что сейчас Пурсон именно зол. Гнев подходит его лицу, лучше, чем грусть. Ведь тот месяц, что Ева была без сознания, он ежечасно обвинял себя во всем. Засыпал рядом с её кроватью, расчесывал волосы, а иногда попросту смотрел на её лицо, словно бы она могла услышать его извинения. Мы обрадовались, когда он нашел утешение в постройке своей столицы — он называл это созданием дома для Евы. Но и там он почти не улыбался. Часто запирался в комнате. Много читал.
Теперь же он бежит. В его глазах не только злоба, но и радость, восторг от предстоящей встречи. Хотя, уверен, Асмодей получит столько же, сколько хлебнул и я. Что ж, а вот и он сам. Они смотрят друг на друга. Хмурятся. Молчат. Ну, что ж, опять мне всё брать в свои тонкие изящные руки.
— Здравствуйте, Владыка Асмодей. Я Тестис — самый красивый из нас двоих.
* * *
Я отужинала довольно скромно, а после поднялась наверх, в главную комнату, куда меня позвал Андромалиус на чай. В большом помещении, где были лишь мы вдвоем в освещении настольных ламп, кружился сиреневый едва видимый дым, исходящий от трубки. Она была, полагаю, набита табаком. Сам демон выглядел расслабленно: откинувшись на спинку мягкого кресла, он противоречил строгому образу, который продемонстрировал совсем недавно. Я села напротив, наблюдая за тем, как Андромалиус пускал сиреневые кольца дыма.
Затворник. Философ. Экспериментатор. Инквизитор. Я хаотично проносила в голове все услышанное об этом мужчине ранее, и негласно подтверждала те предложения, где его называли странным и необъяснимым. Даже сейчас он сохранял молчание, не сводя взора с потолка, где было совершенно пустое место. Чая, замечу, на столе не наблюдалось.
Я бросила взгляд на костяные крылья, только сейчас замечая, что вытянутые гости были будто обгоревшими по краям. Если придать этому особый смысл, то не означало ли это кару, за сожженные жизни? Андромалиус не обращал на меня никакого внимания. Я назвала бы это удачным стечением обстоятельств, однако, снаружи меня ждал Асмодей, а в ножнах на поясе висел незавершенный меч.
— А чая не будет? — тихо спросила я, и демон перевел на меня затуманенный взгляд.
— А я звал вас на чай?
— Ну, да.
— Вот как.
Он вновь замолчал. Отвлекся на фонарь и теперь не сводил с него глаз. Как сказал бы мой староста «кое-кто, похоже, накурился». Тем не менее, назвать Андромалиуса «укуренным» я не могла по той простой причине, что взгляд его был осознанным и четким. Сам дым показался мне сладковатым. Если честно, то я вдруг почувствовала усталость и сонливость.
— Так что насчет меча? Вы поможете?
— Эсток? Как интересно…
— И его необходимо сделать артефактом…
— Да…
Мы обменялись взглядами. Я — настойчивым. Он — неопределенным.
— Почему ты желаешь сделать Пурсона нашим Императором? Мой жизненный опыт говорит мне, что абсолютной добродетели не бывает. Тебе есть с этого выгода?
— Если честно, то вначале я так и думала. Думала, что способна на заключение сделки. Я о том, что предоставлю Пурсону нужный ему меч, а он вернет меня домой, но…
— Но?
— Думаю, в моем желании больше бескорыстности, чем я предполагала.
— Громогласно.
— Я говорю правду.
Его алые глаза недоверчиво сверкнули, и веки плавно сомкнулись, будто бы он собрался спать. Против своей воли я повторила за ним. К своему стыду я действительно хотела провалиться в сон, и, едва глаза погрузили сознание во мрак, я задремала. Это было поистине странное и трудно объяснимое ощущение, однако, считаю долгом использовать все свое косноязычие, дабы передать ускользающую суть. Я была уверена в том, что сплю, но вместе с тем видела сон настолько реалистичный, что первое мгновение не решалась сдвинуться с места.
Передо мной раскинулась моя деревня. Несмотря на позднее время, фонари ещё освещали улицы, и бродячие собаки небольшими стаями бежали мимо домов. От них отделилась большая черная тень. Не имея власти над собственными действиями, я достала из рюкзака печенье и отдала его подбежавшей ко мне собаке, что тут же последовала за мной. Миновав частные, выложенные красным кирпичом дома, я вышла на пустой перекресток, сворачивая к
