Единственное желание. Книга 5 - Надежда Черпинская
Их с Кайлом расположили в той комнате, где он рос.
И Настя поначалу рассматривала каждый камень в стене, каждую трещинку. В воображении рисуя, как маленький мальчик, просыпаясь поутру, разглядывал этот потолок или бежал скорее к окну, поглядеть на встающее солнце.
Рыжей казалось, что и сам полукровка осматривался с каким-то недоверием, силясь убедить себя, что всё происходит на самом деле.
Возвращаться в прошлое всегда непросто. Даже у самой светлой ностальгии — привкус полынной горечи. И это неизменно будет так.
Эливерту досталась бывшая комната Шеали.
Пожалуй, спать в комнате, где кто-то до тебя умер, не лучший вариант. Но Ворон отнёсся к этому спокойно.
Хорошо ещё, что эту комнату не предложили Анастасии. Рыжая подозревала, что Келэйя с удовольствием бы развела их с мужем по разным спальням.
Дэини, конечно, где-то понимала эту северную красавицу.
Столько лет мечтать вернуть свою любовь. И вот мужчина, что владел всеми твоими мыслями и желаниями, появляется на пороге…
Только не один, а вместе с законной женой! Досадно.
* * *
В лабиринтах замка ещё надо научиться не путаться. Но у Насти с навигацией всегда было хорошо. Отправившись на поиски давно ушедшего Кайла, она без труда обнаружила того на кухни в компании Шэрми.
Она честно собиралась войти, поскольку никогда не имела привычки подслушивать. Считала, что это некрасиво и нечестно.
И, пожалуй, за всю жизнь лишь однажды воспользовалась ситуацией и подслушала разговор, не предназначенный для её ушей. Тогда, на мельнице — когда Кайлу вдруг пришло в голову почитать нравоучения Элу. Настя не утерпела: уж больно ей хотелось знать, о чём они там толкуют, боялась, что полукровка догадался про них с Вороном.
И вот сейчас, опять…
В последнюю секунду Дэини почему-то приостановилась у входа и прислушалась к разговору. Шэрми говорила негромко, печально, снова изливая на голову Кайла тяжесть прошедших лет. Настя замерла у двери, затаив дыхание, погружаясь в звучание этого голоса.
— Знал бы ты, сколько раз я Талвара потом журила за это! И как только можно было удумать такое? Из родного дома уехать! Не простился даже…
— Я хотел, Шэрми. Очень хотел. Но ты бы меня остановила.
— Конечно! Проходимца этого прочь выгнать должно было, а не тебя! Да простит меня Мать Мира за такие слова! Негоже о покойных дурно говорить, но так и есть. Мы все с облегчением вздохнули, когда он за Грань Мира отправился. Никто о смерти его не пожалел.
— Я сделал так, как хотела Кея.
— Да что ты понимаешь! Хотела она… Потому она дважды Талвара посылала за тобой? Я думала, у меня сердце разорвётся тогда. На другую ночь после твоего отъезда… Ну, уже после того, как они повздорили. Шеали весь следующий день отсыпался от пьянки. А девочка заперлась в комнате милорда Ратура, даже кушать ничего не стала. Я так тревожилась за неё. Временами подходила, справлялась, не нужно ли чего. Она одно твердит: «Нет, Шэрми. Я не хочу ничего». Да я, по правде, лишь за тем и спрашивала, чтобы голос её услышать. Боялась я, сынок, кабы она чего не сотворила с собой.
Шерми тяжело вздохнула и даже, как послышалось Насте, всхлипнула.
— А ночью… Да, уже за полночь было. Шум я услыхала в Каминном зале. Даже сначала и не поняла, что такое. Думала, опять Шеали надрался. Вышла я с кухни. А она тут прямо у камина на полу. Бьётся, что рыба на берегу. В слезах, стонет, рыдает. Трясётся как в горячке. Я уж испугалась, что девочка умом повредилась. Давай её успокаивать — куда там! Талвара крикнула. Уж вдвоём мы её подняли, скрутили, на кухню увели, утихомирили кое-как. Она знай своё сквозь слёзы: «Что же я наделала? Что наделала? Шэрми, надо его найти!»
Настя много бы сейчас отдала за возможность видеть лицо Кайла, но о его реакции на рассказ старушки приходилось только догадываться.
— Потом, когда уже пришла в себя чуток, в Талвара вцепилась. «Езжай, — говорит, — завтра же, найди Кайла! Ведь он далеко уехать не мог. Талвар, что угодно ему говори, только пусть он вернётся! Скажи: я умоляю его простить меня! Пусть он меня простит! Это всё, что мне нужно… Его прощение!» Талвар пообещал, что непременно тебя разыщет и хоть за шиворот обратно приволочёт. Да наутро, будто назло, разыгралась такая пурга, что за ворота не выйти. Куда в такую погоду поедешь? Сгинуть только, разве что… И три дня так куражилась Королевна-Зима, замело всю округу. И лишь когда стихла буря, взял Талвар с собой помощников несколько, и уехали они тебя разыскивать. Дней десять их не было. Вернулись одни, разумеется… Бросил Талвар поиски свои, да обратно поспешил. Сон ему дурной приснился. Почуял, что беда новая стряслась в Эруарде.
— Какая ещё беда? — настороженно поинтересовался Кайл.
Шэрми тяжело вздохнула, судя по журчанию, наполнила чаем опустевшие чашки.
— Ох, даже не знаю… Говорить ли… Уж больно это щепетильно.
— Шэрми!
— Ладно, раз уж начала, — вздохнула домоправительница. — Ты же за язык меня не тянул. За день до возвращения Талвара, а вернее, как раз ночью, опять я услыхала крики и шум. Спросонок я не могла разобрать, да только узнала голоса Кеи и Шеали. И удивилась сильно, ведь с тех пор, как она правду узнала, они же не разговаривали вовсе. Пока я поднялась, шаль накинула, доковыляла до Каминного зала… Выхожу и обомлела. Кея по лестнице вниз бежит, сорочка на ней в клочья порвана, волосы растрепались, на лице кровь. А следом за ней несётся Шеали. Полуголый, и тоже в крови. Рожа вся расцарапана. Она кричит, он проклятиями сыплет. Мимо меня в кухню оба. Пока я охала да ахала, да за ними бежала. Шеали уже с кухни обратно выскочил, пятится, стало быть, спиной. Гляжу, а девочка моя на него с ножом идёт. Он побелел аж, говорит: «Ты не посмеешь! Пугаешь только…» А сам так и отползает от неё, так и отползает. Она, значит, ему: «А ты попробуй, мразь! Хочешь меня отыметь? Иди, возьми!» Первый раз я от неё такие скверные слова слышала. Тут я опомнилась, как закричу: дескать, дети, что же вы творите? А она ножом опять в его сторону машет. «Только тронь меня ещё раз — я тебя убью! Клянусь, я тебя убью, Шеали!»
Шерми снова вздохнула тяжко — нелегко ей давались эти воспоминания.
— Тут уж я подскочила, нож у неё вырвала, на него закричала, чтобы уходил скорее. Он, правда, послушал.
