Шеррилин Кеньон - Инстинкт (ЛП)
Ливия хмуро посмотрела на него.
— Он врет, Ник. Послушай меня хоть раз!
Ник низко зарычал, устав от бесконечного нытья Ливии.
— Лерабет, какие?
— Моя задача привести. Ты здесь. Собери ягоды, как тебе и сказали.
Только была одна проблема.
— Никто не сказал цвет ягод, женщина-ворона. Сказали взять шесть.
Нику захотелось свернуть шею этой бесполезной птице. Он посмотрел на Ливию, которая смотрела на него так, будто могла убить.
Пусть она и была его генералом, но часть его говорила послушаться Аэрона.
— Отлично, тогда послушаю того, кто зовет это место домом. Если кто-то и знает, что выбирать, так это Аэрон.
Он потянулся за красными.
Как только Ник собрал шесть, Лерабет открыла черный портал в их мир.
Ник колебался.
— Аэрон может вернуться с нами?
— Я привела двоих, мне сказали увести столько же. Это все, что я могу.
Ник хмуро посмотрел на человека, которому был обязан всем. Без пуки он бы не справился. Неправильно было оставлять его здесь и уходить домой после всего, что сделал для него Аэрон.
— Аэрон…
— Все нормально, парнишка, — он ободряюще улыбнулся Нику, хотя глаз эта улыбка не коснулась. — Передавай привет Ксеву.
Ник угрюмо кивнул, чувствуя себя дерьмово. Так неправильно и нечестно. Хотя жизнь часто такая.
Ник только развернулся, чтобы уйти через портал, как к нему подбежала Ливия и выхватила кинжал Малачая из его кармана. Она перерезала ему горло, прежде чем он успел спросить, что она делает, и исчезла в портале, закрыв его.
От боли Ник упал на колени, пытаясь руками остановить кровь. Бесполезно. Он умрет.
Он не мог поверить, что только что случилось. Его убила Ливия после всего, что он сделал для нее.
«Я спас ее, вытащил из тюрьмы».
И так она ему отплатила. Кириан был прав, никакое доброе дело не остается безнаказанным.
Встав на колени рядом с ним, Аэрон каркнул и призвал небольшую стаю ворон. Он не мог ничего взять, поэтому вороны принесли солому и траву, чтобы сделать Нику подушку.
— Дыши, Малачай, успокойся.
Легче сказать, чем сделать. Над всеми его действиями взяла верх ярость. Ливия предала его самым худшим способом.
Сучка перерезала ему горло и оставила умирать в одиночестве в реальности, где нет ни семьи, ни друзей!
Но ничего не поделать. Через несколько минут он истечет кровью и уйдет из жизни навсегда.
И в это мгновение, когда его гнев и ненависть достигли высшей точки, когда ему захотелось крови и мести, он отпустил их и избавился от всего негативного в теле и сердце.
Не нужно было держаться за них в самом конце жизни. Особенно, когда он о стольком грустил, сожалел, что не провел время более продуктивно с людьми, которые были так важны для него.
Но больше всего он сожалел о том, что не мог спасти мать и Калеба. Не мог быть с Коди в эти последние столь ценные минуты.
Но кое о чем он мог позаботиться до того, как умрет. Хотя это никак не отразиться на его близких, но поможет тому, кто столько раз помогал им в прошлом.
По крайней мере он надеялся, что сможет. И если он сможет помочь кому-то перед смертью, то уйдет с миром.
Перед глазами плыло, он достал свой гримуар. Он и кинжал, который украла Ливия, были самыми мощными инструментами Малачая, и он освоил их первыми. В каком-то роде. С гримуаром выходило не очень, потому что он был одержим древним йокай — озорным восточным духом-оракулом, которого заключил в книгу его отец. Единственный способ общаться с ней был предложить Нашире кровь.
«Кровь сильна, особенно твоя. Убедись, что оберегаешь ее и проливай как можно меньше», — в его голове прозвучали предупреждающие слова Калеба.
Поздновато, учитывая, что он залил кровью все вокруг. Она покрывала его уродливую гавайскую рубашки и землю. А еще она покрывала некравитакон, в котором отец заточил оракула несколько веков назад.
«Нашира», — прошептал Ник слабо, надеясь, что сработает и он освободит ее до смерти, — «услышь меня и выходи. В этот раз не в форме слов, а в форме женщины. Пора тебе на свободу. Услуга за услугу. Однажды Малачай забрал тебя из этого мира, но пришло время Малачаю вернуть тебя».
Он прижал книгу к груди и стал молиться, что сработает.
Вокруг него закрутился воздух, как жестокий и яростный ураган. Он отогнал ворон, из гримуара появилось облако фиолетового дыма, который встал, как колонна рядом с Ником и Аэроном.
На него недоверчиво уставилась пара прекрасных лавандовых глаз. Дым превратился в длинные белые волосы с фиолетовыми цветами и лентами. Затем медленно появилось остальное тело.
Белая тенга, которую его отец пленил много веков назад и заставил служить против ее воли, была гораздо стройнее, чем Ник представлял ее себе. Более хрупкой… для такого колючего сарказма. В реальности она была похожа на крошечную, очаровательную пикси. Как у Сими в ее реальной форме, у нее были острые уши и острый подбородок. Она была такой красивой в своем уникальном роде. Он пожалел, что не смог освободить ее в человеческой реальности. Но, может, когда-нибудь она туда доберется.
По крайней мере она снова обрела свое тело.
Недоверчиво ахнув, она уставилась на свои руки, поворачивая их в разные стороны, затем посмотрела Нику в глаза.
— Меня освободили?
Ник кивнул и улыбнулся ей, хотя тьма застилала его взор.
— Со своим последним вздохом освобождаю тебя от рабства. Мне жаль, что я так долго не мог догадаться, как это сделать.
Глава 15
Ник медленно очнулся, вспомнив подлое нападении Ливии на него в Агонии. И он знал, что умер.
«Потому что я идиот».
Он ожидал предательства от любого, но не от того, кто это сделал. От Ксева, Дэгона, Ашерона, Амброуза, Калеба, Аэрона, Лерабет. Даже от Коди и Меньяры.
Но предал человек, на которого он не обращал внимания.
Ага, ну не сволочь ли судьба? Никогда не промахивается. Никогда не приходит с автобусом, который гудит и мигает фарами. Это всегда сукин сын на Тайоте за ним, которого ты не заметил.
Ник сглотнул, желая, чтобы все было иначе, но он знал наверняка, что невозможно получить такую жуткую рану на шее и не чувствовать боли.
Только если ты не мертв.
А он никогда не чувствовал себя лучше. Никакой боли.
Он прикусил губу, боясь открыть глаза и обнаружить, что его больше нет. Он надеялся, что мчится к жемчужным вратам, где его ждет Петр с длинным списком вещей, которые он сделал неправильно за свою жизнь. Но он был Малачаем, поэтому не полагался на это.
«Пожалуйста, пусть там будет не очень жарко».
Жара в августе в Новом Орлеане его вполне устраивала. А еще он не хотел вечность нюхать запах протухших яиц. Ему хватало грязного белья Кириана и переулков улицы Бурбон после Марди Гра.
