Мятежница и менталист - Эль Бланк

Я ловила себя на мысли, что никаких личных отношений с Кареном мне не хочется. Любовника в нем не видела ни при каком раскладе. Как с начальником, если трезвым, можно было нормально общаться, но не более.

А вот у него, похоже, мнение на этот счет иное. Значит, такие эксцессы могут повториться. Хорошо, что Марк поселился вместе с нами и одним своим присутствием сможет сдерживать порывы своего начальства и оградить меня от домогательств. Отшивать Карена жестко я смысла не видела, ведь как тогда до спонсора добраться? И ложиться с главарем в койку — не вариант. Надо изобретать уместный стиль поведения, не отталкивая и не поощряя Карена, при этом оставаясь его деловым партнером. Заставить воспринимать себя как равную.

Вот и решила я убить сразу двух зайцев — притвориться, что готова пустить в эфир новый репортаж. И для Карена завлекалочка — появится дополнительный способ задобрить его таинственного покровителя. И для меня законное основание везде ходить с камерой и снимать все без разбора — вдруг в кадре и спонсор промелькнет.

Утром, когда изрядно помятый, с заросшими рыжей щетиной щеками и явно невыспавшийся Карен спустился на первый этаж завтракать, я приступила к реализации плана. Спокойно по-деловому ему улыбнулась. Дождалась, когда сядет и скривится, придирчиво осмотрев блюда на столе. И рванула в “бой”.

— Карен! У меня идея! Я сниму репортаж о жизни в Кварците после его захвата мятежниками. Покажу лучшие стороны нашей жизни, благородство повстанцев, довольство мирных жителей. Должна же общественность увидеть и признать, что мы не бандиты, а порядочные протестующие, у которых честь и достоинство стоят на первом месте.

— Снимай, снимай, чем тебе еще заниматься. Пригодится в будущем. Только сейчас оставь меня в покое, дай оклематься… — Карен страдальчески поморщился.

Похоже, у него жутко раскалывалась голова, а от моего излишне жизнерадостного голоса зазвенело в ушах. Де’Лоста даже не вспомнил, что я уже не журналист, меня давно могли уволить из редакции и от аккредитации остался лишь пшик. Соответственно, возможности выпустить репортаж в эфир у меня нет.

Я порадовалась, что разрешение получила. И огорчилась, что нужного впечатления не произвела и не натолкнула Карена на мысль, что неплохо было бы задействовать спонсора, ведь без его связей материал не опубликовать. А если покровитель этим начнет заниматься, то несомненно себя махинациями выдаст.

Опускать руки я не стала, решив, что сначала надо сделать репортаж. Соответственно, откладывать дело в долгий ящик не стала. Нашла камеру, оделась в ставший уже привычным камуфляж, прихватила свою винтовку, больше для авторитета среди повстанцев, чем ради безопасности, — Кварцит под контролем своих, гражданские не должны агрессии проявлять. Ну и отправилась на съемки.

Шла размеренно, спокойно, запечатлевая панораму, людей, технику, здания… Вот только снимала я не только положительное, но и отрицательное, фиксируя все — и хорошее, и плохое. Это была еще одна ловушка для интригана, которую я задумала. Подготовлю два репортажа: позитивный буду делать как прикрытие, а в итоге отдам в эфир негативный. Это стопроцентно спровоцирует спонсора на активные действия.

С каждым часом, проведенным на улицах, для отрицательного репортажа материала становилось все больше, а для положительного набрались сущие крохи. Никто мирным жителям не помогал. Жилье и дороги они восстанавливали сами, вояки лишь нагло прохаживались и насмехались над тяготами пострадавших. Дорвались новые хозяева Кварцита до власти. Мало того, еще и мародерством не гнушались — то и дело я видела выскакивающих из подъездов бойцов, которые волокли тюки с добычей.

Из окон некоторых домов слышались шум, возня и крики. То ли мятежники проводили санкционированные обыски, то ли беззаконие творили. С каждым новым кадром, я все больше склонялась ко второму. Вояки Карена развлекались на полную катушку.

И местные женщины не оставались без назойливого “внимания” — в глубине одной из маленьких улочек, я увидела, как к совсем молоденькой девчонке липнут три отморозка. Притиснули к стене, загородили собой проход, не позволяя жертве вырваться из окружения.

Я вмиг припомнила, как сама совсем недавно была вот таким же объектом похотливых развлечений, как меня унижали их намерения, как страшно было осознавать свою беспомощность и уязвимость.

Не выдержала, само собой. Мешкать не стала — вскинув винтовку, расплавила подошву ботинок особо наглого субъекта. Обошлась без разговоров и предупреждений, до разума мужиков достучаться нереально.

Почувствовав жар под ногами, вояка отпрыгнул и, несдержанно матерясь, принялся торопливо стаскивать с себя раскаленные башмаки. Один из его дружков, проследив взглядом за товарищем, быстро обнаружил причину и, набычась, вперевалочку попер на меня как бронетранспортер.

— Совсем борзая стала? — зарычал устрашающе. — Или хочешь занять ее место?

Этого “бойца” я узнала — он из тех, кто водился с моим обидчиком, которого Марк обезвредил. Кстати, похоже, тот до сих пор в лазарете валяется, я его так ни разу больше и не видела.

Вот только теперь у меня имелись когти, и я, приняв нарочито скучающий вид, наставила винтовку на его пах.

— Твое “достоинство” меня как мишень куда больше устраивает. Как думаешь, промахнусь? Или с первого раза отстрелю?

Я щелкнула предохранителем и прищурилась, прицеливаясь.

— Ты!.. — взревела было “цель”, но остановилась, рисковать не стала.

— Не лезь к ней, — отрезвил его пострадавший, подбирая брошенную обувку. — Сдохнуть хочешь? Не она подстрелит, так Карен до тебя доберется. Станешь очередным трупом.

Трупом? То есть тот несостоявшийся насильник умер? Это его Марк сразу убил или Карен постфактум пришиб? Второе вернее, наверное. Иначе почему в заслугу главарю это ставят? Странно он себя ведет. С одной стороны, меня защищает, заступается, раз вояки испугались его заступничества. А с другой, сам нагло лезет. Может, есть в рыжем что-то хорошее? Просто он это тщательно скрывает?

Тем временем потерпевший обернулся к третьему, который по-прежнему держал девчонку и милостиво разрешил:

— Отпускай эту мелкую, что других не найдем?

Вояки ретировались, скалясь и многообещающе на меня оглядываясь — мол, припомним еще. И я взяла на заметку — не расслабляться и с оружием надолго не расставаться. С такими “соратниками” удар в спину получишь запросто.

Проверив, не выключилась ли случайно камера, обернулась к девчонке.

Действительно молоденькая, лет шестнадцати. Пухленькая, темноволосая, растрепанная, заплаканная, в порванном на груди зеленом платьице, которое она придерживала руками, чтобы не расползлось окончательно.

— Где живешь? — поинтересовалась я мягко. —