Тайна короля - Алена Юрьевна Савченкова
— Ты это не будешь есть? — ворвался в ее мысли бодрый голос Эли.
Алекто покачала головой, и он оживленно пододвинул к себе ее пирог.
— Как в тебя столько помещается? — удивилась она.
Эли перестал жевать, задумавшись. Устав думать, пожал плечами и продолжил шумно расправляться с ее ужином.
— А почему ты выглядишь такой уставшей? Я думал, дамам приходится легко.
— Скажи это Каутину, — заметила Алекто, посмотрев на брата, который стоял возле места королевы, пока еще пустующего, с видом полководца, размышляющего, куда двинуть войска для решающей битвы.
Консорт о чем-то доброжелательно ему говорил.
— Скажу, — ответил Эли и повернулся к леди Рутвель. — Вы это не будете есть?
* * *
Я уже слышала шум из трапезной, когда меня остановила королева.
— Леди Анна.
— Ваше величество, — я присела в поклоне, а она сделала знак сопровождающему стражнику подождать в стороне.
— Простите, что беспокою вас, но есть вопрос, о котором я хотела бы справиться.
— Я вас слушаю, ваше величество.
— Как ваши занятия с моим сыном? Есть… результаты?
— Думаю, да. И неплохие. Его величество, — я понизила голос и снова взглянула на стражника, — ранее сумел позвать своего бра… второго. И снова обратиться в себя.
— Видите ли, до меня дошли слухи, что мой сын сегодня… потерял контроль.
Я задумалась: похоже, слуга, который был вызван прибраться в комнате, сделал такое заключение из разбросанной по полу еды и осколков миски. А может, кто-то слышал, как он повысил голос, или же… слушал.
— Я бы так не сказала, ваше величество. Он просто в какой-то момент расстроился, как может расстроиться любой другой человек.
— Но Омод не любой другой человек, — она потянула меня к арке, и опустилась рядом. — Он всегда был очень почтительным и хорошим юношей. Знаю, что любая мать считает так про своего ребенка, но в случае с Омодом это правда. Он всегда был добр к слугам и вообще ко всем.
— Я заметила, ваше величество. На мой взгляд, его величество очень предупредителен.
Бланка посмотрела на меня долгим взглядом.
— Что ж, если вы считаете, что мне незачем волноваться, то я спокойна.
Мы поднялись.
— Приятного ужина, — слегка поклонилась Бланка.
— Приятного ужина, ваше величество, — склонила голову в ответ я.
* * *
Ингрид остановилась возле часовни, из которой веяло благовониями.
Оглянувшись, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, она стянула с себя каль и дрожащими руками, волнуясь, закрепила в волосах ленту, подаренную той доброй леди. Верно, при таком свете Омод и не различит ее цвет, но Ингрид нравилось, как лента оттеняет глаза.
Днем она даже посмотрелась в начищенный медный таз, держа ленту рядом с лицом и представляя, как наденет ее вечером.
В коридоре было холодно, и лишь жар от жаровни обдувал щеки, развевая волосы и оставляя лихорадочные пятна на щеках.
Успокоив сердце, Ингрид принялась ждать, представляя, как на целый час, а может, и дольше Омод будет только ее. Какое это счастье.
Через некоторое время ноги начали неметь от холода, а он все не показывался. Растворив дверь шире, Ингрид робко вошла в часовню.
По углам горело несколько жаровен, но их тепла все же не хватало, чтобы прогреть помещение. Ингрид устроилась на последней лавке, чтобы, в случае чего, сразу выскочить наружу. Чувствовала себя она в этом месте неловко, словно преступница. Их встречи с Омодом и были преступлением, грехом, но не встречаться было выше ее сил. При одной только мысли о том, что она его сейчас увидит, сожмет в объятиях, сердце начинало метаться так, что, казалось, можно задохнуться.
Постаравшись сделаться как можно незаметнее под взглядом Праматери, Ингрид продолжила ждать, надеясь вот-вот услышать самый прекрасный на свете голос, зовущий ее по имени.
* * *
— Леди Лорелея.
— Ваше величество.
— Говорят, дамы сегодня изрядно потрудились над этим пирогом.
Я посмотрела на ореховый ломоть на тарелке в руках короля. Точно такой же держала сейчас и я.
Менестрели устроили песенное представление, и многие, как и мы, ходили по залу.
— Боюсь, я не имею к нему никакого отношения. Зато моя дочь помогала колоть орехи.
Его величество посмотрел поверх моего плеча туда, где сидела Алекто.
— Что ж, значит мне стоит поблагодарить ее умение.
Несмотря на эти слова, я заметила, что король едва притронулся к угощению.
— Вы не голодны?
— Скорее, аппетит мне отбило приближение ночи, — хмуро ответил он.
— Чем же ночь так неприятна, кроме того, что дарит отдохновение от дневных забот?
Омод так пристально посмотрел на свой пирог, словно искал ответ внутри.
— Мне не нравится, что ночью люди не помнят себя. И не контролируют.
— Вы говорите, как мой брат.
— У вас есть брат?
— Был, — коротко ответила я и вернулась к первоначальной теме. — Ночью люди спят, так устроила Праматерь.
— Да, спят, а лучше бы было так, как днем.
— Вы хотите трудиться круглые сутки?
— Если бы это означало, что я буду знать каждый миг, что происходит, то да. Вы говорили с моей матерью? Я видел, как вы простились у дверей зала.
— Да.
— И о чем же?
— О вас, конечно. Ваша матушка хотела знать, как продвигаются уроки.
— И что вы ей ответили?
— Правду: что вы делаете успехи.
— Это лишь наполовину правда. Особенно учитывая сегодняшнюю неудачу.
— Вы практикуетесь еще недолго, — заметила я. — Обычно уходят годы на то, чтобы овладеть этим навы… — Я осеклась.
— Продолжайте, леди Лорелея, — приподнял брови Омод. — Этим навыком?
— Я имела в виду навык владения собой, ваше величество, — поспешно исправилась я.
— Почему мне постоянно кажется, что вы что-то недоговариваете?
— Быть может, потому что вы подозрительный юноша.
— Я не юноша, — резко заметил Омод, и я удивленно на него взглянула. — Я король, — уже спокойнее добавил он. — И я не могу позволить себе того, что может, к примеру, ваш сын.
Я отыскала глазами Каутина, который сейчас наливал вино Бланке и другим стоящим рядом дамам под чутким и ревнивым взглядом виночерпия, которого лишили этой привилегии.
— Вы говорите сейчас почти, как ваша мать.
— Ее мнение я и впитал с младенчества. Хотя и не во всем.
— Мне кажется, вы слишком хмуры, ваше величество.
— Эта ночь… — Он дернул ворот, словно его что-то душило.
— Вы могли бы позвать клирика
