Морская невеста (ЛП) - Хамм Эмма

Они оставили Сиршу стоять и глядеть на русалку.

Она не понимала бурю эмоций внутри себя. Счастье, печаль и разочарование слились в ком в ее животе. Она ненавидела это. Она хотела, чтобы этот ком пропал.

Эта жизнь была хорошей. Мирной, в роскоши и с любящим мужем. Как бы она ни скучала по морю, та часть ее жизни кончилась.

Печаль пронзила ее сердце, ядовитые нити опутали тело.

Стеклянная русалка, казалось, посмотрела на нее с печалью в глазах. Они были схожи, это творение и русалка. Без моря Сирша тонула в своей печали.

Это она отдала. Она сама сделала выбор.

Она повернулась и пошла к столу, где сидели мужчины. С каждым шагом она слышала тихий вой забытой русалки и меланхолию моря.

10

Золотой свет, бушующее море

Манус поднял голову со стола, ворча, провел рукой по лицу, стирая остатки сна. Как долго он был тут?

Он посмотрел на догорающую свечу. Довольно долго. Свеча была новой, когда он спустился сюда, чтобы добавить правки в документ, который дал ему капитан Рамзи. Мужчина решил оформить бумаги на случай, если Манус передумает и откажется от корабля.

Но не было столько демонов в аду, чтобы переубедить Мануса. Он нанял надежный экипаж — со всеми поговорил сам, убедился, что они умеют работать. Он был готов к покачиванию волн. Неподвижность земли нервировала его.

Он склонился и потушил огонек. Тьма накрыла его теплым одеялом.

Сирше нужно было знать. Она была слишком невинной, и она не поймет, почему ему нужно отправиться одному.

Он не мог взять ее. Русалы скрывались под волнами. Их пальцы с перепонками и вытянутые лица все еще снились ему в кошмарах. Он видел, как они забирали ее у него снова и снова. Проклятая рука тянулась к нему, но они оба знали, что он не мог ее спасти.

Манус сжал кулаки. Он не мог многое, но сохранить ее безопасность было важнее дыхания. Если из-за этого придется не видеть ее месяцами, он так и сделает.

Пальцы покалывало. Он хотел коснуться ее нежной кожи, чтобы вспоминать на корабле, где он застрянет с мужчинами надолго.

Забудет ли он ее? Никогда.

Забудет ли она его?

Мысль тревожила. Ему нравилось думать, что он был незабываемым, но она слишком часто смотрела на воду. Она слышала зов сирен, как он.

— Эгоист, — буркнул он.

Он был таким. Он держал ее тут, хотя она хотела домой, но там было опасно, и мир был против них. Две стороны монеты, которые не могли увидеть друг друга.

Он встал из-за стола и опустил ладонь на поясницу. Она пошутила бы, что он старел, и Манус надеялся, что так и было. Они старели вместе, она не покинула его, как и другие жены-русалки не сделали бы.

Проверив, что все бумаги были стопкой в углу, он вышел из кабинета и направился к лестнице. Еще несколько подписей могли подождать. Пока что у него были дела важнее.

Дом был зловеще тихим, пока он шел к главной лестнице. Сирша оставалась в комнате напротив его, и он ночевал у себя. Обычай был странным, но он не хотел сплетен слуг.

Его ладонь погладила гладкое дерево двери, успокаивая мысли. Он вспомнил жену Артуро.

«Будь с ней, когда наступит буря».

А бури придут. Потому что все моряки слышали зов моря, все умерли. Если он не сможет уберечь себя, то убедится, что она будет жить в роскоши до конца жизни.

Он не бросит ее сломленной с ребенком и без денег. Он сделает все, чтобы уберечь ее.

— Господин? — тихий голос зазвучал из теней. — Можно сказать?

— Этейн? — Манус обернулся. — Что-то не так?

Милая служанка вышла из теней, сжимая пальцами ткань юбки.

— Нет, все хорошо. Дом прекрасен.

— Я верю твоим словам.

— Нам с моей сестрой тут очень нравится. Это… лучше.

Он заметил, как она запнулась. Он взглянул на лестницу в сторону своей комнаты, а потом спустился к служанке.

— Тебя что-то беспокоит.

— Просто как-то неправильно, что мы тут.

— Почему?

— Эти люди, — она указала за себя, — не как мы с моей сестрой. Они родились для таких работ. Они всю жизнь работали в таких домах, а я боюсь дотрагиваться до всего. А если я разобью вазу?

Он сунул руки в карманы.

— Тогда я куплю новую.

— Это расходы, Манус, и ты знаешь об этом.

Она легко назвала его по имени. Но они вместе выросли на улицах. Он воровал хлеб для нее и ее сестры, даже когда те смогли найти работу в борделе. Они оберегали его после смерти его матери, пока он не встал на ноги.

Она шмыгнула носом.

— Просто это неправильно. Мы бы хотели уйти, если ты не против. Просто… Может, таким, как мы, не дано подняться выше нашего статуса. Да? Может, есть люди, которые не должны так жить. Может, мы заслужили то, что дала нам судьба.

— Этейн, умолкни, — он вытащил руки из карманов и раскрыл объятия. — Иди сюда.

Она подбежала к нему, и он поймал ее в теплые объятия. Ее плечи дрожали под его ладонями, волосы цеплялись за его щетину.

— Посмотри, чего я добился. Думаешь, я смотрю на всех этих людей, думая, что не принадлежу к их обществу?

— Конечно.

Он рассмеялся.

— Может, немного. Но я получил кроху, которая поклоняется земле, по которой я ходил. У меня есть дом, которому даже лорды завидуют, и корабль готов плыть под моим руководством. Мы не скованы жизнями, что нам дали. И никто не заставит нас поверить в это.

— Она тебя любит, — прошептала Этейн в его плечо. — Больше, чем любая женщина имеет право любить. Такая любовь опасна, Манус.

— Только если я ее покину.

— Я видела такое раньше. Как один любит другого так сильно, что душа вытекает понемногу каждый раз, когда они видят другого человека. Это высушивает их и превращает в пыль.

Он отклонился и посмотрел в ее глаза.

— Что ты пытаешься сказать?

— Тебе нужно любить ее в ответ, или она тоже станет пылью.

— Я люблю ее больше всего.

— Больше моря?

Вопрос обжигал. Сердце болело, а голова кружилась.

— Я не могу на это ответить, Этейн.

— Настанет день, когда придется.

Да, но он не был рад такому разговору. Такая любовь ужасала его, ведь Этейн была права. Их любовь была сильной, опасной, темной и поглощала его.

Манус был не тем, каким был раньше. Он увидел ее, и что-то в нем растаяло. Он хотел коснуться ее волос, погладить ее щеку, обнять ее и никогда не отпускать. Но так он подверг бы ее опасности, потому что не мог отпустить и море.

Он забыл, как дышать? Он втянул воздух, но не смог наполнить легкие. Этейн отошла от него.

— Она вышла погулять, если ты ищешь ее.

— Она… что? — он покачал головой. — Она не может гулять ночью.

— Мы все гуляем ночью.

Он выругался.

— Не она. Она не выходит наружу без меня или одного из лакеев.

— Почему? Ты не можешь держать ее в плену. Если она хочет наружу, она должна смочь выйти.

— Снаружи опасно, — он развернулся и устремился к входной двери. — Если она пострадает, ты будешь виновата.

— Почему ты так ее оберегаешь, Манус?

Он повернулся и указал на нее пальцем.

— Помнишь, когда ты впервые увидела девушку? Не тех, с кем выросла, а из тех, что ходят по улицам с бантиками в волосах и улыбками на лицах? Невинных, не видевших то, что видели мы. Помнишь тех девочек?

— Ясное дело.

— Она из них. Она не знает, что нам приходилось делать, чтобы выжить. Она не видела сточные канавы, мужчины не трогали ее без разрешения, она не видела, как ее мать пытается напиться до забвения. Она не видела, как кто-то умирает от голода или от угасшего желания жить, — он провел дрожащей ладонью по рту. — Она чиста, как белая лилия, и сияет как северная звезда. Она — все, что у меня есть, и я не хочу, чтобы она пострадала.

Он выбежал за дверь, холодный воздух проник под рубаху. Он не стал возвращаться за курткой. Страх гнал его на поиски.

Куда она пошла бы? К морю?

Его сердце замерло. Она не ушла бы в океан, да? Даже Сирша не могла так глупо собой рисковать. Она знала, что русалы выберутся из океана и заберут ее. Ей не стоило быть даже близко к воде.