Не жизнь, а роман! (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

Катя ничего не сказала Леону, но Дидье попросила больше нагружать юношу, чтобы он крепче спал по ночам, на что тот понятливо усмехнулся.

«Господи, все всё уже знают! - ужаснулась она. - Наверное, выжидают, когда соплячка оступится».

- Скоро Рутгер увезёт нашего бойкого петушка, но я не понимаю вашего беспокойства.

- Дидье, она же ещё ребёнок!

- Хм, ваши кружевницы, да, согласен, малы ещё для этого дела, а золотоволосая соблазнительница уже поспела, - хмыкнул он, оглаживая бородку.

На кухне Ева старательно делала вид, что не замечает пристального взгляда сеньоры, а Катерина смотрела, как она неторопливо перебирает зелень, брезгливо отодвигая пальчиком те веточки, на которых оказались жучки, и Катя понимала, что здесь тоже уже все знают о её покровителе. А сама Ева отыгрывает «особенную избранную» так, как умеет.

Как же быстро появляется собственная, какая-то подпольная, жизнь в замке! Когда работало всего несколько женщин, то на подводные течения не хватало времени, жили сплочённо, а теперь все действуют с оглядкой.

Анэт нервничает, не знает, что делать с малолетней фавориткой другого малолетки. Манон возвысилась и остаётся прежней только для сеньоры. Понятно, что она формирует к себе уважительное отношение так как умеет, ведь она теперь уже настоящая управляющая, у которой в подчинении два десятка человек.

Катерина, в отличие от Манон, чувствовала себя растерянной. Она видела и понимала, что происходит, но не знала, как подправить то, что ей не нравится. Если бы у неё был опыт работы, если бы она чётко представляла, каким должен быть рабочий коллектив, то ей было бы легче. А так видеть зарождающееся уродство во взаимоотношениях и не знать, как всё поправить, было печально.

Поговорив с управляющей о делах, о людях, о том, как она устроила Добрана, Катя всё же затронула тему Евы:

- Манон, вы помните о нашем уговоре?

Она побледнела, точно так же, когда сеньора впервые озвучила условия проживания Евы в замке.

- Помню, - опустив глаза, выдавила она.

- Не хотите мне ничего сказать?

- Сеньора, клянусь, они только беседуют! Молодой хозяин не трогал Еву! - и непонятно было верит ли сама она в то, в чём так легко клянётся или считает сеньору наивной.

Катерина, чувствуя, что не может себя сдержать, развернулась и ушла. Стыдно цапаться с женщиной, жизнь которой полностью зависит от тебя. Казалось бы, это Власть, но получалось так, что ответственность за власть сильно ограничивала Катю.

«Чёрт бы вас всех побрал! Это какие-то оковы, а не власть!» - бурчала она.

- Мадам! К нам едет настоятельница монастыря! - вбежал мальчишка, что всегда крутится возле наёмников, выполняя разные поручения, и крича свою новость во всё горло.

Дидье поймал его за чубчик и прошипел, что оторвёт ему уши, если он ещё раз будет орать то, что предназначено только для хозяев.

- Но как же, ведь мать-настоятельница едет, - оправдывался мальчик, не понимая смысла поучения. Разве о таком надо шептать?

Катя оставила Дидье разбираться с будущим оруженосцем, а сама подумала о том, что из -за того, что все видели, что она получила весть о прибытии настоятельницы, она потеряла шанс скрыться в замке, подставляя для общения с духовным лицом только Леона.

Дав указание подготовить покои и угощение для гостьи, Катерина по-быстрому собрала информацию о настоятельнице. Предшественница нынешней аббатисы пришла в эти земли по велению сердца и божьей воле. Несколько лет жила отшельницей, а потом начала строительство монастыря.

- Сама? - недоумевала Катя, представляя себе изнурённую женщину, таскающую камни.

- Зачем же сама, она не из бедной семьи. За пятнадцать лет поставили замок, впрочем, стройка идёт до сих пор. Вот уже десять лет, как основательницы нет в живых, а мать Агата возглавляет сестёр и даёт приют всем нуждающимся женщинам.

- Хм, на что же они живут?

- В основном на пожертвования, но у них есть своя земля, которую сёстры сами обрабатывают.

- М-да, - нахмурилась Катя.

Она уже хорошо представляла, какой труд обрабатывать землю и знала, что получаемые урожаи несопоставимы с представлениями человека будущего, тем более в их местности. Но сочувствие развеялось, стоило только познакомиться с настоятельницей и попасть под пресс её давления по поводу пожертвований. Сразу вспомнилось, что стройка у этой дамы успешно продолжается и замок разросся в целый монастырский комплекс.

- Богу угодно женское милосердие, - лилась гладкая речь матери настоятельницы, - вы же не хотите вызвать на себя гнев Отца нашего? Я вижу, что здесь множатся грехи чревоугодия, гордыни, разврата.

Приглашённый к столу отец Жюль согласно кивал при перечислении грехов сеньоры, но и на саму настоятельницу смотрел недобро, видимо, одновременно подсчитывая её грехи.

Громкий хлопок по столу Катиной ладошки, прервал затянувшееся обличительное выступление. Она как дура постаралась угостить гостью, сидела со смирением, пытаясь копировать всех остальных, а вышло всё боком. На неё без удержу выливают словесные помои.

- Убрать всё со стола, - добившись внимания хлопком, тихо велела Катя. - Поставить воду и лепёшки. Гордыня и разврат? - она повернулась к аббатисе. - Ну что ж, начну исправляться прямо сейчас.

Отец Жюль быстро стал креститься и что-то бормотать об исчадиях и об избавлении от них.

- Не буду больше возражать молодому сеньору против того, - чуть склонив голову перед Леоном, - что у него не хватает воинов, чтобы оберегать женский монастырь от разбойного люда. Вижу я, что наша добрая воля по защите сестёр неуместна. Ну, а клеветать о разврате в моём замке не позволю.

- Какая же клевета, каждый подтвердит, что у вас с мужем одна спальня на двоих и дни благочестия вы не блюдёте!

- Не думал, что мать-настоятельницу волнуют такие вопросы! Это кто же по ночам возле хозяйской спальни со свечкой стоит? - громко задал вопрос Дидье, и раздались глумливые смешки, так как многие хотели бы постоять рядом, чтобы узнать, как любит хозяйка сеньора, что он стал таким счастливым.

Спутница матери-настоятельницы что-то зашептала той, пользуясь замешательством, а она, поджав губы, молча смотрела, как со стола перед нею убирали яства. Воины, присевшие перекусить, хватали женщин за руки:

- Не тронь, я подвержен греху чревоугодия.

- Отмолим как-нибудь! - посмеивались мужчины, усугубляя непростую обстановку.

Встреча прошла крайне плохо. Вместо налаживания отношений получились враждебные действия. Настоятельница не ожидала, что чужестранка будет агрессивна. Ходили слухи, что сеньора спокойная, добрая, и поначалу встреча подтверждала это, но далее всё пошло не так, как планировала гостья.

Она надеялась застращать хозяйку, чтобы после покровительствовать ей, а вышло всё как нельзя хуже. Наследник же только брови хмурит да красивыми глазками зло сверкает, сразу видно внука старого богохульника Бланшфора! Если бы не благочестивая Матильда де Бланшфор, то не видать бы монастырю ни серебрушки! Теперь и здесь, ничего не приобретя, только потеряли.

Катерина, раздосадованная встречей и опасаясь последствий, провожая неприятных гостей, не пожелавших остаться на ночь, сунула в руки сопровождающей настоятельницу сундучок со своим лучшим мылом.

- Вот, сёстрам от меня подношение, а это, - она тихонько впихнула в руки женщины плотно свёрнутый рулончик из шёлковой ткани, - лично вам.

Та вскинула глаза и, увидев подтверждающий кивок, быстро спрятала подарок в рукав, а Катерина добавила:

- Мне жаль, что всё так получилось, но, похоже, с отцом Жюлем я быстрее нашла общий язык, чем с вашей настоятельницей.

Та стрельнула глазками в местного священника, брезгливо кривящего губы монашкам вослед и вздохнула:

- Мать болеет с зимы, характер её из-за перенесённых тягот испортился.

Катя хотела бы сказать, что сидела бы тогда дома и не разносила бы инфекцию, но, конечно, промолчала, лишь понимающе кивнув. Наговорили друг другу достаточно, да ещё при свидетелях. А ведь если подумать, то не от хорошей жизни Мать побирается, а она не от хорошей жизни жадничает. Народа в замке нынче много, вот это и сбило с толку настоятельницу.