Марина Суржевская - Для кого цветет лори
— Все равно не вижу, — недоуменно произнес Римос, возвращая ленту. — Не понимаю… Первый раз такое. Я не вижу девушку. Совсем! Даже фантома!
Римос потряс головой. Чтобы лучшая ищейка цитадели не могла взять след? Никогда такого не было!
Лавьер сжал зубы. Лори. Магия цветка прятала его хозяйку от сумеречного. Он втянул воздух, заставляя себя успокоиться. Усмиряя бурю. Он должен найти ее. Обязан. Если с Оникс что-то случится… Он сотрет этот город с лица земли вместе со всеми его обитателями. Если только хоть кто-то ее пальцем тронет…
Римос хмуро посмотрел на небо, где стремительно сгущались черные тучи. Непогода пришла в Темный Град быстрее, чем они ожидали, кажется, вот-вот начнется буря. Кристиан кинул на него предупреждающий взгляд, и Римос удержал готовое сорваться с губ восклицание. И уставился на застывшее лицо верховного, который словно погрузился в транс. Поговаривали, что Ран Лавьер может сделать это без подготовки и в любое время. Но раньше сумеречный в это не верил, зная по опыту, насколько сложно достичь состояния полнейшего бесчувствия. Но на его глазах Лвьер делал именно это. Застыл изваянием, лишь лента билась на холодном ветру, зажатая в побледневших пальцах.
ГЛАВА 13
Оникс оглянулась на холм, где возвышался императорский дворец. Отсюда, с окраины Града, он казался столь великолепным, что поражал воображение. Город был построен не вокруг дворца, а у его подножия, словно даже этим обитатели подчеркивали свое отличие от горожан.
Не давая себе передышки, она вновь подобрала подол и побежала к домам. Оникс пока не знала, что будет делать дальше. Все случилось так внезапно, что она не успела ни подготовиться, ни подумать. Она просто увидела лазейку и воспользовалась возможностью оставить позади и дворец с его интригами, и жестоких сумеречных псов, и… Рана. Сердце сжало сомнение. Ей не хотелось… делать ему больно. Чувство было странным, не поддавалось разумному объяснению и пугало. Но избавиться от него Оникс не могла. Как и разобраться в том, что чувствует к Рану Лавьеру. Эмоций было слишком… много. И все столь острые, режущие, ранящие, как осколки стекла, что хотелось от них освободиться.
Она помрачнела, но упрямо сжала зубы. Оникс устала жить в клетке. Устала быть игрушкой. Ей просто хотелось свободы и права самой распоряжаться своей жизнью.
Вдоль дороги, что вела от дворца, росли подстриженные вечнозеленые кустарники, за ними высились красивые дома богатых горожан. Чем ближе владение ко дворцу, тем почетнее хозяин. Изредка ей навстречу проезжали экипажи и всадники, и Оникс опускала лицо, делая вид, что просто гуляет. А потом снова ускоряла шаг, стремясь уйти с центральной улицы.
Уже за площадью широкая и мощеная дорога стала уже и извилистее. Оникс вывернула свою накидку мехом вовнутрь, как носят простые горожанки, и пожалела, что у нее нет платка. Первым делом ей необходимо обменять этот мех на неприметный плащ с капюшоном, а свое дорогое платье — на наряд прислужницы. Но сначала — выбраться из города. Она остановилась у таверны, выглядевшей достаточно прилично, а главное, у ворот стоял почтовый экипаж и дремал возница. Лошадей не распрягли, значит, экипаж проездом и готов отправиться дальше.
— Простите, — девушка подошла ближе. — Вы не могли бы подвезти меня?
Мужчина встрепенулся, склонил голову, увидев богатую горожанку.
— Конечно, госпожа, но у меня совсем простой экипаж, мы перевозим почту. Вам стоило бы дождаться следующего…
— Нет-нет, меня все устраивает, и я очень тороплюсь, — успокоила Оникс. — Когда вы отправляетесь?
— Мой напарник пошел за запасом еды и… — возница смущенно умолк, не сказав «выпивки». Рассматривать девушку открыто он постеснялся и оттого смотрел украдкой, изумляясь тому, что такая красавица выбрала его экипаж. — А вот и он! — обрадовался мужчина. — Постойте, я открою вам дверь, госпожа!
Оникс благодарно улыбнулась, отчего тот — пожилой мужчина — окончательно смутился. Внутри экипажа было тесно, сидение — обычная доска, но раяна вздохнула с облегчением. Ей было неуютно на улицах, так и казалось, что кто-то сзади закричит: «Хватай ее!»
— Но-о, трогай, — закричал возница, потрясая поводьями. В окошке проплыла таверна, из дверей которой вышла хмельная компания, а потом экипаж поехал быстрее и замелькали дома. И уже вскоре они выехали на тракт и понеслись еще скорее.
Оникс смотрела, как остается позади Темный Град и не верила. Она сбежала? Неужели сбежала? У нее получилось?
Получилось?
Тогда почему внутри так тяжело и пусто, словно она делает что-то ужасное? И почему так хочется остановить этот экипаж, выпрыгнуть и пойти обратно? Что сделал с ней Лавьер, каким арканом привязал на этот раз, что она желает к нему вернуться?
«Я ненавижу его», — в голове возник давний разговор с Интой.
«Все ненавидят. — В голосе девушке обреченность и какое-то смирение. — Вначале. А потом… Потом…»
— Нет, — Оникс сжала кулаки, до боли. — Нет! Я не влюбилась в него. Я не могла!
Она не хотела становиться второй Интой! Рабыней, готовой сдохнуть у столба по приказу аида! Оникс не желала этого! Она мечтала о свободе, но… Какой странной властью обладал этот мужчина, какой силой? Лавьер порабощал ее, заключал в клетку, пленил, и, кажется, уже не только тело!
Что он сделал с ней?!
Нет, нет, нет!
Но внутренний голос упрямо нашептывал, напоминал, будоражил.
— Только не это, — Оникс в ярости ударила ладонью по стенке экипажа. — Я не могла влюбиться в этого… в этого! Сволочь, чудовище, убийца. Я его ненавижу!
«Тогда почему тебя совсем не радует свобода? — спросил внутренний голос. — Почему ты плачешь, Оникс?»
Она сердито смахнула слезы и снова ударила в стенку экипажа. Да что с ней такое? Что творится в ее душе? Почему ее раздирают такие острые, больные и несовместимые чувства? Обида никуда не исчезла, она слишком хорошо помнила все, что сделал с ней Ран Лавьер. Но в то же время… откуда это нежелание причинять ему боль? Откуда странная, глупая нежность? И желание прижаться к нему, уткнуться головой в широкую грудь, зная, что закроет от всех бед, зная, что защитит?
Она сжала виски ладонями. Защитит? Бред. Да он первый сделает ей больно!
— Да что же это? — простонала Оникс.
Как могут в одной душе помещаться такие разные чувства? Как одного человека можно яростно ненавидеть и в то же время… любить?
— Нет! — она шептала это как заклинание, надеясь, что поможет, и небесные сжалятся над раяной. — Не хочу. Не хочу его любить! Это слишком….
Слишком остро, слишком опасно, слишком больно… как танцы на битом стекле, как шаг в бездну, в глупой надежде, что не разобьешься!
