Самый синий из всех - Екатерина Бордон
– А ты перестанешь на меня сердиться, если я скажу, что просто не привыкла к тому, что кто-то может мне звонить и писать? Кроме родителей. Но они и так были дома. Мне телефон раньше просто особо был не нужен, вот я и…
Каша бросает на меня долгий хмурый взгляд. Звучный голос Тора командует всем рассесться по местам и раскрыть учебники. Слышен шелест страниц, и Каша сдается.
– Ты, я, Бэмби. Сегодня. После школы. И ты будешь отпарывать кружавчики маникюрными ножницами, а это сущий ад. Поняла?
Я быстро-быстро киваю, а Каша фыркает от смеха.
– Доставай учебник, я забыл свой дома. Если бы не это, даже говорить бы с тобой не стал, неандерталка…
Литература проходит без происшествий. Весь урок я старательно не смотрю на Андрея, а он увлеченно читает какую-то книгу. И на втором уроке, и на третьем… Мне удается разглядеть обложку только на большой перемене, когда Андрей неожиданно догоняет нашу компанию у дверей столовой. Это же «Пигмалион», который я подбросила ему в сумку!
– Тимофей, – вежливо говорит Андрей, притормозив возле Каши. – Сергей Владимирович просил зайти к нему после уроков.
– Благодарю.
Андрей кивает и ускоряет шаг, а мы с Оксаной переглядываемся и заливаемся хохотом:
– Что это было вообще?
– Захлопнитесь. – Каша чопорно поджимает губы. – Так выглядит взаимная неприязнь цивилизованных индивидуумов.
На физкультуре Андрей снова подходит к нам. Точнее, не к нам, а к Оксане. Лера за его спиной старательно лепит из своего злобного лица безмятежное, зато Оксанина улыбка совершенно точно искренняя.
– Как дела у Егора? – как бы между прочим спрашивает Андрей. – Давно не видел его.
Оксана застегивает молнию на толстовке. Мы ждем своей очереди бежать стометровку. Макарыч свистит в свой дурацкий свисток и раскручивает на пальце шнурок с секундомером.
– У него все хорошо. Только в школу не хочет возвращаться. Его отстранили сначала, а потом пошли на попятную и разрешили вернуться, но теперь он сам не хочет. Ну ты знаешь, какой он.
– Я видела его после репетиции, – внезапно для самой себя добавляю я. Оксана удивленно оборачивается. – Он про тебя и Кашу спра…
– Я знаю, – перебивает Оксана. – Он возомнил, что между нами что-то есть, и это так нелепо, что я просто… – Она сердито встряхивает волосами.
Макарыч свистит, и очередь снова продвигается вперед. Мы уже почти на линии старта. Я старательно разминаю ноги и делаю несколько наклонов из стороны в сторону. Чувство вины – как острый камешек в ботинке или заноза в пальце. Это ведь я сказала Егору, что между Кашей и Оксаной что-то есть. Просто сболтнула, не подумав! Но может, оно и к лучшему.
– А это не так? – осторожно спрашиваю я, с трудом подавив желание скрестить на удачу пальцы. – Вы с Кашей не…
Оксана встает в стартовую позицию и уверенно отвечает:
– Нет.
Каша ждет нас с Оксаной у выхода из школы. Рядом с ним стоят две клетчатые сумки. У одной явно сломана молния: из дырки торчит мятая розовая лента и стебелек искусственного цветка.
– Хорошая новость! – вместо приветствия возвещает Каша. – Фраки перешивать не придется. Пока вы потели на физре, я успел поймать наших красавцев и заставил их примерить этот хлам. Старое доброе насилие… Хорошая новость номер два: отец выбил нам беспрепятственный доступ в кабинет труда для девочек. Сможем использовать швейные машинки, нитки, словом, все необходимое. У трудовички сегодня выходной, так что… – Он делает драматичную паузу и выбрасывает вперед руку. На его указательном пальце покачивается длинный ключ на железном кольце. – Если вы пообещаете не распускать свои ручонки, предлагаю устроиться там. В качестве благородного ответного жеста обещаю держать при себе свои.
Мы с Оксаной смеемся. Не знаю, как она, а я совершенно не воспринимаю Кашу как угрозу. И уж, конечно, не боюсь оставаться с ним наедине. Он не существо другого пола, он друг. И этим все сказано. Каша подхватывает пакеты, и мы идем в самый конец левого крыла, где ютится кабинет труда.
Парты внутри стоят буквой П: на двух из них устало привалились друг к другу допотопные швейные машинки. Дальнюю стену занимают шкафы, набитые всевозможными швейными (и не только) принадлежностями. Честно говоря, по-моему, никто, включая трудовичку, не знает, сколько хлама там хранится.
Каша вытаскивает из сумок платья и пакет-майку, набитый новыми лентами и кружевами. От вещей пахнет порошком. Судя по всему, кто-то уже успел их постирать.
– Пятна вывести не удалось, – виновато бормочет Оксана. – Не знаю, от чего они. Просто от старости, наверное. Но мы сделаем поверх них вышивку лентами. Будет красиво!
– Это точно. Бэмби гений, – подмигивает Каша. – Так, вот что нам нужно… Записывай-записывай.
Я подтягиваю стул поближе и коротко фиксирую на листочке в клетку список задач, пока Оксана и Каша делают свой «доклад о бедственном положении дел».
Заменить кружева на платье № 1 (отпороть старые, пришить новые).
Замаскировать дыру от утюга на рукаве фрака (чем???).
Сделать узор из лент на платье № 2, ушить лиф.
Перекрасить платье № 3 (краска по ткани???), сделать ленту под лифом, чтобы спрятать дырку.
Платье № 4. Зашить дырки (задекорировать лентами). Укоротить. Отпороть рукава.
Отпороть рукава, укоротить – это про платье № 5.
Принести на след. встречу чипсы и колу.
– Повезло нам, что актрисы были такие тощие, – шутит Каша. – Ушивать придется только одно платье. Надеюсь, Бэмби, твоей суперсилы на это хватит, потому что моя больше цветочков из лент не потянет.
Оксана поднимает большие пальцы вверх, и мы принимаемся за работу.
Два часа спустя на столе рядом со мной вырастает горстка старых порванных кружев. Как по мне, так без них платье выглядит лучше. Но выбрасывать паутинку сплетенных нитей все равно жалко. Я с гордостью оглядываю проделанную работу. Не такая уж я и криворучка! Даже Каша одобрительно хлопает меня по плечу и признает:
– Не думал, Котлетка, что от тебя хоть какая-то польза будет.
Я фыркаю, откладываю маникюрные ножницы и сладко потягиваюсь. Ха! Меньше всего пользы было как раз от него. Он гораздо больше болтал, чем делал. Зато Оксана рядом с ним совсем расслабилась. После физры она так и не переоделась и теперь сидит, скрестив ноги по-турецки, в спортивных штанах и белой футболке, обтягивающей грудь. Не может быть, чтобы Каша не заметил,
