Разделённые - Арлен Гарднер
Я сразу увидела Лучезара и едва сдержалась чтобы не бросится к нему. Тот, кто захватил мои мысли, сейчас лежал посередине зала, уставившись в потолок. Я прикрыла рот рукой, сдерживая рвущиеся наружу рыдания.
Лучезар выглядел бледным, чересчур бледным. Исчез тот красивый золотистый оттенок его кожи, словно бы его никогда и не было. Даже волосы стали на тон светлее. Из его губ вырывался пар, символизирующий о его дыхании, но от этого мне не стало ни капельку легче.
Наказание Светом Луны пагубно влияло даже на лунниц, что уж говорить о том, кто является сыном Солнца.
Старейшины устанавливали в центр крыши большое, полукруглое стекло которое делало лунный свет сильнее и концентрированнее. Наказуемого помещали прямо в центр. Я поёжилась, вспомнив как одна из сестёр подверглась этому наказанию за то, что посмела плавать в священном озере — месте в котором видны все звёзды небосклона и сосредотачивается положительная энергия. Несчастная тогда несколько восходов ходила, качаясь, мало ела, и была бледной… но её бледность ни шла в сравнение с той, что сейчас царила на коже Лучезара.
Для нас, лунниц, данное наказание было неприятно, лишало сил и красоты. Для сына Солнца же это было больно, ведь этот свет противоречил самому его существу. Точно так же, как мне плохо под лучами Солнца, Лучезару плохо под лучами Луны.
Хоть он и мог ходить по нашей земле не испытывая особого дискомфорта… концентрированный свет, это совсем другое дело.
— Лучезар, — вырвалось из моих уст.
— Тебе не стоит его жалеть, — строго произнесла стоявшая у стены Астрея.
Я вздрогнула, только сейчас заметив шилэнис Селены. Скосив глаза я заметила, что сестра замерла уставившись на Тёмную Сторону Луны — так иногда называли Астрею из-за того, что её кожа имела глубокий, тёмно-синий оттенок.
— Ему больно, — тихо проговорила я, вновь обращая свой взор на Лучезара. — Он достаточно настрадался, разве нет?
— Кто определяет это? — невозмутимо спросила Астрея. — Может он только начал познавать страдания. Может это впервые, когда он несёт наказание за содеянное.
— Неужели вам нравится смотреть на его мучения? — крикнула я.
— Я просила тебя держаться подальше от Селены, ты же не пожелала этого делать, — покачала головой лунница, пропуская мой вопрос. — Ты — испорченный луч нашей прародительницы, и хочешь так же испортить мою ширеле…
— Но я больше не твоя ширеле! — воскликнула молчавшая до сих пор Селена. — Ты решила оставить меня! Разве нет?! К чему сейчас все эти слова? Делаешь вид, что тебя волнует моя судьба?
— Я переживаю о тебе как и прежде, — ровным голосом ответила Астрея. — Ты должна понимать, что я не смогла бы всегда быть рядом с тобой, мне много лун, моё время пришло.
— Ты сама определила, когда пришло это время! — из глаз Селены брызнули слёзы. — Сама сказала, что готова! Тебя никто не заставлял!
— Прости меня, — Астрея отвела взгляд. — Но моё время правда пришло, когда настанет твоя ночь, ты тоже это почувствуешь.
Зал опустился в тишину. Молчала я, молчала Селена, Астрея вовсе покинула зал. Иногда слышалось тяжёлое дыхание Лучезара.
Я сделала пару шагов по направлению к нему, но сестра схватила меня за запястье, предостерегающе качнув головой. Всё верно. Старейшины наверняка наблюдают за нами. Смотрят, не станем ли мы освобождать дикого.
Я обвела зал потухшим взглядом и заметила Лунару. Старейшина стояла в тени так, что увидеть её было крайне сложно. Поймав на себе мой взгляд, член Лунной Общины тут же вышла и направилась к нам плавным, неторопливым шагом. Каждое её движению было подобно воде, что сочится меж камней, или лунному свету, обволакивающему все вокруг.
— Всё это время он говорил только о тебе, — сообщила Лунала тягучим голосом. — Что ты не виновата, что это всё он. — Она бросила взгляд на Лучезара. — Это так удивительно. — Она подошла вплотную ко мне. — Знаешь, а ведь наша прародительница говорила, что рано или поздно но настанет та ночь, когда нарушится баланс, и мы должны будем сохранить его всеми силами.
— Что это значит? — я нервно сглотнула, смотря в её голубые глаза.
— Когда под сомнение ставится всё то, что мы знаем, что следует сделать? — вопросом на вопрос ответила Старейшина.
Я отвела взгляд, обдумывая её слова.
— Нужно показать остальным, что будет за это, — проговорила стоявшая за мной Селена.
— Именно, — кивнула Лунара. — Поэтому, я заранее прошу твоего прощения Лунолика. Душевные муки намного тяжелее перенести, нежели телесные.
— За что вы просите прощения? — вопросила я.
— Ты узнаешь в ночь, когда прибудет наша прародительница.
— Что будет с Лучезаром?
— Мы отправим его на его земли, и там его постигнет кара.
— Нет, прошу, не мучайте его больше! — вскрикнула я, и упав на колени, схватила руками край лунфета Старейшины. — Я не вынесу этого! Прекратите! Он достаточно перетерпел из-за меня!
— Почему вы так заботитесь друг о друге? — спросила Лунара.
— Мы любим друг друга, — честно ответила я и тут же получила пощечину.
Я подняла голову, удивленно уставившись на Старейшину, ведь она славилась спокойствием и мудростью. При любой ситуации Лунара не позволяла себе ничего подобного.
— Посмей сказать это своей Матери, и она разгневается похлеще меня! — голос Старейшины стал злым, растеряв нотки загадочности и притягательности. — Как ты смеешь вообще произносить эти слова?
— Так вы знаете, что это… — утвердительно проговорила я, вставая. — Вы знаете всю правду.
— Да, нам, в отличии от вас, доступны сокровенные знания, — прямо сказала Лунара. — История о сотворении нашего мира, о расставании Солнца и Луны вовсе не такая, как ты думаешь! Наша Мать сгладила её, тоже сделал и Солнце. Они создали писания чтобы защитить нас — своих детей от порочного чувства, что разрывает душу и зовется любовью!
Старейшина раздражённо отдернула край лунфета и неожиданно села прямо на пол, жестом пригласив нас сделать так же.
Я последовала её примеру, как и Селена. Мне было ново видеть такую Лунару. Её прежний образ спокойной и рассудительной Старейшины разрушился на глазах. Из голоса пропали те нотки таинственности, что мне всегда в ней нравились.
— Я расскажу вам всю правду.
И Лунара начала свой рассказ.
Много лун тому назад…
Плач смертных доносился до самых небес, тревожа бытие Луны и Солнца. Они более не могли его слышать, но они поклялись оставаться вместе, а потому упрямо продолжали находится вдали, не давая людям желанного света.
Лишь слабое мерцание звёзд скудно освещало тот чужой мир.
