Я стала женой злодея - Анастасия Миллюр
— Шу, — перебил меня Ридрих, усмехнувшись и делая еще один глоток. — Он вообще существовал? Хватит, Азалия. Он лишь часть твоей выдуманной сказки.
Меня словно наотмашь ударили по лицу, а затем еще и со всей силы дали под дых. Контрольно.
Неверяще глядя на мужчину перед собой, я сделала нетвердый шаг назад. Мой подбородок задрожал.
Кто-нахрен-черт-возьми-угодно мог сказать такое, но не он. Не человек, на груди которого я плакала и говорила эти же самые слова.
«У меня нет ничего, что напоминало бы о нем. Он вообще существовал?», — рыдая, сказала я ему тогда.
— Не делай такое выражение лица, — с прищуром наблюдая за мной, произнес Ридрих, наливая себе еще коньяка. — Хватит. Все это время вы со Святым искали способ убить меня. Церковь подослала тебя изначально. Ты узнала, что Лендрис твой отец, в восемь лет. Как раз в тот момент, когда изменилась до неузнаваемости.
В мою сторону летели одно обвинение за другим, а я просто не знала, какого черта ему сказать. Я смотрела на него, как на незнакомца. Серьезно. Какой-то посторонний мужчина вселился в тело Ридриха, и сейчас издевался надо мной, говоря его губами.
Догадка со слабым просветом надежды ворвалась в сгущающиеся надо мной тучи.
Может, это и не он? Быть может, им овладела тьма?
Раньше, чем успела подумать о последствиях, я сосредоточилась на комочке энергии в солнечном сплетении и призвала своего нового духа. Это было безумием, ведь я уже истратила весь свой запас сил на сегодня. Хотя нет… Безумием было происходящее, а мой поступок - это отчаянная потребность вернуть себе почву под ногами.
Было тяжело. Обычно теплый и податливый источник божественной энергии сейчас словно покрылся коркой льда, но это было слабой преградой. Я выжимала из себя все до последней капли.
Прошло не больше мгновения, но для меня он тянулся будто целый час, пока, наконец, я не услышала тихий голос: «Хозяйка».
Отлично.
Мир снова преобразился до неузнаваемости, только вот…
Весь кабинет был сплошь заполонен огромными полупрозрачными черными щупальцами, которые исходили из тела Ридриха. Они затмевали собой все, очерняли божественный свет, который мягко излучали стены, мебель и полы. Щупальца давили, были в постоянном движении и рождали первобытный ужас.
Но как не странно не они уничтожили мою последнюю надежду, а устойчивый мягкий свет божественной энергии, который исходил из груди Ридриха.
Он был полностью в сознании.
По сердцу резануло тесаком. Куда делись мои ребра? Почему удар пришел прямо по незащищенной мышце?
Я дернула подбородком.
Нет.
Нет.
Нет-нет-нет-нет-нет.
Это просто какой-то гребаный кошмар.
Боль в груди расползалась, как паразит, уничтожая все светлое и чистое, что в ней было. Она шла об руку с холодом, который охватывал каждую клеточку моего тела, наказывая меня за переиспользование божественной энергии.
Я отступила на шаг. Потом еще, и еще. А затем…
Меня вдруг больно впечатало в стену. Пальцы Ридриха сжались на моем горле, сдавливая, перекрывая мне кислород. И в его взгляде… Там были только мгла и холод.
«Надеялась, что тьма сведет меня с ума, а у меня не хватит духа голыми руками задушить такую тварь, как ты?».
Это конец? Вот так все и закончится?
— Твоя казнь состоится через три дня, твоего любовника сожрет Малькут, а тебя… Тебя я уничтожу лично.
ГЛАВА XIX
Меня облили ледяной водой, и я с криком подскочила на постели, дико озираясь по сторонам. Кто посмел?!
Но обстановка тут же заставила поумерить пыл. Как и накрывшие воспоминания о прошедшем дне. Стены из выпуклого черного камня, полумрак, маленькое окошечко под самым потолком, откуда едва ли проникал свет, и запах - этот отвратительный запах сырости, немытых тел, крови и смерти.
Темница.
Ридрих бросил меня в темницу.
И словно самого этого гребаного факта не было достаточно, в моей «одиночной камере» стояла… Кементина. Выглядела она куда лучше, чем во время нашей последней встречи. Ее белые волосы были убраны в замысловатую прическу, следы прежней усталости умело спрятаны макияжем, а точеная фигурка была облачена в невероятной красоты платье, подчеркивающий каждый ее изгиб.
Теперь в ее бордовых глазах превосходство смешивалось с ненавистью и жаждой мести, на губах играла улыбка хозяйки положения, а я была близка к отчаянию. Роли поменялись. Кажется, у судьбы было слишком специфичное чувство юмора, которое я пока не могла оценить.
— Вам нравится, Азалия? — бросила она и, оглядываясь, словно на экскурсии, сделала несколько шагов по темнице. — Здесь приятная атмосфера, наталкивает на размышления и заставляет многое переосмыслить.
— Что ты здесь делаешь? — прищурившись, спросила я ее, садясь ровнее.
Это был хороший вопрос.
Какого черта настоящая шпионка была на свободе и щеголяла передо мной новеньким платьем, а я сидела на тюремной койке?!
По губам девушки расплылась улыбка, и она усмехнулась.
— Сейр Абенаж все же решил принять предложение дворянства Иргейса.
Предложение…
Погодите. То самое предложение, где Кементина становилась его любовницей?!
Нет. Черт возьми, этого не могло быть. Какой-то абсурд…
Почему-то стало очень тихо. Серьезно. Вся комната вдруг погрузилась в могильную тишину, словно кто-то нажал на кнопку «Беззвучный режим». Это было странно, ведь я видела, как шевелились губы Кементины, когда она что-то говорила с плохо скрываемым злым торжеством в глазах, а в углу темницы незнакомая мне горничная уронила уже пустое ведро воды, которое должно было наделать много шума.
Но звуков не было. По крайней мере снаружи.
Зато я прекрасно слышала удары своего бешено колотящегося сердца. А еще чувствовала как неверие, злость и безнадежность смешиваются в груди гремучим коктейлем, который кислотой прожигал мои внутренности.
Ридрих принял предложение дворянства Иргейса.
Принял Кементину.
А я была приговорена к казни.
Тот, кто должен был умереть, умирал, а кому было суждено оказаться на коне, сверкал в блеске своей богоизбранности.
Вот, что происходило. По телу пополз холодок в перемешку с отвратительными мурашками. Мир романа с треском и скрипом, ломая любые законы логики, возвращал все на круги своя.
Боже…
— … Не слишком приятно потерять все, что имели, в один миг, правда? — слова Кементина прорвались через мой пузырь тишины. Она смотрела на меня со злым довольством. А каждое слово, вылетающее из ее рта было резким и хлестким, как пощечина. — Любимого человека,