Ненавижу магов (СИ) - Власова Мария Игоревна
Где-то сзади Трут удивился, я услышал, как он присвистнул. Для большинства присутствующих, особенно для придворных эта информация ничего не значит, вот только мы с министром хорошо уведомлены, о каких масштабах идет речь. Изготовление настоек – точный процесс, который в промышленных масштабах очень сложно выполнить верно. Это, в конце концов, небезопасно! Как одна девушка смогла поставить такое на поток? Государство щедро финансирует как приобретение необходимых ингредиентов, так и само изготовление настоек. Но по моей бродяжке не скажешь, что она получала большое вознаграждение: одета в какое-то старое рванье.
– И что же ваша студентка получала взамен своей работы? – поинтересовался, куда же ушли наши деньги.
– Полпроцента от суммы, уплаченной покупателями, и собственную лабораторию на территории училища, – сдавленно прохрипела директриса, понимая, что этим признанием усугубляет свое положение.
Полпроцента? Да они издеваются?! Да это же сущие копейки по сравнению с выделенной суммой! Почему она вообще на это согласилась?! Она что совсем дура, что ли? Или это ей необходимо для претворения в жизнь какого-то своего, неизвестного мне плана?
– И какова же судьба остальных денег? – спрашивает Трут со своего места, пожалуй, впервые за все время своего судейства.
– Мы делили между собой, – пискнула директриса, – как и ингредиенты, закупаемые профессором Захаровым на изготовление заказов, которые мы продаем на чёрном рынке.
По залу прошелся шум, и я вообще перестал что-либо понимать. Я мог принять, что она делает зелья почти за бесценок, но из чего она их делает? Затраты на изготовление настоек огромны, их не оплатить столь мизерной суммой. Но это не важно, я всё равно должен выставить виновной ее.
– То есть безродная девчонка поставляет не проверенные вами или еще кем-то из учебного совета зелья во все важные структуры столицы? Тем самым делает всю защитную структуру страны уязвимой для шпионов других стран и внутренних врагов? Вы понимаете, чем вам это грозит? Чем грозит вашему училищу? Это же государственная измена в масштабах целого учебного заведения! Вы и все ваши студенты за последние годы могут лишиться головы за это! – проговорил уверенно, без тени сомнений. Я не из тех, кто поощряет такое поведение.
– Следующий свидетель! – снова влез в моё дело Трут, когда директриса заплакала. Махнул рукой и поднял женщину со стула, переместив в сторону, где за барьером уже сидят другие обвиняемые.
Стражник вышел позвать последнюю обвиняемую, саму бродяжку. Она вошла в зал, слегка задержавшись на входе. На ее лице легкий испуг, взгляд бегает. Почему она все время в каких-то обносках? Одета в темный свитер, размер которого едва ли не в два раза больше, чем она сама. Штаны тоже великоваты, как будто всю эту одежду она сняла с кого-то другого. Неужели нельзя было приодеться хотя бы во дворец? Махнул рукой на стул для подозреваемых, она присела на него, положив на колени свою сумку. Нервно барабанила по ней, быстро оглядывалась по сторонам, но на меня не смотрела.
– Пенелопа Руднева. Студентка четвертого курса училища Зельеваров с самыми высокими оценками на курсе, – даже когда я заговорил с ней, с легкой издевкой озвучивая ее успехи и достижения в учебе, она не посмотрела на меня. Лишь безучастно кивнула.
– Ваши преподаватели уже поведали нам о произошедшем, не желаете ли изложить свою версию? – где-то внутри я закипаю от злости.
Она молчит, растерянно хлопает глазами, смотрит на зрителей, на всех, кроме меня.
– Что вы имеете в виду?
– Правда ли, что вы исполняли государственные заказы? – как же меня бесит, что она, отвечая на МОЙ вопрос, все равно смотрит не на меня!
– Да.
– И зелье, фигурирующее в этом деле, также создали вы? – мышцы на лице уже свело, от моих попыток скрыть свою злость.
– Да.
– То есть, вы сознаетесь в содеянном? – ловлю ее на слове, хотя хочу поймать отнюдь не фигурально и хорошенько при этом потрясти.
Она не чувствует ко мне ничего, абсолютно ничего! Не испытывает по отношению ко мне никаких эмоций! Я чувствую раздражение Трута, пренебрежение и предвкушение толпы, страх обвиняемых, но ее чувств нет в этом море чужих ощущений. Даже не смотрит на меня, на того, кто провел с ней ночь и, в конце концов, стал ее мужем! Как будто это была не она… Как будто не знает меня.
– Судья, – обратился к министру, – обвинение считает, что студентка Руднева перепутала ингредиенты умышленно, чтобы навредить члену королевской семьи. Это преступление против государства, а стало быть, ее ждет смертная казнь через повешанье и ссылка на пожизненную каторгу всех членов ее семьи.
В зале поднялся шум, раздались одобрительные выкрики. Они уже признали ее виновной, это же так просто: обвинить во всем какую-то бродяжку. Вот только мне на это плевать. Да, я обвинил ее, но лишь затем, чтобы заставить действовать. Проявить себя, попросить меня о помощи или хотя бы поджечь все тут. Мне всё равно, что думают остальные, я хочу снова испытать ее чувства. А потом уже буду решать, что на самом деле она заслуживает. Она напугана и удивлена, явно не ожидала, что так все получится.
– Да вы что все с ума сошли?! – бродяжка так резко поднялась на ноги, что кресло, на котором она сидела, упало спинкой на пол. – Да кто НОРМАЛЬНЫЙ, находясь в своем уме, станет вешать человека и обрекать на смерть его семью из-за какого-то ДЕРЬМА?!
Ее крик разнесся на весь зал, удивив всех. Меня же удивила не ее злость и непокорность судьбе, а то, что огня нет! Его просто нет! Здесь уже все должно было полыхать в огне, если бы… Если бы она, и правда, была моей женой.
– Я очень устала и плохо себя чувствовала, но меня вынудили выполнить заказ. Как мне сказали, вместо другой студентки. Студентка Лафей отлеживается на больничной койке, потому заставили меня. Мне сказали, что одному из придворных нужно зелье для потенции, причем срочно. Несмотря на свое плохое самочувствие, я выполнила заказ. А узнав, что от моего зелья стало кому-то плохо, сразу вызвалась помочь. Моей умышленной вины в произошедшем нет, я бы никогда не подумала, что обычной студентке доверят делать зелье потенции для кого-то из членов королевской семьи. К тому же никак не могла рассчитывать, что королевские целители настолько неопытны и не проверяют то, что дают своему хозяину. И уж тем более не могла предположить, что они не в состоянии вылечить такую банальную хворь, как понос! – ее слова вызвали неподдельное возмущение толпы, поднялся шум.
Она и не думала молчать, особенно теперь, когда я обвинил ее в том, что она, скорее всего, не делала.
– Вы понимаете, что сейчас своим высказыванием только усугубили свое положение? – говорю ей тихо, почти беспристрастно.
На самом деле хочу, чтобы она вспомнила меня, если она действительно забыла. Хочу, чтобы молила помочь ей. Она посмотрела на меня впервые с того момента, как вошла в этот зал суда. И этот взгляд был горяч, как никакой другой. Это была ненависть, самая настоящая ненависть. Такую испытывал ко мне разве что Трут, и то не уверен. Женские чувства обычно более яркие, чем мужские.
– Маг, – прошептала она так зло, словно это какое-то ругательство.
Сказала и вновь потеряла ко мне всякий интерес, повернулась к Труту и смотрит исключительно на него. В какой-то момент она до боли напомнила Милу, это кольнуло меня в сердце. Желание собственными руками повесить на ее шею удавку буквально жгло ладони огнем.
– Судья, – крикнул, не в силах смотреть, каким заинтересованным взглядом смотрит на нее мой враг.
Она ему понравилась, это и дураку ясно. Его интерес вызывает во мне злость, раздражает меня.
– Мне кажется, министерство образования в данном случае, допустило огромную ошибку, – начал говорить министр, – нашей стране стоит уделять внимание не только учебным заведением, где обучаются маги – будущее нашей страны. Но также нужно уделять достаточное внимание учреждением со столь необходимым знанием, как зельеварение, которое актуально даже в наше время. В чем вы наглядно могли убедиться, когда наши лучшие целители не смогли помочь… пострадавшему.
