Моя милая ужасная невеста (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна
— Посмотри. — Закари упорно пытался отыскать что-нибудь не очень подозрительное, что тащить в рот не запрещали заветы предков, раз повара среди нас не было. — Это рыба или курица?
Содержимое было намертво замороженным, на глаз неопределимым и, собственно, на запах.
— Окаменелость, — пошутила я. — Давай просто разогреем и проверим. Замороженная еда не портится.
— Ты уверена? — Торстен с подозрением принюхался.
— Если что, у нас есть принцип двадцати минут, — легкомысленно махнула я рукой. — Ты попробуешь, если через двадцать минут не откинешься, то нормально поужинаем.
У Закари сделалось такое лицо, словно ему в это самое лицо плюнули.
— На правах хозяина, — пояснила я с невинным видом. — В случае чего, я тебя откачаю. Ты, главное, покажи, где стоят снадобья. Там есть противоядие?
Торстен отложил ящичек на стол, уперся ладонями в столешницу и с ухмылкой посмотрел на меня.
— А если нет?
— Обещаю, что скажу на твоем погребении проникновенную речь и возложу пышный венок. Мы же враги с привилегиями. Речь и венок ты себе обеспечил. — Со смешком я взяла в руки ящичек и пробудила светлую магию. — Попробуем? Готовить я не умею, но разогреть замороженную еду способна.
По тонким деревянным стенкам коробочки пробежали мелкие искры. Содержимое нагрелось, и ладонь начало жечь. Аккуратно отодвинув крышку, я выпустила на свободу ароматный, пахнущий специями и чесноком дымок.
Мы с Закари с интересом посмотрели на припрятанную на черный день закуску. Выглядела пища ночного бога дожора печальной. И неузнаваемой. Какая-то сомнительная хтонь, помершая в молодость моей бабули и после подогрева покрытая корочкой подгоревшего соуса.
— Чуток силу не рассчитала. — Я поморщилась от вида неаппетитно запеченных кромок. — Ты узнал, что это? Не похоже ни на рыбу, ни на курицу.
Торстен принюхался и резюмировал:
— Кажется, устрицы.
— Да ты гурман, Закари Торстен! — издевательски протянула я.
— Давай что-нибудь другое разогреем, — с гримасой отвращения предложил он и, задвинув крышку на ящичке, выбросил в стоящий под узким разделочным столом мусорный короб.
С интересом магов-археологов, докопавшихся до захоронений первородного зла, мы подогревали еду, не открывая ящичков, а потом в большой интриге проверяли, чем нас порадовал холодильный ларь. Список блюд поражал воображение! Ни разу не повторились.
В конечном итоге нас обуял такой азарт, что крупно нарезанный овощной салат тоже оказался поджарен. Подозреваю, что когда-то, в неизвестном году, шоковой заморозке огурцов поспособствовал бренди, принятый Торстеном в невыясненном количестве. Овощи без сожалений мы уступили мусорному коробу и оглядели заставленный коробочками кухонный прилавок.
— Думала, ты разборчив в еде, — протянула я.
— Я тоже, — согласился Закари. Впервые на моей памяти он выглядел обескураженным.
Вилкой я осторожно подцепила обмазанную охряным яблочным пюре корочку с куска утиной грудки, запеченной фактически два раза. Казалось, высохшее, как мумия дракона, мясо молило о похоронах, а не о втором шансе превратиться в изысканный ужин.
— Ты не будешь пробовать? — переведя взгляд на Закари, поторопила я.
— Принцип двадцати минут, — вполне серьезно отозвался он. — Пробуй?
— Как хозяин…
— На камень-ножницы-бумага, кто первый? — внезапно предложил Закари.
— Ты в младшей школе?
Не сговариваясь, мы одновременно выставили раскрытые ладони, изображающие лист бумаги. Ей-богу, как дети. Осталось прицепить мне на волосы бантик, а Торстену напялить короткие штанишки… И с самым серьезным видом, насколько он может быть серьезен у взрослых людей, играющих в камень-ножницы-бумага, скинулись еще три раза. Никто не победил.
— Ладно, давай просто есть. Я голодная. — Ткнув вилкой в утятину, я сунула жесткий кусочек в рот и принялась настырно жевать. На вкус оказалось, как бумага. В горячем яблочном пюре. Не исключаю, что мне просто попался кусочек замороженной вместе с едой салфетки.
Закари с интересом следил за моим подвигом и, казалось, мысленно уже составлял заупокойную речь.
— Так и будешь смотреть? — Я подхватила со стола и пихнула ему в руки первый попавшийся коробок. — Ешь! Помрем вместе как истинные враги.
— Если завтра утром я не встану, то снадобье от похмелья стоит на верхней полке в посудном шкафу, — с обреченным видом проинформировал он.
— Как оно поможет при отравлении? — заинтересовалась я.
— Никак. — Он покрутил в руках ящичек. — Но хотя бы голова не будет болеть.
— Других снадобий нет?
— Нет. — Закари вытащил из подставки для приборов вилку, сунул в рот кусок и протянул: — Неплохо. Похоже на свинину по-сартарски. Или курицу?
— Дай попробовать, — заинтересовалась я.
Тот без всяких уговоров протянул мне коробочку. Свинина или курица (в сущности, это мгновенно стало неважным) оказалась невозможно острой. Во рту разгорелся пожар. Зато память прояснилась и сразу вспомнилось, что кухня королевства Сартар славится жгучими пряностями. Просто пища демонов, а не еда!
— Как ты можешь есть такое острое? — выдохнула я. Странно, что просто выдохнула, а не выплюнула поток драконового пламени.
— Да оно вообще не острое, — просипел в ответ Закари и выразительно кашлянул в кулак.
Поспешно отставив еду, он достал с открытой полки стакан, наполнил его водой из-под крана и выхлебал так быстро, словно пытался загасить адское пламя.
— Запьешь? — спросил у меня.
— Угу, — промычала я, вытирая рукавом выступившие слезы.
Вода притушила огонь во рту, а то казалось, что горели даже зубы.
— Зато окончательно протрезвел, — заключил Закари, беря ящичек с другим блюдом.
Некоторое время мы пировали: пробовали, советовали друг другу, менялись коробочками. В конечном итоге я наелась и объявила:
— Надо ложиться. Если завтра не появлюсь на практикуме по темным искусствам, декан мне устроит веселую жизнь. Он и так на меня смотрит, как демон на святое распятие.
— Почему ты поступила в Деймран? — внезапно спросил Торстен.
— Почему ты вызвал демона? — задала я такой же бестактный вопрос. Должен же он понимать, что еда из одной коробочки вообще не делает людей ближе.
— Отец настоял, — не моргнув глазом, ответил он.
Закари стоял, привалившись спиной к кухонном прилавку. Ладони упирались в край столешницы. Он словно давал понять, что был полностью открыт для личного разговора.
— Он считает ритуал — важной вехой в жизни мужчины, а мне в тринадцать лет еще хотелось оправдывать чужие надежды. В одном отец оказался прав: после вызова я быстро повзрослел. Так почему темная магия?
— Из принципа, — призналась я. — Светлые мне отказали, я решила, что получу темное образование. Мне нужны знания о сложных чарах, а в башне Варлок их просто не могут дать. В сущности, неважно какая магия их создает.
Я протянула руку. Пальцы вспыхнули от светлой магии, по кончикам проскочили мелкие голубоватые искры, следом потек дымок темной силы. Все сразу. В один момент. Этот фокус, противоречащий любым законам чародейства, родители запрещали показывать гостям, когда хвалились талантами детей.
Торстен не отводил взгляда от моей руки.
— Как ты это делаешь?
— А как люди дышат? — усмехнулась я и погасила магию. — Ночной цирк закрывается, фокусник во мне заснул. Пойдем спать.
Время действительно незаметно подбиралось к трем утра, и на отдых оставалось немного времени. Завтра буду чувствовать себя злобным драконом, выпускающим костяной гребень на любое неосторожное слово.
— Гостям же уступают ванную, да? — нахально заявила я, что первая пойду приводить себя в порядок, и уже по дороге в спальню спросила: — У тебя есть пробуждающий шар?
— Я каждый день встаю в шесть, — уверил он. — Никогда не просыпаю.
Заснула быстро. Устроилась на чрезвычайно удобном поле для плотских утех в одиночестве. Простыни пахли мужским одеколоном, под подушкой Торстен прятал кружевной носовой платок. Очень трогательная привычка. Когда моя бабуля была жива, тоже всегда подкладывала мне под подушку вышитые носовые платочки.
