Забыть оборотня за 24 часа (СИ) - Виктория Россо
— Что от меня требуется? — Тина чуть приподнимается на одном локте, чтобы как можно лучше видеть отца и наблюдать за его состоянием. — Я сделаю всё, что ты скажешь.
— Просто расслабься и позволь Глену сделать свое дело, — он оборачивается к Тине, — а там все вернется на свои места. Глен будет здесь уже очень скоро, мне лишь нужно кое-кому позвонить.
Дверь в палату открывается, и они оба обращают внимание на вошедшего доктора Данбара. Тот приветственно кивает и вытаскивает из нагрудного кармана маленький медицинский фонарик.
— Как себя чувствуешь, Тина? — по дороге доктор поправляет стойку с капельницей и подходит ближе, внимательно разглядывая лицо и наклоняя голову, чтобы осмотреть уши. — Как твоя голова? Препараты еще действуют?
— Всё настолько плохо? — обеспокоенно спрашивает Тина.
— Я не буду тебя пугать, но если мы в ближайшее время не решим вопрос с процедурой возврата воспоминаний, то твои мозги просто закипят, — доктор улыбается, наверное, пытаясь выглядеть добрым, заботливым и участливым, но у него не получается. Он, скорее, похож на свихнувшегося придурка, желающего рассмотреть те самые мозги под микроскопом. — Но, как я понимаю, вы пришли к согласию?
— Здесь не требовалось её согласие, в данной ситуации я несу полную ответственность за принятые решения, — Джон подходит к доктору, скрещивая руки на груди. — Единственное, в чем я хочу убедиться, так это в безопасности будущей процедуры. О согласии Глена Васкеса можете не беспокоиться.
— Две минуты терпения, месяц реабилитации на специальных препаратах, нормализующих работу мозга, и Тина вернется к полноценной жизни. Если можно так сказать, — доктор чуть заминается на последнем предложении. — Потому что помнить она будет абсолютно всё. Включая время после первой процедуры.
— Хорошо, тогда с вашего позволения, я позвоню тому, кто может привезти нам Глена без лишних возражений, — отец напоследок смотрит на Тину и приподнимает брови. — Все в порядке?
— Да как сказать… — почти шепотом говорит она. — Мне очень сложно выбрасывать из головы очередной десяток вопросов.
И это правда. Услышанный диалог начинает запускать новый рычаг, отвечающий за волнение, переживания, тревогу. Тина всячески старается оградить себя от панической атаки, которая основывается как раз на этих трех китах, и вроде пока получается, но надолго ли хватит — неизвестно. Глубокий вдох, и она закрывает глаза, расслабляется, насколько это вообще возможно. Не думать, главное — не думать. Не сомневаться, не пытаться понять. Господи, как же сложно остановить этот беспорядочный поток мыслей. Тине явно не хватает парочки таблеток Аддерола.
Как же сложно запретить себе безмолвно звать в глубине сознания Ноа, хоть и не уверена до конца, стоит ли вообще это делать. Правильно ли поступает? Почему так хочет, чтобы он оказался рядом? Где вообще сейчас этот чертов оборотень?
***
Когда Ноа смотрит на Тину, стоящую под проливным дождем и дрожащую от холода, то хочет протереть глаза, лишь бы до конца осознать эту реальность. На ней нет обуви, одежда прилипает к телу, и даже с расстояния в несколько метров слышно, как стучат её зубы. Он ощутил чужое сердцебиение несколько минут назад и незамедлительно вышел на крыльцо. Волчьи инстинкты не подводят — Тина действительно перед домом. И это выбивает дух.
Он видит, как его человек падает на колени, улавливает сбивчивый пульс и просто, черт возьми, боится потерять драгоценные секунды. Срывается как можно быстрее, подлетает в мгновение ока, задает несколько вопросов и тут же поднимает на ноги, чтобы забрать домой. Мысль о том, что нужно бы вызвать такси и отправить Тину обратно, совершенно не посещает голову. В первую очередь Ноа хочет удостовериться, что с ней всё в порядке. Хотя, как сказать… тот факт, что она вообще пришла к нему посреди ночи — уже не нормально.
Тина переодевается в сухую одежду, которую Васкес достает из своего гардеробного шкафа, а в груди до сих пор больно от слов: «Отвернись». Он не видел Тину два дня с того момента в участке; он обещал Тине, что то была их последняя встреча, но вот он снова нарушил данное некогда слово, иррационально чувствуя вину за нахождение Тины в своем доме. Точнее, в их доме, который всё ещё пахнет вишневым мылом. Ноа прикрывает глаза, вдыхает полной грудью такой сладкий, бесконечно любимый запах, от которого выключается адекватное сознание. Волк внутри тихо поскуливает, намекая ему: «Вот он, наш человек, возьми же его, обними, согрей, защити». Только Тина не просит, а Ноа не может делать только то, что ему хочется. Больше не может. Всё, что остается — это испытывать море эмоций, начиная от жалости к себе, заканчивая постыдным возбуждением. Он просто не в состоянии побороть гиену, засевшую в мозгах. Огненную гиену, которая готова быть эгоистичной тварью, но взять свое.
Когда Тина подрывается с дивана, говоря эти смертельные слова: «Я скучаю по тебе; я хочу поцеловать, но не знаю, почему», Ноа проигрывает. Проигрывает с разрывным счетом той самой гиене в своей голове. Поднимается с дивана и делает то, о чем потом будет жалеть каждую минуту. Целует Тину, испытывает эйфорию, обжигающий эгоизм и отвращение к самому себе. Потому что этот поцелуй настолько необходим, что пальцы дрожат. Тина ему так сильно необходима, что в пору намыливать веревку. Это как зависимость. Хуже наркоты. Тина гораздо хуже героинового прихода. От того хотя бы есть кайф — от Тины сразу потеря сознания и новая порция чувства вины.
Ноа целует её и тихо стонет, когда та отвечает: сначала осторожно, потом осознанно и вполне уверенно. Ноа целует её и сравнивает себя с куском дерьма. Подхватывает под ягодицы, несет в спальню, раздевает и проникает внутрь: медленно, растягивая удовольствие. Снова целует, выравнивает ритм, трахает её так, как она всегда любил, а перед глазами — призрачный аконитовый ошейник, который Ноа обещает надеть на себя, как только проснется следующим утром. За то, что воспользовался, за то, что такая последняя козлина.
А сейчас…
Старается наслаждаться, хоть это и сложно. Старается смотреть в потемневшую радужку невероятно бездонных глаз, и не проклинать себя с каждым новым толчком. Старается сделать приятно своему человеку, дать ей разрядку, сделать так, чтобы оргазм был самым крышесносным из всех на её памяти, следом испытывая кислое отвращение к собственным желаниям и потребностям.
Когда Ноа запускает свои когти в шею Тины, чтобы вытащить из неё мучительные воспоминания, то всячески старается не
