Надвигающийся шторм - Кайла Стоун
— Слонов больше нет.
— Что? — Амелия замерла, уставившись на нее.
Мама показала на голоэкран.
— Последний слон только что умер в заповеднике дикой природы Намибии в Африке. Слоны официально вымерли.
— Но мы только что видели одного в зоопарке.
Она пренебрежительно махнула рукой.
— Это не… это не настоящие слоны. Они модифицированы. Генетически модифицированные.
— Но почему ты плачешь? — Амелия недоумевала, но вместе с тем испытывала беспокойство и легкую тревогу, как будто ей не хватало какого-то важного кусочка головоломки. Но она не знала, что это за кусочек и даже какой формы.
Ее мать всегда расстраивалась из-за подобных вещей, как будто трехпалые ленивцы, черные носороги и белые медведи — это драгоценные семейные питомцы, которых она знала и любила, а не картинки на голоэкране или муляжи, которые они видели во время школьных экскурсий в зоопарк раз в год. Слоны, носороги и другие животные в зоопарке казались вполне реальными. За определенную плату на них можно даже покататься.
Сейчас Амелия испытывала то же чувство тревоги и растерянности. Только она уже начинала видеть нечеткие очертания недостающей части. Это всегда казалось таким далеким — вымершие животные на других континентах, голодающие дети в Аризоне, беспорядки в Тампе и Чикаго, тонущие города в Новом Орлеане.
Только здесь перед ней стоял Габриэль, и на его лице застыла боль.
— Мне жаль, — произнесла она.
— Если бы у меня не нашлось нужных связей, верного друга, который мне помог, то я бы остался ни с чем. Ни безопасности, ни работы со льготами, ни возможности иметь крышу над головой для меня и моего брата. — Он остановился, прислонился к лестнице и глотнул воды. — Американская мечта, черт возьми.
— А твои родители?
Выражение его лица смягчилось.
— Они старались изо всех сил. Мой отец работал в строительстве до того, как большинство вещей стало автоматизированным. Даже после целого дня тяжелой работы он приходил домой и готовил для нас ужин. Мама ненавидела готовить, но папе нравилось. Он готовил аррос кон хабичуэлас, простой рис и фасоль, но умел придать им потрясающий вкус. Однажды у Мики был день рождения. Наверное, лет десять исполнялось. Мама решила приготовить его любимые тостоны, жареные бананы, но отвлеклась, читая одну из своих книг. В следующий момент раздался сигнал пожарной тревоги, тостоны почернели, а она била по клубящемуся дыму мягкой обложкой книги.
— Это прекрасное воспоминание.
— Я рассказываю тебе это, потому что она была живым человеком с настоящими чувствами, а не просто статистикой, цифрой или таблицей анализа затрат и выгод. Мама заболела, когда мне было четырнадцать. Она спала, когда мы приходили домой из школы. Потом у нее начали выпадать волосы. Страховая компания не давала добро на лекарства, которые могли бы ее вылечить, например, средство твоего отца. Слишком дорого. Хоть представляешь, каково это — знать, что есть нужный препарат, но никто тебе его не даст?
Голос Габриэля дрогнул. Он сделал еще один глоток воды и закрыл бутылку дрожащими руками.
— Мой отец, он просто… он не выдержал. Он сдался. Мы все вместе мастерили железную дорогу в подвале. Он строил дома и маленькие деревянные поезда, чтобы мы с Микой в них играли. Но после… Он начал принимать Шелк, чтобы справиться, чтобы прожить еще день. Постепенно он перестал что-либо делать. Готовить, убирать, строгать, работать. Даже есть, в конце концов. Ты когда-нибудь видела, как человек умирает от голода? Вот что делает Шелк. Мы с Микой наблюдали, как они оба умирают.
Каждое слово раскаленной кочергой пронзало ее внутренности. Ее переживания по поводу карьеры скрипачки и желание угодить своему суровому отцу выглядели настолько несущественными, что казались просто непристойными.
— Габриэль, мне жаль.
Он уставился на нее, по его лицу пробегали тени, во взгляде клубилось столько темных эмоций.
— Что ты можешь знать? Ты ничего не знаешь.
Это правда. Она не знала. Какие бы проблемы у нее ни случались, привилегии и богатство избавили ее от худшего. Она и в самом деле была эгоисткой, поглощенной своим собственным миром.
— Мне правда жаль.
Все слова, что Амелия собиралась сказать, пытаясь выглядеть слабой, вызвать симпатию, манипулировать им, превратилось в пепел на ее языке.
Глава 30
Уиллоу
Низкий стон сорвался с губ Уиллоу.
Зия уставилась в пустоту, ее глаза остекленели и не мигали.
Уиллоу пыталась дотянуться до разбитого кофейного столика, чтобы сделать искусственное дыхание сестре, хотя мозг подсказывал, что она мертва, а сердце кричало: «Прости! Не оставляй меня!»
Она подалась вперед, упираясь руками и голыми коленями в осколки битого стекла в ковре. Ей было все равно. Она не чувствовала боли. Пульс отдавался в кончиках пальцев, в животе, в горле.
Уиллоу взяла сестру за руку и притянула к себе, пока они не оказались лицом к лицу. Кожа Зии казалась холодной на ощупь, липкой и резиновой, как какая-то нереальная вещь, как дурацкая кожа робота, которая вызывала дрожь отвращения, если она смотрела на нее слишком пристально. Похожая на человеческую, близкая, имитирующая — но не как у человека. Не живая. Больше нет.
«Я не хочу, чтобы ты торчала рядом». Последние слова, которые она сказала сестре, такие злые и уродливые. Слова, которые она даже не имела в виду. Зия не знала, как ей стыдно. И никогда не узнает. Уиллоу отдала бы все, что у нее есть, чтобы вернуть время вспять, чтобы вернуть Зию.
Сильная дрожь пронизывала ее тело, волна за волной накатывало горе. Зия с ее странным заливистым смехом и одержимостью бирюзовым цветом, с громким, задорным голосом, наполнявшим каждую комнату. Оптимистичная, милая и глупая Зия. Зия, которая только и хотела, чтобы Уиллоу обратила на нее внимание.
Она уткнулась в лоб сестры, как они делали это в детстве, когда Зии снился кошмар и она заползала в кровать Уиллоу, прижавшись своим маленьким телом к ней. Когда только стоило сказать: «Все будет хорошо», и так оно и было.
Уиллоу лежала так, сжимая холодную руку сестры, глядя в глаза, которые больше не были глазами Зии и никогда ими не станут.
Безмолвный крик внутри нее не прекращался. И не прекратится. Будет продолжаться снова и снова, и ей не избавиться от него никогда.
Глава 31
Мика
— Мы здесь призраки, — объяснил Патель. Они присели за линией из шести игровых автоматов в задней части казино. — Ни одна камера не может поймать этот ракурс, только камеры внутреннего наблюдения казино. О них можно не переживать.
— Куда мы пойдем? — спросил
