Экзорцист. Утроба Ведьмы - Джулия Тард
Резкая боль привела его в чувство, превратив нервное напряжение в боль, от которой тело помимо воли передёрнуло. Первая спица вонзилась в правую ногу, проходя сквозь икорную мышцу, а вторая в левую руку через предплечье.
Рабочая рука никогда не проверялась из-за возможного неудачного введения или последующего извлечения, в том случае если рыцарь пройдёт проверку и продолжит своё служение была необходима его полная боеспособность.
Спицы ввели в те же самые места, что и в предыдущие шесть раз, на месте которых ещё более отчетливо стали видны округлённые шрамы. Их задачей было проверить, начнётся ли у него аллергия на серебро, как обычно случается с оборотнями.
Два дня он просидел с ними, полностью лишившись возможности полноценно передвигаться. Каждое лишнее движение заставляло спицу сдвигаться — тем самым причиняя просто невыносимые боли. Тем временем его полностью лишали еды, позволяя лишь пить святую воду и, один раз в день есть «тело Господне».
Когда же, по истечению срока, никаких аллергических реакций не проявлялось, его освободили от них, начав очередную проверку на регенерацию. С помощью ручного пресса ему сломали безымянный палец, руководствуясь принципом, что он самый менее необходимый из всех. При этом детально ведя учёт того сколько времени и усилий потребовалось что бы его сломать, на сколько от этого начала дрожать рука, каким были болевые эффекты и насколько долго не сходила синева с опухлостью.
После чего на живот нанесли несколько вполне глубоких порезов, завершая всё это действо широким ожогом. На передней части тела их было куда легче проверять, нежили на спине, постоянно сверяя полученные результаты с давно выведенными нормами, к тому сама кожа тут была куда нежнее и податливей чем где-либо ещё.
На пятый день проверки, он оказался на грани голодного обморока и, только благодаря ходатайству Хавьера, ему позволили питаться размоченным в бульоне хлебом, переведя на двухразовый прием пищи: утром и вечером. Раны проверялись несколько раз на день, попутно перевязываясь, избегая возможности загнивания, чего нельзя было сказать об ожогах.
Полопавшиеся пузыри обнажили нежную плоть, и любое соприкосновение с тканью ещё больше раздирало рану, не давая полноценно заживать. А оставлять её открытой — значило подвергаться заражению без возможности на излечение. Каждый приход доктора был для Франциско единственной осмысленной явью.
Обессиленный, он мог только стискивать зубы или же разрываться от крика. Прилипая к ткани, хрупкая плоть отрывалась от живота, следуя за ней. Постоянно кровоточа, рана снова и снова пропитывала повязку кровью, в очередной раз, заставляя Франциско страдать от адской боли.
Спать можно было только на спине, но из-за холодного пола у него начался продолжительный сухой кашель, переходящий в удушье. Поднялась температура, после которой его начало знобить, а из-за постоянной дрожи, на грани начинающейся лихорадки, конечностями стало куда сложнее управлять. Как следует, осмотрев его, врач однозначно диагностировал скорую пневмонию, и только после этого ему было позволено спать на соломенном матрасе, проводя лечение начавшегося заболевания.
Когда же полученные раны начали затягиваться, наступило время самого последнего и самого жестокого испытания.
Связав руки и ноги, его недвижимо закрепили на специальном механизме, предназначением которого было опускать и поднимать свою жертву в наполненную водой бадью.
Постепенно опуская в неё Франциско, пока тот полностью не ушел под воду, наблюдатели начали отсчёт отведённого времени до того как поверхность воды стала абсолютно недвижимой даже от судорог. Лишь только после этого Гренуй Фируа дал разрешение поднять его, высвобождая из тисков, вернув к жизни — признал нормальным человеком, абсолютно никоим образом, не состоящим в связи с Дьяволом.
— Ничего не говори, — из едкого тумана, появился перед ним Хавьер, присаживаясь на край кровати. — Ты проспал два дня, просыпаясь только что бы поесть и то, я более чем уверен, даже и не помнешь об этом.
Франциско хотел у него что-то спросить, но резкая боль в горле не дала ему этого сделать. Старик закрыл окна, не позволяя яркому свету ослепить его после недели заточения в казематах, но даже столь слабое освещение снежило в глазах, заставляя их закрывать.
— Я отправил Папе прошение о том, что бы тебя более не подвергали подобным пыткам, и он его одобрил, так что это было в последний раз, когда рука инквизитора касалась тебя. А теперь спи. Тебе ещё слишком рано возвращаться в реальность.
Последние слова Хавьера растворились, словно в пьяном дурмане, перед глазами всё поплыло и, не заметно для себя он снова провалился в сон, что на этот раз не был сплошным чёрным лоскутом ткани, забившим сознанием. Словно куда-то проваливаясь, качаясь от одних обрывков видения к другим, он видел чьи-то лица, слышал крысиный писк из подвала.
Ему снилось, будто он просыпается в своей холодной тюремной камере, а сам старика становится сном.
Перед ним снова стоит Фируа, но тут же всё расплывается, словно отражение в воде и он куда-то бежит вместе с Марией.
Куда они так торопятся?
Он не знает… Не помнит…
Она ведёт его через изворотливые проходы города и вот он уже стоит в коридоре поместья своей тётки.
Мария в медленном потоке уплывает вперёд… Машет рукой, призывая за собой… Заворачивает за угол пропадая из виду и тут же перед ним появляется инквизитор. Его лицо растягивается в жуткой, Звериной улыбке, когда он вонзает в него серебряную спицу.
Закричав от боли, Франциско снова просыпается в своей камере, упираясь помутневшим взглядом в сидящего около него Хавьера.
— Тебе ещё рано возвращаться… — склоняется над ним старик: — Иди, она ждёт…
И снова головокружительный провал…
Всё вокруг качается, словно на волнах…
Двигается мягко и плавно, как будто время изменило свой ход…
Он стоит на одном из перекрёстков Руана…
Убывающая луна освещает растянутую часть улицы и Франциско идёт по ней, видя, как на серых стенах загораются свечи… Громоздятся огромные картины.... И каменные стены домов превращаются в длинный коридор поместья…
Обернувшись, он видит Доминику… Она всё такая красивая, какой он её всё это время помнил....
Длинные каштановые волосы, спадающие с плеч мягкой волной… Озорной взгляд, мягкая улыбка…
Будто бесплотный призрак, она уплывает от него, скрываясь за углом… Она уже не зовёт его… Но он точно знает что должен следовать за ней до самого конца…
Ногами невозможно двигать… Шаги тяжелые… Движения неповоротливые! Но он не может сдаться… Он должен догнать её!
