Золотой перстень с рубином (СИ) - Добрынина Елена
Перед глазами все поплыло, людские лица плясали безумный хоровод. Даже ветер был против нее, бросая горсти колкого снега в лицо. Не хватало воздуха. Стало дико страшно, Аню накрыла паника. Словно она одна осталась в бесконечном холодном и жестоком безвременье.
А потом кто-то сжал ее в руках, укачивая. Совсем как в детстве укачивал папка. И она больше не была одна. Не была наедине с этим миром, в котором царила жестокость и смерть. Кто-то качал ее на руках, убаюкивал и шептал ласковые слова. И Аню накрыло, наконец, освобождающей волной беспамятства.
Глава 46.
Нюхательная соль-таки пригодилась. Николя не стал рисковать и, передав своего жеребца околоточному с Васьки, взял им с Аннет извозчика. Гнездилов передал ему соль и отправил домой. Процессия двинулась дальше, а Николай с Аней на руках едва плелись на извозчике в сторону Невы. Наверное, так даже лучше, что девушка не увидит похорон. Не стоило вообще ее пускать на воз, но разве с этой упрямицей справишься? Николай нежно посмотрел на нее. Обветренные, искусанные губы, мертвенная бледность на лице, синяки под глазами. Интересно, эти дни она хоть что-то ела? Спала?
Им всем пришлось трудно, несмотря на то, что Глаша была всего лишь служанкой. Но Аннушка переживала сильнее всех, а он переживал за нее, хоть и не мог выразить своего беспокойства. Она словно не видела его, не замечала. И теперь он даже предположить боялся, отойдет ли, оттает когда-нибудь ее сердце и простит ли Аня его?
Осторожно, чтобы пробуждение не было слишком резким, он поднес к носу бутылек с солью, приводя девушку в сознание. Аня распахнула глаза, оглядываясь. Сознание и здравый смысл вернулись к ней, не было больше на лице этого безумного выражения, от которого Николаю стало жутко.
- Николай Павлович… - чуть слышно прошептала она.
- Тише, тише. Вам сейчас лучше не разговаривать. – Как можно спокойнее сказал Ильинский. – Мы едем домой, на Галерную.
Аня спросила:
- Все закончилось? Я была без чувств?
Николай лишь согласно кивнул:
- Да, без чувств. Хорошо, что доктор дал с собой соли.
- Холодно, - Аню знобило. – Мне привиделся страшный сон. – Вдруг вспомнила она.
- Это только сон, Аннушка, только сон.
«Ах, если бы это был только сон!» - подумала Аня и вдруг разревелась. Слезы бурным потоком лились из нее, освобождая от горя и ужаса последних дней. Она понимала, что рядом Николай, но не хотела сейчас даже думать о том, что частично все это произошло и по его вине. Об этом она подумает позже. Сейчас же она просто оплакивала невинную душу, так глупо лишившую себя жизни. Николай прижал ее к себе и гладил по голове, успокаивая, и сама не понимая как так получилось, Аня уснула под мерное покачивание извозчика.
***
Через пару дней, разбирая вещи, Аня вдруг поняла, что браслет Лилит так и лежит в ее сундучке. Ясное дело, все это задумывалось, чтобы подставить гувернантку, выставить воровкой и выгнать с позором из дома. Надо было сломать все их мерзкие планы. Аня сама собиралась уходить в скором времени, но одно дело закончить обучение Саши и уйти по собственному желанию и совершенно другое – быть оклеветанной мерзкой Дарьей и княгиней. Аня прекрасно понимала, что Лилит никогда ей не простит того, что Николай отверг бывшую любовницу и, хоть в своем представлении она и не претендовала на Ильинского, Лилит-то об этом не знает.
Сначала Аня хотела бросить браслет где-нибудь в уборной, там, где по легенде княгиня как будто бы забыла его и сумку. Но поразмыслив, решила, что поступит иначе. Дарья должна ответить за свои поступки. И если бумеранг не летит сам, то Аня обеспечит его прилет. И пусть мстить - не в ее правилах, справедливость никто не отменял.
***
Санкт-Петербург, наши дни
Три дня пролетели как один. Иван заметно нервничал. Сегодня он должен был отдать Цыгану саквояж с составляющими. Достать ингредиенты не составило труда. Больше его беспокоила Ася. Вчера вечером они поругались, да так сильно, что даже концертмейстер оказался в курсе. Ивана раздражало, что из милой и веселой девушки Ася со временем превратилась в подозрительную и требовательную, вечно боящуюся чего-то девицу. Истерики ее действовали на нервы, и он все чаще задумывался о том, что эти отношения тяготят его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вот и вчера они с Аськой в который уже раз поругались по-крупному. Как-то она все-таки прознала, что он встречался с Цыганом, что обещал ему добыть материалы, что опять занимается террористической деятельностью. Он понимал, она боялась, в первую очередь, боялась за него, но революция - неотвратима и чем быстрее она случится, тем быстрее они смогут жить вместе. Ася много раз предлагала ему остаться в этом времени, жить на выручку от кофейни, но разве это дело? Здесь была свобода и спокойная жизнь, а там родные, дом и чертово социальное неравенство. Взять даже его родных. Когда старый граф Терепов продал свой особняк и поселился затворником в Орловской губернии, отец Ивана стал больше не нужен. Он получил расчёт и предложение следовать в деревню вместе с хозяином. Но разве мог он на то согласиться? Ванька - последыш был ещё от горшка два вершка, а что ему могло светить в усадьбе? Здесь отец надеялся его выучить и устроить в жизни, а вышло эвона как.
Иван много раз жалел, что увязался в тот самый первый раз за Аськой. Она тогда приехала из провинции и явилась вместе с графом поглазеть на родовой особняк. Ванька приходил сюда иной раз, помогал дворнику новых хозяев. По старой памяти его не прогоняли и иногда давали работу. Ася поразила его своим смехом и затуманила рассудок. Он бросил всё и стал таскаться за ними повсюду. А потом выяснилось, что вместо экспедиций концертмейстер ходит в будущее. И Аське пришла в голову гениальная мысль об их счастье в другом мире. Может быть, так оно и было, если бы не натура Ивана. Каждый раз, когда он оказывался дома, он словно колодезной воды пил - так вольготно ему становилось на душе. И не нужны были ни машины, ни доллары, ни гаджеты, ни капучино из Аськиной кофейни. Ну ничего, дело Революции решено, Иван читал об этом в книгах, но он может сделать так, что она свершится раньше. И тогда уж точно заживут они с Аськой как равные.
Иван вышел из метро и на 5ю Советскую пошёл пешком. В его с виду устаревшем саквояжа лежала упаковка бертолетовой соли и бутыль серной кислоты. Тут же, но отдельно лежал сверток герметично упакованной ртути. Все эти материалы по отдельности не представляли никакой опасности, а потому Иван спокойно шёл к назначенному месту. Цыган уже ждал. В этом мире он был одет в джинсы и пуховик, в натянутой на голову чёрной, безликой трикотажной шапочке.
- Принёс? - Поинтересовался он, хотя и видел в руке Ивана саквояж.
- Свинцовые грузы и сахар сам достанешь. - Не здороваясь, парень вручил чемоданчик Цыгану.
- Достану. Только есть ещё один момент. - С наслаждением наблюдая за собеседником, сказал разбойник. - На дело ты со мной идешь. После акта исчезну и больше не потревожу ни тебя, ни девку твою. Даже от деда отстану. У меня теперь есть другая цель. Вы мне без надобности.
Иван ненавидяще смерил цыгана взглядом.
- А если я откажусь?
- Не откажешься. - Мужик сплюнул на мостовую. – Сам знаешь, сдам тебя с потрохами. И тогда будешь ты куковать на зоне, а не революцию вершить.
Ивану сделалось дурно. Какой же он дурак, что когда-то в баре выболтал по пьяному делу этому упырю то, о чем не знала даже Аська. Какой же дурак!
Не ответив, Иван повернулся, чтобы уйти.
- Когда акт?
- Не ссы, узнаешь первым. Гуляй пока.
- Ты нашёл перстень? - Вспомнив, спросил детина.
- Я и без перстня могу ходить.
- И всё-таки?
Знал же, для чего ему это. Баба евойная волнуется за гувернанточку.
- Найду, не боись. - С неохотой ответил Цыган и пошёл в другую от Ивана сторону.
Глава 47.
Санктъ-Петербургъ, Россійская Имперія, 1912г. отъ Р.Х.