Последнее пророчество Эллады (СИ) - Мария Самтенко
Так решила бывшая царица, и теперь, немного успокоившись, она по-прежнему не собиралась отказываться от своего решения. Зачем ей цепляться за своё имя, за свою прошлую жизнь, если в ней не осталось ничего, что можно любить?
Все, что ей требовалось — отпустить. Отпустить Макарию, Гекату, Подземный мир со всеми жителями и бывшим царём, отпустить свою месть и свою надежду. С открытым сердцем принять новую жизнь.
Но это было непросто.
Камни, кусты и травы, тропинка между огромных камней, исцарапанные руки и ноги, рёв водопада и капли воды на щеках, сброшенные одежды, мимолетное прикосновение к синякам на бедрах, струи воды, низвергающиеся с высоты не очень монументального храма, смешивающиеся с водой из источника Канаф в небольшом озере.
Вода в источнике холоднее льда. Нет, она, кажется, сама — жидкий лёд, и Персефоне никогда не понять Геру, которая когда-то окуналась сюда каждый год. Блики солнца отражаются от воды, режут привыкшие к полумраку глаза. Вот этот солнечный зайчик — улыбка Макарии, этот — негромкий, вкрадчивый смех Гекаты, помешивающей какое-то зелье в огромном котле, а вот — пристальный, внимательный взгляд черноглазого скифского воина. Как же он говорил?..
«Я должен подарить тебе что-нибудь».
Подземный царь Аид с его обещанием не отнять, а подарить, так и остался неразгаданной тайной. Если у всего есть цена, то сколько должна была стоить его улыбка, чтобы заставить Деметру не просто действовать, а пойти на сделку с Аресом, с мразью, мучавшей её дочь почти тысячу лет?..
Персефона встряхнула головой, набрала в горсть воды и умылась.
Отпустить мысли о матери было несложно — куда сложнее было не думать, не вспоминать пристальный взгляд Аида, его прохладные пальцы на её плече.
И голос — негромкий, как шелест покрывала Нюкты.
«И если у меня ничего не получится, пожалуйста, постарайся не…».
Договорить он не успел — да тут и не нужно было договаривать. Персефона и без того понимала, о чем он просит.
И вот сейчас, после всего, что он для неё сделал, она собиралась наплевать на его последнюю просьбу.
Но эту горечь, горечь от невыполненных обещаний, тоже следовало оставить в прошлом.
Ей просто следовало провести черту.
То, что было, уже не вернуть — нужно думать о будущем. О своем новом предназначении.
Персефона задержала дыхание и нырнула. Ледяная вода обожгла её тысячей иголок, но потом стало теплее, и она поплыла к водопаду. Она чувствовала, как вода исцеляет синяки и царапины, освобождает мысли от горьких обид и лечит душевные раны. Не все, далеко не все мог исцелить чудесный источник, но Персефона всё равно почувствовала себя обновлённой.
Хотя почему «Персефона»? Теперь она была Корой.
***
Арес
После неприятной стычки с подземным дядюшкой Арес некоторое время утешался в объятиях Афродиты, которая, конечно, обрадовалась, что их с Персефоной уже не связывают священные узы брака, но не преминула напомнить, что она-то совсем не свободна, а связана такими же узами с Гефестом.
После чего Неистовый всё больше печалился и думал, как ему, Великому Владыке Подземного мира и Уже-Почти-Владыке-Олимпа-и-Морского-царства, избавиться от мерзкого кузнеца. Основная проблема заключалась в том, что Гефеста нельзя было проглотить, не привлекая внимания — олимпийцы постоянно нуждались в его услугах. Так ничего и не надумав, Арес в ярости разломал шкаф в покоях возлюбленной — и вот, пожалуйста, опять нужен Гефест. Афродита в итоге ещё и обиделась из-за шкафа, и Арес вернулся в Подземный мир злобный и мрачный.
Какое-то время он искал, на ком бы сорвать своё дурное настроение, но Персефона его покинула, а остальные подземные явно не желали попадаться на глаза. Ну, кроме Таната, а тот со своей мрачной мордой ну никак не подходил на роль мальчика для битья.
Арес решил распорядиться насчёт строительства нового дворца — не под кустом же ему жить до покорения Олимпа — но не смог найти в окружающих развалины зарослях никого посущественнее теней.
В итоге он решил использовать те ресурсы, которое есть, и поручил строительство дворца Танату, велев припрячь к делу Гипноса и его многочисленных сыновей.
На каменной физиономии Убийцы достаточно ясно отразилось всё, что он думает о профессии строителя, а заодно и об идее привлечь к стройке Гипноса, который терпеть не мог Ареса и до сих пор не организовал мятеж исключительно по причине лени и разгильдяйства.
Неистовый хотел повторить свой приказ и напомнить, кто здесь Владыка, но отвлекся на какие-то летающие булыжники.
Летающие булыжники?!
Обернувшись, он увидел, что развалины дворца пришли в движение; что мелкие камни разлетаются, а крупные расползаются в стороны, вырывая с корнями проросшие на них кусты и деревья, и ширится черный провал, и настоящим апофеозом абсурда вылетает из него какая-то гнутая железяка.
И ладно бы просто вылетела — железяка явно нацелилась на него, Неистового Ареса! Стоило ему отскочить в сторону, справедливо опасаясь удара, как мерзкая железка изменила свою траекторию и нахально воткнулась ему в живот!
Могучее чрево Ареса вспороло чудовищной болью. Он завопил в нестерпимой муке, и боль тут же стихла, будто бы испугавшись мощного крика — железку втянуло внутрь его всепожирающего чрева. Тельхины, вплавившие в его внутренности небольшую черную дыру, как всегда, не подвели.
— Ух, — облегченно выдохнул Арес, похлопав себя по обнажившемуся волосатому животу. — Что это было? Танат? Ты это видел?..
Он обернулся в сторону Убийцы. Тот стоял неподвижно, будто врос в землю — о том, что это существо вообще-то может летать, напоминали только чуть подрагивающие железные крылья за спиной. Его лицо застыло в напряженной гримасе.
— Танат! — раздраженно повторил Неистовый. — Ты видел, что это было?!
Убийца с видимым усилием разомкнул губы и выдавил из себя три сухих, хлестких слова:
— Я видел судьбу.
— Что за бред ты несёшь! — Арес сжал кулаки. — Не знаю, что это было, но
