Жертва на замену (СИ) - Дронова Анастасия
Парень от накатившей на него смеси шока и растерянности, не успел даже увернуться от обрушившихся на него объятий.
— Ты так похож на свою мать… — в уголках воспаленных серых глаз выступили слезы. — Особенно глаза… Такие же голубые, как два озера апрельским утром. Я… почти 20 лет жалел, что выгнал ее, не поверив, не дав объясниться… Двадцать лет я мучился неведеньем, представляя, выжил ли ты? Каким стал? Я…
— Вы знали мою мать? — от напряжения в голос парня пробралась болезненная хрипотца. Он отстранился, заглядывая больному Императору в глаза.
— Знал, — кивнул Константин, и так и не поднял головы, разглядывая свои расшитые золотом туфли. — Я любил Кассандру. Очень сильно. Она была моим воздухом, огнем моей души. В моей жизни не было женщины, равной ей: ни до нашей встречи, ни после. Ты… Мой сын…
Глухой звук столкновения лезвия меча о ковер из воспоминания загудел в голове. Сморгнув пот, заливающий глаза, попыталась сосредоточиться на реальности.
Точно. После той эпической сцены, мы урегулировали начавшийся конфликт, подписали мир. В разгар праздничного банкета было решено, что Гавр останется, а я с Ару и отрядом Джиро вернусь в Ливахайм.
Банкет… Да. Помню, у меня закружилась голова, и Джиро вызвался вывести меня на балкон.
А дальше — пустота.
— Джиро… — слабо прохрипела я, облизав треснувшие губы.
Жутко хотелось пить. Голова и не собиралась приходить в норму, а зрение отказывалось давать четкую, не смазанную картинку.
— Я здесь, Светлейшая, — донеслось из тени. В ушах стучала кровь, и я не смогла уловить интонации голоса.
— Где мы, Джиро? Тот банкет был западней? Нас схватили…? Где…?
Гримаса отвращения и холодного гнева, освещенная желтоватым светом факела, дала ответ.
Я не ошиблась, когда подумала, что нахожусь в Зале Жертвоприношений — желоба для стока крови мне не померещились.
— Зачем тебе все это? — дернулась: стул подо мной жалобно скрипнул, а тугие веревки обожгли натертую кожу. — Не понимаю, я же ничего тебе не…
— Не сделала? — закончил он сквозь зубы, расстояние между нами сократилось еще на шаг. Джиро принялся рвано кружить вокруг меня, словно голодный коршун, то сжимая, то разжимая кулаки. — Задурить голову правителю Хайма — это ничего, по-твоему? — Я остро ощутила — если мне не удастся утихомирить выплескивающуюся из него адскую смесь негодования, злобы и презрения — мне не уйти из этой передряги живой.
Вдохнула через нос, чтобы успокоить дыхание и звучать так спокойно, насколько было возможно в данной ситуации.
— Джиро, я не влияю на решения Лайонела. И я не собираюсь задерживаться в Хайме дольше, чем это нужно, — прозвучавшая ложь противно скрутила внутренности. Я не хотела назад. Пока нет. Я еще не разобралась со своими чувствами, и мне не хотелось возвращаться в свой мир, оставив свое сердце в Хайме. — Отпусти меня, и Лай ничего не узнает. А как только он найдет способ…
Лива рванул ко мне, широкая ладонь сжала горло, перекрывая доступ к кислороду и путая мысли: жадно хватала ртом ускользающий кислород, растирая в кровь связанные запястья и мотая головой.
Все прекратилось так же быстро, как и началось: Джиро с отвращением отшвырнул меня. Стул, не имевший крепкой опоры, пошатнулся, свою роль сыграла сила притяжения: я рухнула на пол, потревожив пыль, осевшую на поверхности. Из-за удара перед глазами замигали черные мушки, а по пищеводу вверх хлынул поток желчи, но я сглотнула его обратно. Хватит того, что я связана. И так градус беспомощности зашкаливает. Не доставлю ему удовольствия наблюдать, как я захлебываюсь собственной рвотой.
Медленно гоняла воздух туда-сюда по горящей трахее, успокаивая взбунтовавшийся желудок. Приступ тошноты отступил, но в голове до сих пор стучало: усилием воли заставила воспаленные извилины работать.
Я должна оттянуть кровавый исход настолько, насколько возможно. В идеале на день-два, а не на несколько часов. Оттянуть время — увеличить шансы на спасение.
— Знаешь… — холодный голос, казалось, раздавался со всех сторон: пустое помещение усиливало эффект, — я мирился с тем, что нами правит полукровка, — сердце сжалось: он знает. Знает секрет Лайя, — пока он каждый месяц приносил в жертву одну из этих маннских девок. Но тут он решил изменить своей маленькой традиции, и оставил жизнь… тебе, — в голосе звучала все та же ярость, но будто заключенная в железную клетку. Повернула голову: перед глазами обнаружились два ботинка с квадратными мысами. Джиро стоял слишком близко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Но почему тебя это волнует? И что, что Лай не полнокровный. Разве Лайонел плохой правитель? — я едва держалась, чтобы истерика, маячившая совсем близко, не просочилась в голос.
— Все просто, — мужчина присел на корточки, перед моим лицом блеснул изогнутый кинжал. Кроваво-красный рубин на навершии притягивал взгляд. — Пожалуй, я удовлетворю твое любопытство. Все равно, ты не доживешь до утра.
Он убрал кинжал в ножны, и прежде, чем я выдохнула (мозг упорно не хотел обрабатывать последнюю фразу), капитан встал, рывком поставив стул вместе со мной. Скрежет ножек по полу отдавался в голове. Когда я оказалась в самом центре жуткой пентаграммы, Джиро отступил и продолжил.
— Лайонел — мой брат, — последнее слово он произнес, дернув уголками губ в отвращении. — Наверное, он уже рассказал тебе сказочку, как могучий лива встретил замарашку-маннку, влюбился без памяти и провел с ней ритуал Га-Лингуан? Так вот, на сказку это было не очень похоже. Да, Арий Благородный встретил маннку. И эта любовь разрушила жизнь Аданнаи, моей матери. Она в тот момент была его брузой (невеста). И он отправил ее домой. Не объяснив причины. Чтобы защитить свою замарашку. Моя мать жила, как отшельница, чужачка, в собственном доме. Она так и не вышла замуж, нося клеймо «порченой». Никто не поверил, что лива у нее под сердцем — имеет отношение к зиудансу Арию. Все решили, что он выгнал ее за измену. Аданная не выдержала — сбросилась с утеса Фанг (клык). И все из-за такой же грязной манки как ты…
Джиро снова достал кинжал, шагнул ко мне: и я поняла, что рассказ окончен.
— Подожди, — забормотала я, лихорадочно ища нужные слова в пульсирующей голове, — но я ведь ничего ни тебе ни твоей маме не сделала! Зачем убивать меня?
Джиро закатил глаза: попытка продлить разговор прошла мимо.
Замах руки. Я зажмурилась, стиснув зубы.
Он не услышит моего последнего крика.
— НЕТ! — рев пронзил тишину, и он принадлежал не мне.
51
Очертания смазанной фигуры промелькнули перед глазами.
— Ты…!
Капюшон слетел, и от короткого, пропитанного беспокойством взгляда стало так легко, что я неимоверным усилием заставляла себя держаться на плаву реальности.
— Я всегда знал…!
Смачный удар в челюсть не дал Джиро договорить. Лива лишь пошатнулся. Когда он заговорил, я почувствовала насмешку в его голосе.
— Ты — такой же жалкий, как и любой из этих вшивых маннов! Я мерился с твоим правлением, пока сущность ливы в тебе преобладала. Но теперь я вижу, что гнилая кровь твоей матери взяла верх!
Лайонел снова замахнулся, но Джиро было не так легко застать врасплох, как в первую секунду.
Началась борьба, похожая на смертельный танец: когда волна адреналина и страха отхлынула, на меня начала медленно опускаться тяжелая черная пелена. Перед глазами мелькало начищенное лезвие, но я не могла понять, кто побеждает. Я даже на пару минут отключилась, позволив слабости окунуть меня в прохладное забытье.
Полукрик-полурык, смешанный с жутким звуком рассечения мягкой плоти, вернул меня в сырую реальность.
— Лай… онел…, — слабо позвала я: перед глазами все еще рябило. Размытая фигура, пошатываясь, направилась ко мне, отпихнув бесчувственного соперника: окровавленный кинжал почти не отбрасывал блики серебра на каменную кладку.
Сморгнула плывущую картинку, и туман немного рассеялся. Медово-карие глаза лихорадочно светились на лице, покрытом испариной.