Лето, в котором нас не будет - Ефимия Летова
— Примерно треть наших студентов — выходцы из не самых обеспеченных и именитых семей, но тем не менее это весьма одарённые и способные молодые люди. Да! — малье Лестор слегка повысила голос, как будто я собиралась ей возражать. — Это наша принципиальная позиция! Мы должны давать шанс проявить себя всем достойным!
Будь на моём месте Аннет, та бы уж не преминула вставить словечко и высказать свою позицию: подруга, всем сердцем восхищавшаяся сенатором Крайтоном и его политикой сегрегации, была искренне уверена в том, что самое лучшее должно доставаться самым лучшим. Вот так, кратенько, без затей. А как же иначе? Грязь к грязи, свет к свету, как же иначе, зачем взбалтывать и перемешивать? Тем не менее, мнения подруги никто не спрашивал, и о том, что здесь ей придётся помалкивать, я подумала не без нотки злорадства.
— Наших студентов, как и преподавателей, — распевалась соловьём тем временем директриса, — вне зависимости от происхождения отличает, не побоюсь подлинный врождённый аристократизм, широта души, интеллигентность, даже деликатность, и…
В эту же самую секунду двойные створки дверей лекционного зала распахнулись с таким грохотом, словно стоявший за ними пьяный медведь внезапно потерял сознание. Доисторический саблезубый медведь, весом в три четверти тонны, не меньше… Однако вместо ожидаемого чудовища в коридор вывалились два самых обыкновенных юноши, почему-то со стульями в руках, а уже следом за ними выбежала смешанная разнополая толпа студентов, галдящих и завывающих, как сонм призраков гнева, возглавлял которую изрядно растрёпанный мужчина средних лет, очевидно, тот самый председатель архива.
Его визгливый фальцет слышала, вероятно, вся Айвана, странно, что библиотекарская грымза не оборвала сие драматическое выступление на корню. Впрочем, возможно, стены в библиотеки были магическим образом звуконепроницаемые…
— А ну, разошлись, требуха икроноса, дохлятины, уроды, придурки, дебилы, козлины малолетние, ничтожества, безмозглые, бездарные, тупорылые…
Между тем юноши — один из них был очень высокий и лохматый, а второй — с модной "высокой" стрижкой, не обращали на гневный преподавательский ор ни малейшего внимания и методично пытались убить друг друга. Сначала в ход пошли стулья — после довольно неудачных обоюдных попыток огреть противника по голове они неожиданно синхронно швырнули стульями друг в дружку, несчастная мебель с хрустом столкнулась в воздухе, да с такой силой, что едва ли не разлетелась. Девчонки из внимающе-болеющей толпы — Аннет в ней я не заметила — с готовностью взвизгнули. Я ожидала применения даров, однако вместо красивых магических эффектов парни вцепились друг другу в вороты рубашек, с треском вырывая куски ткани, и внезапно рухнули в толпу сочувствующих однокурсниц. Вопли и визги усилились, а я невольно отступила на шаг.
— А ну прекратите немедленно, это что ещё такое! — директриса внесла свою нотку в общий вой, но никто не обратил на неё внимание. Проще говоря, её голоса просто никто не услыщал. Я зажмурилась, когда матёрый кулак высокого и лохматого парня устремился в лицо второго, которого я окрестила "красавчиком". Но красавчик оказался не промах — увернулся, умудрился перекатиться, одновременно выкручивая руку первого в каком-то мудрёном болевом захвате.
Наконец, новопосвящённые студенты отмерли и попытались растащить драчунов, а один из них мальчиков, невысокий рыжеволосый юноша, появился на сцене действия с ведром воды — у служанки, что ли, отобрал? — и, недолго думая, выплеснул его содержимое на колошматящих друг друга парней.
Вода, однако, никуда не выплеснулась. Наоборот: взметнулась к потолку извивающейся серебристой змейкой, а потом резко разделилась уже на двух змей, которые яростно кинулись друг на друга.
— Идиот! — "честь и гордость" Колледжа, надо полагать, мальёк Ультар, отвесил знатный подзатыльник рыжему. — Водников разнимать водой, они тебе кто, кошки? Они, кобели драные, счас у меня получат…
В этот момент распахнулась дверь одной из аудиторий, и к нам побежал ещё один преподаватель, моложавый, слегка прихрамывающий на ходу. Встал совсем рядом со мной и поднял одну руку вверх — медленно и с усилием, словно что-то удерживало его конечность в плену.
Воздух вокруг горе-бойцов — красавчик уже мог похвастаться отменным фингалом под глазом, а у лохматого, возможно, был сломан нос, так он опух и покраснел — стал ощутимо темнеть и сгущаться. Они закашлялись, отпустили друг друга и метнулись в разные стороны. Уж не знаю, какой именно приём применил хромающий препод, но это было просто и эффективно. Водяные змейки разлетелись тучей ледяных брызг. Правда, сизоватая туча не пропала, а стала расползаться, прижимаясь к прозрачному потолку. Толпа студентов отшатнулась от неё, я тоже — и врезалась в того самого прихрамывающего преподавателя.
— Простите! — пискнула я. Мужчина развернулся ко мне, собираясь что-то сказать, но тут мальчишки, вероятно, обнаружили, что оказались поблизости от первоначального оружия, то есть стульев, каким-то чудом оставшихся почти целыми. Я вдруг поняла, что красавчик стоит совсем рядом со мной, а стул лохматого уже летит в нашу сторону. Вместо того, чтобы отпрыгнуть в сторону, подальше от всяких опасных и агрессивных психов, я растерялась и почему-то метнулась в сторону парня. Летящий в нас стул изменил траекторию и довольно мягко опустился, но я этого уже не увидела, потому что красавчик ото всей души — и надо полагать, непредумышленно — замахнулся своим собственным «орудием».
И заехал прямиком мне в глаз, после чего всё потемнело, заискрилось вокруг, я, наверное, заорала от боли, такой сильной, что она почти не ощущалась. И с некоторым облегчением погрузилась в мягкую поролоновую темноту.
Глава 20. Юнита скверны
Следующий день после смерти Тьериша Агрависа пятёрка провела, не поднимая глаз, тише воды, ниже земли. Им было всего по девять лет, не так, чтобы много, но они уже всё понимали. И ждали расправы. Учителя ходили нервные и злые, уроки сократили. Мельком они видели малью Агравис, почерневшую от рыданий: своего умственно отсталого нелепого Риша она любила безумно. А ещё по Джаксвиллю сновали незнакомые люди, собранные, деловые, все словно бы на одно лицо. Вероятно, изучали обстоятельства произошедшего. Питомцев приюта пока что не допрашивали, но было ясно, что это — дело времени.
Расследования и грядущей расправы, внешней или внутренней, ждали все, весь их проклятый Джаксвилль ждал, но, разумеется, они пятеро — особенно. И когда Четвёртая предложила собраться для серьёзного разговора, они сбились в кучку, не задумываясь. Седьмой был бледен, как свечной воск, и нервно икал,
