Бастард и жрица - Соня Марей
Он лишь рассмеялся и покачал головой.
– Каждый ваяет свою историю, Рамона. Летописи пишутся под диктовку, и в них мало правды.
Он все-таки поднялся. Разорвал наши взгляды и шагнул во тьму – туда, где его не доставали отсветы костра. А спустя несколько мгновений я почувствовала, как на плечи опустилась ткань его плаща. Меня окутали запахи стали, вина, полынного луга и… мужчины.
– Замерзнешь, – произнес он хрипло.
И я сидела, сгорбившись, вцепившись пальцами в плотную ткань. Глядя сквозь бушующий огонь и чувствуя спиной присутствие Зверя. А он будто нарочно отдалился.
Чувства, в том числе и любовь, только мешают.
Да как ты можешь говорить подобное! Упрямый лестриец…
Не в силах больше выносить напряжение, сдавливающее тисками грудь, я отбросила плащ и поднялась. Реннейр стоял спиной ко мне, сцепив руки в замок, и смотрел на ночное небо.
Неподвижный. Совершенно спокойный внешне. Ну просто камень какой-то!
Я заметалась по поляне, сминая ботинками выгоревшую траву и тугие стебли диких цветов. Никак не могла найти покоя – что-то грызло, скреблось в груди. Тревожило, как заноза.
Я пылала. Поднеси сейчас ко мне пучок соломы – загорится.
Что ты сделал со мной, Зверь-из-Ущелья?
– Реннейр, – позвала я негромко, но он услышал. Повернулся ко мне медленно, будто увидел впервые, осмотрел с головы до ног. Окутал взглядом или наоборот – разоблачил.
Страшно.
Страшно сказать то, что крутится в голове, но если я этого не сделаю – наверняка пожалею.
– Я никогда не должна была узнать мужчины, – во рту пересохло. – Я должна хранить чистоту тела и мыслей, но сейчас я хотела попросить… – шаг вперед, к нему – будто в пропасть с головой.
В бушующее безвременье и темноту.
– Поцелуй меня, – произнесла, чувствуя, как земля пошатнулась под ногами, а сердце забилось где-то в горле. – Я хочу понять, что это за чувство такое. За что ваши люди готовы даже умереть. – Взгляд замер на его губах. Я представляла, как он касается меня, и от одних только мыслей кровь бежала быстрей. – Просто. Один. Поцелуй. Ты ведь тоже этого хочешь?
Время текло мучительно медленно. Замерзало. Распадалось осколками моих надежд.
А Ренн все молчал, только дышал тяжело. Взгляд его скользил по лицу, ласкал губы, веки, скулы, но сам он не притронулся и пальцем – держал руки за спиной, стиснув кулаки. Словно боролся изо всех сил – со мной. И с собою самим.
Что-то подсказывало – мы горим в одном огне и оба это знаем.
– Для жрицы ты слишком бессовестная, – наконец, выдохнул он.
– Я знаю.
И, чувствуя, как ведет голову от его близости, как тлеют остатки стыда и гордости, я продолжила:
– Может, я недостаточно хороша для тебя, Зверь-из-Ущелья?
– Ты прекрасна, Мона, – и посмотрел на меня как-то слишком болезненно, красноречиво. Его слова разлились теплым медом в груди, все существо затрепетало от нежности, от ожидания. Мое короткое имя звучало из его уст, как выдох, как полный боли стон – он повис в плавящемся воздухе и истаял в отсветах костра.
И тут как обухом по голове – догадка. И как я, глупая, об этом не подумала! Почему не спросила, а он… не сказал. Если до этого было жарко, как в пламени, то сейчас стало невыносимо холодно.
– Может, у тебя есть жена? – спросила срывающимся шепотом, втайне надеясь, что это не так.
Пожалуйста… Пожалуйста!
– Нет.
– Женщина?
– Нет, – он мотнул головой, и на щеках заиграли желваки. Захотелось протянуть руку и коснуться колкой щетины, погладить, приручить, как дикого волка.
– Тогда в чем дело?
* * *
Реннейр
Я чувствовал, что еще немного, и я не смогу противостоять этой обезоруживающей искренности. Совершенно бесхитростная, открытая и смелая, Рамона сметала мою крепость так, будто за ее спиной стояла целая армия.
Женщины и раньше предлагали мне себя, но слышать это от нее… Нет. Это просто безумие.
– В том, что просто поцелуя мне будет мало. А я не могу так с тобой поступить.
Хотя безумно хочется.
– Теперь ложись спать! – рявкнул так, что она отшатнулась, прижав к груди руки. Посмотрела, как на предателя. – И больше ни слова об этом.
Обиженно пыхтя, девушка завернулась плащ до самого носа, буквально утонула в нем. Подтянув колени к груди, втянула мой запах и какое-то время неотрывно смотрела, как огонь пожирает сухие ветки. Потом закрыла глаза.
Она только делала вид, что спит, и я произнес вполголоса:
– Я бы мог удовлетворить твое любопытство, но поцелуи – это еще не любовь. Она не стоит того, чтобы ради нее жертвовать всем, поэтому выбрось из головы эти девчачьи глупости.
Рамона не ответила.
Я поступил правильно. Я всегда умел бороться с искушением, смогу и сегодня. Жрица не должна потерять свое будущее из-за мимолетного каприза, любопытства или глупой прихоти.
Пусть лучше спит. Мне так спокойней.
* * *
Я поднимался выше гор, выше самых старых сосен, к облакам – где встречались закат и рассвет. Внизу проплывали бескрайние поля, пестрой громадиной раскинулась Лестра. Но ветер гнал меня прочь, и я привычно слушал его шепот, повиновался его воле, потому что-то откуда-то знал – так надо. Так правильно.
Небесный путь лежал в сторону Лествирского леса, меня манили тысячи голосов и обещание раскрыть тайну. Жаль только, за сотню раз, что я видел этот сон, приблизиться к разгадке пока не удалось.
И сегодня, как и прежде, в тот самый миг, как внизу замаячили ветвистые исполины, незримая рука выдернула прочь. Сон растаял, как дымка, и на его место пришла…
Она.
Она пахла так сладко – теплая ото сна, разнеженная, податливая, как глина под моими руками. Дышала рвано, хватала воздух алеющими губами, когда я расшнуровывал верх платья и покрывал поцелуями шею. Стонала, когда щетина царапала нежную кожу, выгибалась, стоило прикусить чувствительную мочку.
– Ренн… – в глазах – отблески костра и страсти. Вздох – и я теряю голову. Ткань рвется с треском, высвобождая девичью грудь.
Со стоном я припал к разомкнутым губам, накрывая своим телом. Чувствуя каждый волнующий изгиб, каждую впадинку. Дрожащими руками потянул платье вверх – нетерпеливо, жадно.
Проскользил рукой по открывшемуся бедру. Вверх-вниз и снова вверх. Кожа ее покрылась мурашками, и она, отвечая на поцелуй со все нарастающим пылом, широко развела колени.
Звала, манила, обещала. Разве я мог отказаться? Безумец, заболевший ею. Я любил ее медленно, нарочно растягивая удовольствие. Брал раз за разом на разостланном на земле плаще, под сплетенными кронами деревьев. Собирал с кожи капли пота, крал ее дыхание, зацеловывал
