Пара для дракона, или просто будь пламенем (СИ) - Чернышова Алиса

Диве очень запуталась.

Она ужасно раздражала саму себя, но ничего не могла с этим поделать — что-то изменилось в ней, сдвинулось с противным хрустом, и она беспомощно бултыхалась в водовороте собственных, совершенно противоречивых, эмоций.

С одной стороны, Эта хотелось покусать (причём не понятно: то ли в неком интимном смысле, включающем всякие там штуки с языком и взбитые сливки, то ли в прямом — клыки, унаследованные от неведомой родни, чесались только так). С другой стороны, она злилась на него, потому что её жизнь рушилась, потому что она знала цену происходящему, потому что "долго и счастливо" было не для таких, как она. Эт был очарователен, да надолго ли хватит этого милого лицедейства? Девушки вроде неё не верят в прекрасных принцев — слишком хорошо знают, что прячется зачастую за благопристойными фасадами.

Но больше всего Диве злилась, потому что с каждой секундой он всё больше ей нравился. В самом плохом для девушки с её прошлым смысле: ей хотелось смотреть на него, смеяться над его шутками, подтрунивать над ним. Эт больше не казался прекрасным и недоступным крылатым Властелином, его образ понемногу обрастал деталями, и что-то в глубине её созания твердило "Моё, моё".

А ещё она боялась. Своих эмоций, туманного будущего, того, что правда о её прошлом всплывёт, того, что стабильная жизнь обрушится карточным домиком, погребая под собой всё то спокойствие, что у неё было, забирая с таким трудом найденный дом.

Снова.

По рождению она была, может, и не знатной госпожой, но определённо происходила из весьма состоятельных слоёв общества. Ну… того, неведомого, иномирного. Диве помнила смутно своё детство, правда. Первые несколько лет после смерти матери прошли для неё в тумане страха, шока и отвращения, оставив после себя пробелы в памяти. Не худший итог с учётом всех обстоятельств, если честно.

Вполне вероятно, она бы всё же покончила с собой, но маман Готэ, взявшая над новенькой шефство, упорно тащила её из ямы.

"Тут один рецепт на всех: пей, не задумывайся о лишнем и забудь, кем была, а то спятишь. Всё, что имеет значение — прибыль," — советовала ей маман, когда Диве в очередной раз погрязала в самоедстве, — "Мы живём, как можем. Кто-то тут ради искусства, и такие бывают, к слову. Это нормально, и они счастливее всех — зарабатывают на том, что любят делать, ко всеобщему удовольствию. Но таких везучих немного, большинство просто хочет есть. У девчонок старые родители, маленькие дети, у Чичи вон обожаемый муж остался без ног во время очередного нападения нежити. Он не знает, где она работает, думает, что готовит еду для стражей стен. Но мы обе с тобой знаем, как держатся за такие рабочие места в это время, а ещё — что там, на стене, на лекаря не заработаешь. Такие дела… Эти люди вокруг могут называть нас падшими, грязными и одни демоны знают, какими ещё. Но правда в том, что иногда мы честнее, лучше и чище тех, кто нас покупает. Потому… просто оставь прошлое в прошлом. Просто забудь и выживи, девочка. Любой ценой"

И Диве последовала этому совету, быть может, даже слишком качественно: со временем презрение к себе улеглось, но память упорно возвращаться не хотела. "Головология", — говорила об этом Умная Дот, — "Это всё — от шока. Ты была слишком юной, когда начала работать, ничего не знала об этой жизни, вот неокрепшие мозги и заклинило. У мужа в книге было написано, люди иногда забывают о себе кучу вещей, если в голове у них всё переворачивается. Однажды ты вспомнишь, вот тогда и поговорим".

Была ли права Дот, сказать сложно; одно Диве знала точно — нет, уже не поговорят. Дот так и не научилась хорошо работать, ей, вдове проворовавшегося мага, было сложно привыкнуть к реалиям. Так и умерла от побоев, нанесённых недовольным клиентом.

Диве тосковала по Дот и хотела бы надеяться, что та была права, но память возвращаться не желала. Тем не менее, некоторые навыки из забытой жизни не забылись: Диве говорила на двух языках, неплохо читала и считала, умела танцевать, знала несколько стихов и много умных слов. Она помнила книги, которые мать читала ей, и драгоценности, и несколько музыкальных шкатулок.

Потом это всё пришлось продать, наверное. На тот момент, когда мать убил оголодавший гуль, у них уже не было почти ничего. Сколько ей исполнилось тогда? Воспоминания путались в голове, перекручивались, стирались. Она и не хотела вспоминать, наверное.

Она боялась памяти.

19

— Это школа для детей-иномирцев, — говорила Диве Властелину, вполне качественно изображая из себя гида. — Как водится, дневная и ночная, для живых и мёртвых. Бесплатная, но, к сожалению, пока только одна. Её основал Жрец Тьмы Эу-хений вскоре после того, как Предвечная прислала его сюда…

Мысли её при этом витали далеко, как раз в том самом времени.

Когда на алтарь Предвечной после ежегодных молений в честь Дня Встречи Сезонов из пролома в пространстве вывалился маленький толстенький человечек, общественность была в ступоре. Оный перетёк в натуральный шок, когда человечек сел, поправил стёкла на носу и сказал:

— Здравствуйте, товарищи! Позвольте представиться — Незнайко Евгений Семёнович, назначен высшим начальством в лице Тьмы Предвечной исполняющим обязанности Жреца в этом регионе. Очень приятно!

Диве сама при эпохальном моменте не присутствовала, но обсуждали эту сцену отдыхавшие в тот вечер у маман Готе маги громко и матерно. На тот момент смешного человечка они ещё не опасались, считая малахольным идиотом, но сам факт появления Жреца раздражал: культ многоликой богини Порога был в Чу распространён весьма широко. Более того, она была прямой покровительницей (а порой и источником могущества) для ведьм, нежити и некромантов, коих среди состоятельного населения Чу было достаточно много.

Опасность Жреца маги осознали в полной мере примерно год спустя, когда тот, найдя себе сторонников в лице Наместника и многих не-живых граждан, начал понемногу урезать права боевых магов. Началось противостояние, в ходе которого Чу сотрясался, как больной лихорадкой человек.

Было много в этой внутренней войне и побочных жертв, конечно. В их число вошла и маман Готе — она отказалась платить двойные проценты Главе Боевиков, аргументировав это тем, что девочкам тогда будет доставаться совершенно смешная сумма. "Мы теперь платим городу", — заметила она, и на следующий день Диве нашла её с перерезанным горлом.

Именно тогда, над телом женщины, ставшей ей второй матерью, и случился в её голове какой-то очень сильный перелом.

В борделе шептались, что Жрец вербует себе уши среди девочек. Глава магов во всеуслышание заявил, что убьёт любую, кого заподозрит.

Диве той ночью обслужила его, как полагается, и поулыбалась в ответ на обещание сделать её следующей маман. На следующей день она в мужской одежде пришла к Жрецу и сказала:

— Я хочу работать на вас.

Так началась её новая жизнь.

Если честно, выжить в той авантюре она не особенно рассчитывала. Тем не менее, возможно, Предвечная и впрямь благоволила к Жрецу Чу и его приближенным — Диве выкарабкалась. Сумела сбежать с нужными Жрецу отпечатками аур, оставив после себя догорающее здание, долго бывшее ей домом; сумела сделать так, что маги искренне поверили в её смерть. Так что на порог Храма Тьмы она ступила, держа в руках свою шкатулку, томик "Сказаний о многоликих", некогда принадлежавший Умной Дот, и любимый веер маман Готе.

Правда, после она с дозволения Жреца сожгла их — и книгу, и веер, как сжигали обычно павших в бою. Она поставила девочкам памятники в специальной нише, маленькие и аккуратные, очень красивые. По традиции, конечно, на погребальной церемонии следовало бы сжечь тела, но представительниц их профессии не хоронили, их выбрасывали на помойку за городом, хищникам на радость. Стражу и жрецов в их квартал вызывали только в случае смерти клиента. Диве посчитала разумным, что, если тела девочек выбросили, как вещи, то их вещи стоит упокоить, как тела. Возможно, в этом не было никакой логики, но ей упорно казалось: так правильно. Жрец, как ни странно, не задал ни единого вопроса по этому поводу.