Юлия Жукова - Замуж с осложнениями - 3
Императоры на картинах один краше другого. Надо понимать, это всё очень красивые мужики, но по самым первым портретам трудно судить, потому что там изображены какие-то роботы-трансформеры с челюстями на шарнирах. Муданжская наивная живопись — это нечто. Портретное сходство начинает появляться примерно на середине зала.
Мама с Сашкой экскурсовода не слушают — всё равно почти ничего не понимают, — а просто ходят по залу, рассматривая лица из древности.
— О! — внезапно восклицает мама. — Эцаган, да это ж ты!
Эцаган оборачивается на имя и вглядывается в портрет.
— Хм, и правда похож, — замечает Тирбиш.
— Это Эйран Любвеобильный, — невозмутимо комментирует Старейшина. — Он пять раз вдовел, и каждая жена принесла ему от десяти до пятнадцати детей. По сию пору на Муданге многие люди являют с ним очевидное родство.
Эцаган и Тирбиш шушукаются и хихикают.
— И вот, наконец, последний из павшей династии, Император Аэда Хитроглазый. Это официальное прозвище, но многие ещё помнят более вульгарные варианты...
По портрету сразу видно, почему он хитро... э-э-э, глазый. Больше всего Император похож на сдобный каравай, весь такой круглый и румяный, в лоснящейся бороде. А из-под густющих бровей выглядывают очень чёрные и очень сощуренные азиатские глазки. Конь, на котором сидит правитель, тоже убедительный — поперёк себя шире и морда абсолютно пофигистичная.
— Да будет ваше правление уроком для меня, — бормочет Азамат и кланяется.
Репродукция портрета Азамата уже заняла положенное место справа от Аэды. Всё-таки мой муж даже в этом ряду выделяется в лучшую сторону.
— Ваш портрет, Ахмад-хон, станет подлинным украшением нашей коллекции, когда из новости обратится в историю.
В следующем зале нам демонстрируют портреты императриц. Этот зал гораздо больше, потому что с каждой императрицы портреты рисовали по количеству беременностей. В среднем изображений каждой тётки два или три — наследник и на всякий случай. Но, конечно, шесть жён Любвеобильного предка Эцагана занимают одну из стен целиком. А тётеньки, надо сказать, не маленькие. Понимаю, конечно, что беременные, но такие лица одной беременностью не наешь. И ещё интересно, что они все выглядят старше меня. Наш провожатый тоже это замечает:
— Обратите внимание, Хотон-хон, вы останетесь в истории как самая молодая жена Императора во всех муданжских династиях.
— А почему они все на таких тётушках женились? — спрашиваю.
— Женились-то на разных, но красивая женщина рано не родит, — Старейшина пожимает плечами, как будто это должно быть очевидно. Ну да, как же я могла забыть хоть на секунду, где нахожусь!
Тоскливая репродукция псевдо-меня совершенно теряется среди прочих необъятных тел.
— Что-то мне мой портрет не нравится, — говорю. — Надо будет ещё ребёнка сделать, и чтобы Бэр рисовал, а не это старичьё с идеями.
Азамат незаметно привстаёт на мысочки, а потом откачивается обратно на пятки.
— Как скажешь, милая, как скажешь...
— М-да-а, Ирлик-хон, помнится, о грядущих чадах говорил, — тихо замечает Алтонгирел, и тут же делает вид, что внимательно изучает шестую жену Любвеобильного, огромную бабищу, родившую двенадцать человек и пережившую своего мужа на тридцать лет.
В следующем зале тоже портреты — несколько малолетних князей, дочери Императоров, Старейшины и просто всякие известные люди. Потом наконец мы добираемся до зала с нарядами и украшениями. Там свет сразу во много раз ярче, и все камни сверкают так, как будто на солнце смотришь. Старейшина Ойраг методично повествует, кто и для кого шил каждый наряд, в каком районе добыты для него камни, сколько они весят, сколько золота и платины ушло на оправы, и всякую подобную техническую информацию. Шатун с умным видом кивает, Азамат время от времени уточняет места добычи, а я рассматриваю сами вещи. Прелесть муданжских украшений в том, что они не ограничиваются ценностью. То есть не просто гигантский рубин впендюрили — и здорово, а действительно красиво делают каждую вещь, с задумкой, с сюжетом. Вся одежда обязательно расшита защитными орнаментами и благопожеланиями, но на большинстве предметов есть и ещё какие-нибудь, более художественные мотивы. Например, танцующие птицы или играющие тигры или прыгающие из воды рыбы, и все они расшиты камнями, так тонко подобранными по цвету, что выглядят как живые.
— А что они будут делать, когда зал кончится? — спрашивает мама у Азамата, остановившись в дальнем пустом углу. Табличка внизу гласит, что здесь скоро появятся вещи, из которых вырастет князь Алэк.
— Подвинут стену, — отвечает Азамат. — Саманные дома можно увеличивать. Музей уже много раз увеличивали. Когда-нибудь весь Долхот будет один музей.
Пятый зал содержит предметы домашнего обихода императорских семей. Это прежде всего посуда и книги. Над книгами Азамат надолго зависает и интересуется, можно ли как-нибудь на досуге прийти почитать старинные тексты. Конечно, они все давно перепечатаны и растиражированы, но он, дескать, полагает, что в старых рукописях могут обнаружиться неясные места — где протёрлось или смазалось — допускающие двоякое толкование.
— Конечно, приходите! — радуется Старейшина Ойраг. — Наш город всегда счастлив принять вас, Ахмад-хон!
— Лизка, гляди! — зовёт Сашка.
Подхожу — стоят мои и Янка и ржут. В дальнем конце ряда с посудой выставлены муляжи еды. Причём самой разнообразной. Запечённые птицы и звери, пирожки и лепёшки, копчёная и сырая рыба, фрукты и их сок, приправы в исходном состоянии...
— Да-а, здесь у нас собрание Императорской кухни, — гордо сообщает Старейшина Ойраг. — Можете полюбоваться, что подавали к столу Императорам в разные века. Например, при Императоре Огыре было принято запекать целого ягнёнка внутри сома. Император мог в одиночку съесть такое блюдо. Вот здесь, смотрите, если заглянуть в рот сому, можно увидеть голову ягнёнка... Император Иляк Нежноротый, наоборот, предпочитал, чтобы его завтрак был мелко нарезан и отделён от костей. Именно для его стола было изобретено блюдо хунь-бимбик. Прошу взглянуть, здесь оно тоже есть.
— Господи, какое безумие, — бормочет Янка, рассматривая искусственный бульон. — А из чего они?
— В основном, из дерева, но некоторые вещи из воска, — серьёзно отвечает Ойраг. — А что вас так забавляет, юная леди? Искусство приготовления пищи — это огромная часть нашей культуры, которую, к тому же, легко утратить. Тот факт, что среди древних книг присутствуют также и книги с наставлениями повару, вас почему-то не смутил, — он делает недовольное лицо и ждёт, видимо, что хихикающая Янка раскается, но тщетно. — Что ж, продолжим осмотр. Вот здесь, у противоположной стены, у нас отдел картографии. Мы собрали карты всех масштабов и областей за все времена. Как видите, самые первые карты изображают местность к югу от Худула и к западу от горной цепи Ахмадул, проще говоря, Великие Леса. Поясню для господ землян: мы полагаем, что первые люди, появившиеся на Муданге, обитали именно в Великих Лесах, хотя сейчас там практически никто не живёт в связи с великой опасностью этих мест. Худул был первой столицей Муданга, и назывался он тогда Урват, что на древнем наречии означает "земля, отвоёванная у леса". В Худуле до сих пор поддерживается традиция именовать детей на древнем наречии, — он поворачивается к Азамату и кланяется. — Мы счастливы видеть, что этот обычай жив и послужил для выбора имени вашего отца, вашего собственного и вашего сына.
