Вероника Мелан - Уровень: Магия (СИ)
— Мари-и-и-ика! Ты где-е-е-е?
На выкрик из облаков она не ответила. С хмурым, но крайне сосредоточенным видом подошла к куче листов. Не обращая внимания на дрожь в коленях, выбрала тот, что показался ей наиболее широким, проверила на наличие трещин, зачем-то стряхнула паутину, грозно посмотрела на сервала.
— Ты прыгнешь. Понял?
Кот дернул ухом, а по морде читалось: ему бы оказаться подальше отсюда…
— Даже не думай. Все, я потащила его к потоку.
И она, как куском фанеры, зашуршала листом по траве — не легким, но и не тяжелым, суховатым на ощупь. Остановилась за метр до того места, где на свое транспортное место сел Рон. Бросила «ковер» на траву, проверила, на месте ли рюкзак, тяжело выдохнула. Наверное, посмотрись она в этот момент в зеркало — нормальное зеркало, — увидела бы самое мрачное из существующих выражений собственного лица — бледное, упертое, с поджатыми губами и нездоровым блеском кофейных глаз.
— Все, Арви. Приготовься.
Тот не двинулся с места, но она была уверена, слышал ее. Как же глухо звучит собственный голос.
— Создатель помоги мне.
Дрожь нахлынула с новой силой, стало трудно дышать. Чувствуя, что еще секунда — и наступит паника, Марика взялась за край листа и «вдвинула» его в поток — тот тут же начал медленно подниматься вверх (чертов Рон, нашел же метод…), а через секунду, успев автоматически «перемолиться» всем богам, запрыгнула на него сверху. Чувствуя неустойчивость пластины, судорожно на карачках отползла в сторону, резко перевернулась и плюхнулась на попу. А после заорала не своим голосом:
— Прыгай сюда!!!
Арви не шелохнулся. Лист медленно полз вверх; Марика сжала кулаки.
— Арви-и-и-и!!!
Сервал пригнул голову и жалобно, хрипло мяукнул. Она впервые слышала, чтобы он мяукал.
— Прыгай, ты, чертов кот! Я без тебя не поеду! Слышишь? Я же смогла!!! ПРЫГАЙ!!!
Он трясся, она видела это даже отсюда. Трясся и все не двигался. И она уже готова была ступить вниз — к черту лист, пусть летит без нее, — как Арви подобрался, взял разгон с места и в длинном красивом прыжке — вытянутые вперед лапы, блестящая на солнце шерсть — перелетел на лист. Она знала, что запомнит этот момент на всю жизнь. Сервал приземлился в сантиметре от нее, выпустил все когти, распушил загривок и дикими глазами посмотрел прямо перед собой.
— Ты молодец! Слышишь? Молодец!!!
И она впервые обняла кота за шею, чего тот, в приступе нервной дрожи, даже не заметил.
А минуту спустя она визжала от восторга. Просто не могла сдержаться.
Вот почему танцевал Рон, вот почему он так счастливо смеялся; как не смеяться, когда вокруг так красиво?
Земля оставалась все дальше, а небо становилось все ближе, за спиной медленно плыл каменистый утес, а лифт — вполне себе устойчивая платформа, без дрожи и крена, — мягко скользил вверх. И на место страха вдруг пришел восторг — беспричинная эйфория. Какой красивый, оказывается, сверху лес! А эти далекие горы за ним — серо-голубые исполины и белые снежные шапки на фоне синевы. Какие краски, какие цвета! Зеленый, желтый, оранжевый, глубокий красный… Почему она не видела их там, снизу? Почему не видела прозрачность воздуха, многоцветность пейзажей, почему не видела размах окружающей красоты, ее величия?
В эту минуту Марика поняла, что абсолютно счастлива, и в порыве безудержного восторга закричала снова — звук подхватил в играющий поток ветер. Тот самый Ветер…
Может быть, за всю оставшуюся жизнь она больше не сделает ничего подобного. Может, будет жалеть об этом, может, нет, но сейчас — тот самый момент, когда можно стать совсем настоящим. Можно открыть рот и в немом восторге просто плыть над землей; можно, не помня об этом, зарыться пальцами в жесткую рыжую шерсть и прижать к себе дрожащего друга; можно пропитаться моментом настолько, чтобы потом никогда — никогда-никогда — не забыть ни единой, даже самой мельчайшей детали.
Они валялись на земле, словно беззаботные подростки, словно знали друг друга всю жизнь. По крайней мере, так казалось в эту минуту. Мягкая под пальцами трава, и хочется смеяться.
— А ты боялась! Видела, как классно?
— Я решилась! До сих пор не верю! Я решилась!
В глаза било яркое солнце — Марика прикрыла их; шевелил челку ветер.
— Я теперь никогда этого не забуду. Вообще никогда…
Она глубоко вдохнула и выдохнула напоенный запахом медуницы воздух.
А полчаса спустя настало время прощаться — теперь стрелки на их картах указывали в разные стороны.
Рон улыбался чуть смущенно, несмело. Держал в руках толстовку и все время поддевал сползающую с плеча лямку рюкзака.
— Мне налево, куда-то в чащу. Похожу еще немного сегодня да выберу место для стоянки.
Арви все еще нервно вылизывал шкуру и иногда озирался по сторонам, но уже не дышал по-собачьи высунув язык, успокоился.
— Да, а я куда-то туда. — Марика неопределенно махнула рукой вправо. Повисла неуклюжая пауза, та самая, когда волею судеб ставшие вдруг друзьями незнакомцы снова становятся чужими. Когда тает связь и ширится пропасть — возрастная и социальная; когда становится непонятно, почему минутой раньше не чувствовалось никакого отчуждения.
Хотя они чувствовали это оба: совсем связь не растаяла, от нее осталась тонкая — не шире паутинки — прозрачная ниточка. Еще не друзья, но уже не чужие. И уж точно не враги. Просто люди, что-то преодолевшие вместе.
— Давай, я дам тебе с собой еды. Положишь в кружку, накроешь чем-нибудь…
— Не надо. — Рон засмущался и потупился, теперь глядел в землю. Через секунду поднял глаза. — Если вдруг встретимся, я буду рад.
Она улыбнулась в ответ на его взгляд: «А ты не такая стерва, какой казалась раньше». Мысленно согласилась: «Да и ты не такой увалень. Спасибо, что помог».
— Ну, я пошел.
И не дождавшись ответа вслух, он зашагал к густеющему вдалеке лесу. Махнул на прощанье рукой и не стал оборачиваться.
— Пока, — тихо ответила Марика. — Удачи.
* * *Интересно, а из ее знакомых кто-то смог бы?
Смог бы вот так залезть на поднимающийся вдоль горы лист, смог бы с неподдельным интересом и любопытством постигать, изобретать, рисковать? Проверять на себе кажущиеся неподдающиеся логике замыслы, зная, что неверный шаг может легко привести к гибели. Стал бы кто-то из них звать за собой незнакомца, подбадривать его, протягивать руку тогда, когда мог бы попросту развернуться и уйти? Ведь, как она сама считала, на Магии у каждого свой путь.
Да, именно так она и считала. А теперь сидела тут, на вершине горы, и испытывала тихую, но чрезвычайно душевную признательность.