Софья Прокофьева - Кольцо призрака
Зазвенел телефон, и Анна бросилась в комнату. Господи, хоть бы Андрюша!
– Куда, сука? Кто пол вытирать будет? – рванулось ей вслед.
– Андрей, это вы? – услышала Анна древний, с благородными трещинами голос.
– Нет его, – убито сказала Анна.
– Я знала, знала, он не придет, – Анна услышала глухие рыдания, разбавленные медным кашлем. – Я ему говорю: заберите мамины изумруды. Обме… обме… обменяемся на этот, как его… Милая, милая, да подскажите же мне!
– Кристалл, – прошептала Анна.
– Да, да, кристалл. Я плохо слышу, милая. У меня кошки. Они же должны гадить, понимаете? У них песок в длинной мисочке. Я прячу туда изумруды. Андрею это не нравится. А куда еще, милая, подскажите… Он меня выгнал, с кошками. Где вы? Куда вы пропали?
– Я тут, – обреченно проговорила Анна.
– Милая, ну почему жизнь так несправедлива?
Послышался старческий кашель. Но тут же безжалостным клином уверенно врезался овощной голос:
– На лошадках, под розовым фонарем…
– Дайте сигаретку! Кофе с мороженым и еще сто пятьдесят… – другой голос, пряно-вяжущий.
– Мама, не бей, не бей Лесси…
– Кто пол подтирать будет? – пенясь, неслось из ванной.
И туг множество голосов разом прорвались, обрушились на Анну:
– На каблуках! Сто пятьдесят! Японцы! Должны гадить… Под фонарем… Изумруды… Еще коньяку…
Слаженный, спевшийся хор. Каждый голос твердил свое, но вместе они уживчиво, в лад, вторили друг другу, не мешая, скорее веселясь, радуясь, что их так много, бесчисленно много. И холодно, издалека, полузаглушенный ими, прозвучал голос Андрея:
– Александра, что у вас все время занято?
Сейчас же его накрыли, сомкнулись над ним, гулко размноженные, звонкие голоса, отдаленный надтреснутый кашель, отрывистый лай.
Анна медленно положила трубку, равнодушно удивившись внезапно наступившей тишине. Они меня сейчас пристукнут там, в ванной. Анне представилось, как эти двое поджидают ее, тесно прижавшись друг к другу. Тазом ударят по голове или еще чем-нибудь, и все.
Но тут Анна услышала знакомый пакостный голос:
– Что это вы, Наталья Сергеевна, честное слово! Ведь все врете, врете про ремонт, уж вы меня простите.
Анна послушно, словно ее позвали, пошла на этот голос. Наталья Сергеевна и коротконогий мужчина с грубо нарисованными улыбками растерянно и покорно смотрели на Лаптя. Пол был насухо вытерт, и рубашки, присмирев, лежали на дне ванны.
– Хороша, хороша, – одобрительно, даже восхищенно, коротко глянув на нее, проговорил Лапоть. – Красавица просто. Давно бы так.
«Что «давно бы так»? – размыто подумала Анна. – О чем он? А… об этом».
Лапоть быстро повернулся к соседям.
– Вы бы лучше разобрались как следует с вашими справками, мой вам совет, – ласково и добродушно продолжал Лапоть. Он несильно поглаживал себя ладонью по боку. Было что-то неуловимо опасное в этом простом движении. Голос же его звучал по-прежнему доброжелательно.
– Разберемся, разберемся, – выпуская изо рта струйку сахарной пудры, в ужасе пропела Наталья Сергеевна. Вдруг они оба молитвенно сложили руки и разом поклонились.
– Мы вас тоже можем заинтересовать, Эдуард Иванович.
Все больше срастаясь друг с другом, супруги попятились к двери.
– Дом вроде на капремонт ставят. Не поймешь, что творится, а вы… – с ласковым укором выговаривал им Лапоть, выходя за ними в переднюю. – У вас вон штукатурка в ванную падает, у нас слышно.
– Конечно, конечно, – попытались было оправдаться сросшиеся соседи. – Мы только…
– Что только? – Лапоть слегка поднял бровь. – Вы что, собственно, имеете в виду?
– Ровно ничего, ах, ничего! Что вы это, Эдуард Иванович? – вздрогнув, дунула сладким Наталья Сергеевна. – Если вам понадобится… Можем вас заинтересовать, заинтересовать…
Склонив друг к другу головы, соседи исчезли, беззвучно притворив за собой дверь.
– Всего-то делов, Анечка, – Лапоть с нехорошей улыбкой протянул руку, настойчиво приглашая Анну пройти в комнату. Он не мог скрыть торжества, и, предупрежденная его улыбкой и вкрадчивым жестом, Анна не удивилась, увидев покойно сидящих в креслах Андрея и незнакомую девушку в зеленом вечернем платье. На столе бутылка коньяка, сыр тонко нарезан, и кислой позолотой отливает лимон.
Господи, на кого я похожа! Анна тихо ужаснулась. Лицо разбито, волосы висят, еще тряпка мокрая, куда ее деть? А эта девушка… Анна поглядела на нее, и ей захотелось зажмуриться. Было что-то нестерпимо ослепительное в ее красоте, доведенной до совершенства, хотя все воплотилось в мягкость и хрупкость тонов. Чистой белизны кожа чуть согревалась прозрачным румянцем. Девушка повернула голову, профиль ее был выточен безупречно. Хрустальные глаза излучали свой собственный свет. Тихие ресницы опускались, заботливо храня их тайну. На девушке было длинное платье без рукавов. Сквозь любовно облегающую, льнущую к телу ткань проступили острые соски.
«Значит, так, – до странности спокойно подумала Анна. – Теперь Лапоть эту привел. Эта уже самая красивая. Таких не бывает. Может, раньше были, и то только в кино».
Ее обдало холодом. Шторы распахнуты, форточка настежь. Зато хоть дыма нет, и горелым мясом не пахнет. Сквозняк любовно соскользнул с голого плеча девушки, но она и не поежилась, когда пролилась вниз, как струйка песка, золотистая прядь волос.
Андрей смотрел безразлично. Пальцы рассеянно постукивали по столу.
– Андрюх, ну ты что? – окликнул его чем-то недовольный Лапоть.
Андрей приподнял рюмку с коньяком. Девушка улыбнулась, даря улыбку. Тень от ресниц, трепеща, отлетела от щеки.
– Андрюша, тебе столько звонили, – не зная, что сказать, начала Анна, но Лапоть пренебрежительно оборвал ее.
– Честное слово, Анюта, ну вы прямо слова никому не даете сказать.
Андрей чуть повел плечом. Лапоть тут же бросился к форточке, захлопнуть. Вдруг утробно, с отрыжкой захихикав, присел на корточки, хлопая себя по коленкам.
– Андрей, сюда! Это же сдохнуть можно! Яблочко, яблочко почистила ему и несет.
Анна взглянула через плечо. А!.. Освещенная комната в доме напротив. Эта большая комната, похожая на зал. Старик за столом, его лысая голова и золотые погоны. И просвечивающаяся насквозь, полуистлевшая балерина, идущая через комнату навсегда заученной походкой.
– Смотри-ка, наконец-то, все-таки раскачался, старый пердун! – неизвестно чему восхитился Лапоть. – Строчит! Сколько времени на него потратил, все звонил. Тут главное подсказать, растравить, как следует. И напомнить. Он же сам в тех же местах трубил. Небось ему снится… А она его целует, рухлядь эта. Умора! Нет, все идет хорошо, правильно. Когда надо будет, может и сработает, сработает! Еще как…
