Пойманная в ловушку - Тиффани Робертс
— Что у тебя с собой? — Дуракс повторил.
Кетан прищурился.
— Я уже говорил тебе.
— Я сам сорву это у тебя со спины, если ты не…
— Меха, — сказал Кетан, щелкнув жвалами. — Обработанные меха в качестве подношения.
— А мясо?
— Мясо было разделано и доставлено несколько дней назад, — Кетан развел руки в стороны — все, кроме той, что держала его оружие, — и повернул их ладонями вверх. — Уточни у писцов нашей королевы. Они подсчитали все, что я им передал.
Дуракс фыркнул, широко раскрыв жвалы от волнения, и шагнул вперед, сокращая расстояние между собой и Кетаном, пока между ними не оказался едва ли один сегмент
— Мы, Когти, гадали, придешь ли ты сегодня. Большинство верило, что ты останешься в Клубке, что мы тебя больше никогда не увидим. Но я знал. Я знал, что ты слишком глуп, чтобы оставаться в стороне, слишком глуп, чтобы понять, что ты не выиграешь эту войну, которую пытаешься вести.
— Я не знаю, о чем ты говоришь, маленький Дуракс. Я пришел исполнить свой долг перед богами, не более того.
— Я — Главный Коготь, — прорычал Дуракс. — Я — главный охотник, я — глаза и уши королевы, я — ее клинок, направляемый опытными руками. Я — сердцевина ее паутины, и я единственный, кто достоин ее.
Кетан защебетал и наклонил голову.
— Тогда почему она снова попросила меня возглавить «Коготь» в прошлый День Жертвоприношений?
Дуракс сорвал с пояса топор и занес его, словно для удара, одновременно с вызовом отрывая передние ноги от пола.
— Я лучше тебя во всех отношениях!
— И все же ты колеблешься, — сказал Кетан, делая шаг вперед, чтобы сократить оставшееся расстояние между ними. Он ничего не чувствовал — ни страха, ни печали, ни гнева, ни радости, ни замешательства. Ничего, кроме расцветающего тепла внутри, ощущения одновременно успокаивающего и предвкушающего. Теперь, после стольких лет переживания, он знал это как тишину перед битвой, и он принял это.
Пальцы Дуракса сжались на рукояти его оружия, издав еще один скрип.
— Я служу королеве. Только ее воля защищает тебя. Но ты недолго будешь пользоваться ее благосклонностью. Ты скоро ей надоешь, и тогда она, наконец, сделает то, что должна была сделать давным-давно, — избавится от тебя.
— Она избавилась бы от меня семь лет назад, если бы уважала мои желания, — сказал Кетан.
— И что значат твои желания по сравнению с желаниями нашей королевы? Какое значение ты имеешь?
— Не большее, чем кто-либо другой, — Кетан наклонился вперед, широко раскрыв жвалы. Клыки на их концах блеснули в тусклом хрустальном свете. — Но я знаю одно, Дуракс — твои колебания вызваны не твоей преданностью королеве. Битва оценила нас обоих, и ты не хуже меня знаешь, в чью пользу склонилась чаша весов.
— Многое изменилось с тех пор, как мы в последний раз видели битву, личинка, — прогремел Дуракс. — Твое высокомерие неоправданно.
— И все же мои дни проходят в блужданиях по диким местам, чтобы принести еду нашему народу, в то время как твои проходят в Такарале, где Зурваши подвешивает тебя на веревочке за твой стебель, как игрушку, которая ей наскучила. Ты не охотник. Ты всего лишь собиратель слухов.
Дуракс зашипел, раскинув все четыре руки и приняв чрезвычайно агрессивную позу, но ни на шаг не приблизился к Кетану.
— Я в Такарале, чтобы служить королеве. Я выполняю ее приказы. Она держит меня там, где мои навыки наиболее ценны.
— Возможно, она просто осознает твои многочисленные слабости. По крайней мере, она всегда хорошо разбиралась в способностях вриксов — или их отсутствии.
Тонкие волоски на шкуре Дуракса встали дыбом, и он снова взмахнул топором, словно собираясь нанести удар.
— Я разрублю тебя на месте, лесной червь, и оставлю слишком много крошечных кусочков, чтобы их можно было завернуть в саван смерти.
— Тогда сделай это, — прорычал Кетан, наклоняясь так близко, что между ним и Дураксом оставалось расстояние едва в палец шириной. — Нападай на меня или отойди в сторону, Дуракс, ибо у меня нет времени стоять здесь, пока ты плетешь паутину из бессмысленных слов.
Тишина, окружавшая двух вриксов, была плотной и напряженной, как веревка, оплетенная десятью тысячами шелковых нитей. Мышцы Кетана были напряжены, готовые нанести удар, но его тело не выдавало своей готовности — и он не поддался той части своего разума, которая жаждала, чтобы это противостояние переросло в насилие.
Он ни на мгновение не поверил, что Зурваши по-настоящему привязана к Дураксу. Если бы она наконец заполучила Кетана, она бы без раздумий отбросила Дуракса в сторону. Но это не значало, что убийство Главного Когтя останется безнаказанным. На самом деле, для Кетана это был бы один из самых верных способов оказаться в ловушке в городе, полностью во власти королевы, еще до того, как этот день закончится.
Это было неприемлемо. Последний лунный цикл многому научил его об Айви, достаточно, чтобы понять, что со временем она может развить навыки, позволяющие выжить в Клубке самостоятельно, но ей предстоял долгий путь, прежде чем достичь этого.
И даже если бы ей это удалось, он не был готов отпустить ее.
Наконец, жвалы Дуракса дернулись и опустились, и он опустил руки и ноги. Топор свисал с его руки, Главный Коготь отступил в сторону. Когда Кетан проходил мимо него, Дуракс сказал:
— Ты считаешь себя умным, лесной червь, но ты будешь раздавлен. Как и все остальные. Ее ошибочное желание к тебе не продлится долго. Оно не будет защищать тебя вечно.
— И твой незаслуженный титул не защитит тебя, — ответил Кетан, не глядя на Дуракса. Он зашагал по туннелю, сохраняя плавность движений, несмотря на гнев, пляшущий в его груди подобно языкам перекормленного пламени.
Позади него Дуракс зарычал.
Кетан шел по коридору, когда вмонтированные в стену кристаллы уступили место маленьким огонькам из древесного сока, которые излучали знакомый сине-зеленый свет, преобладающий в Туннеле Лунного Заката, сколько он себя помнил. Каждый шаг дальше от Дуракса только еще больше раздражал Кетана — потому что это был еще один шаг ближе к Зурваши.
День Жертвоприношений не был неожиданностью — он наступал каждые четыре восьмидня, точно так же, как это было на протяжении всей жизни Кетана и жизней его предков до него. Раз в лунный цикл вриксы Такарала собирались, чтобы сделать свои подношения. Он знал, что это произойдет. Вот почему
