Второй шанс. Книга третья - Елена Звездная
В императорском дворце их используют в двух случаях — для первой брачной ночи, и для беременных, чтобы в случае любых кровотечений заметить неладное вовремя.
— Простыни… — прошептала я, глядя на сэра Матиуша. — Пусть проверят простыни, на которых спала императрица Остерия!
И телохранитель Каенара выбежал из гостиной.
А магистр Ксавьен, смерив меня презрительным взглядом, мрачно изрек:
— И вот в такой волнующий момент я- нянька! Там самое интересное, а я тут должен сидеть, как молодая мамочка. Асьен, чтоб ты бы провалилась!
Я бы с удовольствием, но мне было слишком страшно и за Каенара, и за лорда Аскеа.
* * *
Каенар вернулся глубокой ночью.
Прошел мимо меня, поднявшейся к нему навстречу, и молча ушел в свою комнату.
Видимо в этот момент я выглядела настолько жалкой, что магистр Ксавьен достал из внутреннего кармана сверток с печеньем, а не перцем, и протянул мне. Поняла, что сейчас разрыдаюсь, просто разрыдаюсь и все.
Но тут открылась дверь, и вошел лорд Аскеа.
Глава Тайного департамента пошатывался от смертельной усталости, на его лице виднелись ссадины, и видимо пострадало горло, так как было перевязано, но, в общем и целом он был жив.
— Я же сказал не приходить, — раздался раздраженный голос Каенара. — Если хотите чтобы в наш заговор поверили, держитесь от Асьен подальше!
Но лорд Аскеа даже не пошевелился.
Обойдя груду рваной бумаги, я подошла к главе Тайного департамента и попала в крепкие объятия.
— Спасибо за простыни, — сиплым голосом прошептал лорд Аскеа.
— Значит, я оказалась права, — прошептала, обнимая главу Тайного департамента.
— Больше, чем ты можешь себе представить… Не отходи от Каенара ни на шаг. Ни на шаг, девочка, иначе тебе конец.
— Как интимно все у вас, — прокомментировал магистр Ксавьен.
Никак не реагируя на его замечание, лорд Аскеа прошептал:
— Береги себя.
И отпустив, молча ушел.
— А вы себя… — прошептала ему вслед.
Когда за главой Тайного департамента закрылась дверь, Каенар вышел из своей комнаты в халате, вытирая мокрые волосы. Помылся его императорское высочество молниеносно.
— Мне тут сэр Матиуш обмолвился, что ты и с магистром Ксавьеном подозрительно много общаешься, — многозначительно произнес он.
— Да я к ней больше и на десять шагов не подойду! — магистр вскочил с дивана. — Было бы с кем вообще общаться! После сегодняшнего я готов даже забыть, как ее зовут. Кстати, девушка, а вы кто? Впрочем, не отвечайте, мне это вообще не интересно.
И продолжая хрустеть непередаваемо жгучим перцем, направился к выходу.
Зато когда открыл дверь, произнес не оборачиваясь:
— Кстати эта, как ее там, имя уже прямо забыл, за весь день ни крошки не съела.
И ушел, аккуратно прикрыв дверь.
Мы остались наедине.
Я, мрачный кронпринц и сотни вопросов.
— Что я сделала не так? — тихо спросила.
— Все, — так же тихо ответил Каенар.
Пошатнувшись, прошла к дивану, рухнула на него, не найдя в себе сил оставаться на ногах.
— У меня только один вопрос, — пройдя в гостиную, Каенар сел напротив меня, закинув мокрое полотенце на плечо. — Когда пытали императрицу Ссиль, ты была там?
Нервно сглотнув, я сидела, сжимая палец за пальцем. Упражнение, к которому меня приучил Эльтериан — ему всегда хотелось, чтобы кончики моих пальцев были тоньше. И то, чем заставляли заниматься, со временем стало привычкой, с головой выдававшей мою нервозность.
— Прекрати причинять себе боль, — приказал наследный принц империи Аркалад. — Мне невыносимо на это смотреть.
Я прекратила, начала не менее нервно разглаживать складки на юбке.
— Значит ответ «да», — заключил Каенар.
Мне нечего было сказать на это.
— Не ожидал от тебя, — он отвернулся, словно даже смотреть на меня для него стало невыносимо.
— Простите, господин, — с трудом выговорила.
Он не простил.
— Понимаю, что ты ни крови, ни кровавых полос не увидела на ее теле, так что… вероятно, ты не понимала, что происходит… — он словно сам для себя находил мне оправдания.
Это было невыносимо.
— Плеть грома, — произнесла я, раскрывая свою осведомленность о том, каким мучительным пыткам была подвергнута императрица Ссиль.
Каенар повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза.
— Лучше солги мне, Асьен, — хрипло сказал он.
Да, наверное, так было бы лучше. Но почему-то я не смогла и продолжала смотреть на кронпринца, не опуская взгляд, не отводя глаз, не сожалея ни о чем.
— Вот значит как, — медленно проговорил Каенар.
Его глаза темнели, словно наполнялись беспросветной мглой.
— Асьен, я скажу только раз — больше никогда, ни при каких условиях, никаких игр за моей спиной. Я прощу тебя только раз. Всего один раз, Асьен, второго не будет.
Собиралась ли я из-за этих слов остановить то, что мы уже начали с магистром Ксавьеном?
Я вспомнила слезы императора у поминального костра, в котором сгорали игрушки для его нерожденного сына, и поняла, что не отступлю. Жалость и милосердие в этой битве с Судьбой оказались не в приоритете. До смерти маленького принца я верила, что получится все изменить лишь моими усилиями, но после…
— Я все поняла, господин, — и, склонив голову, поднялась.
Захватив маску со столика, направилась к двери и спросила не оборачиваясь:
— Вы голодны?
— Не оборачивайся, — вдруг приказал он.
И оказался так близко, что я ощутила его дыхание на шее.
— Знаешь, почему хорошие родители бьют своих детей? — тихий вопрос, и ладонь, легшая на мой живот. — Из-за страха, Асьен. Потому что верят, что причинив боль, смогут уберечь от куда большей боли и опасности.
Он прикоснулся к моим волосам, сдвигая их в сторону, и рывком прижав к себе, хрипло продолжил:
— Но ты не ребенок. И в отличие от детей ты умеешь лгать столь виртуозно, что порой мне становится не по себе. Так что же мне сделать, Асьен? Что я должен сделать, чтобы ты остановилась? Ударить тебя кнутом, чтобы ты осознала, что такое пытки и к чему могут привести твои интриги? Взять силой, чтобы осознала, в какой ад превращается заключение для красивых женщин, к которым тюремщики выстраиваются в очередь, и вовсе не за приятной беседой они входят к подобным заключенным. Что я должен сделать, Асьен?
Держась за ручку двери, я думала о том, что меня уже избивали кнутом, и предпочитал Эльтериан подобие «Плети грома», чтобы не оставалось следов на идеальной коже, столь тщательно созданной им. И насиловали. Пусть не толпой, пусть всего один мужчина, но это длилось годами… Бояться? Нет ничего страшнее, чем бессильно наблюдать за тем, как убивают твоих близких, друзей, знакомых. Я никогда не забуду, как с помоста покатилась голова Тинры и
