Муж-озеро - Ирина Андрианова
— Ну что, так таки я согласный! — довольно урчал он. — Мне девчонки своим теплом наружный холод компенсируют. Только, чур не халявить. Грейте меня давайте! Эй, куда это поползли? А ну ближе прижимайтесь! Вот так…
Девушки сдержанно захихикали. Мишаня, образцовый многодетный отец, почему-то в походах считал своим долгом изображать записного донжуана. Все это знали, но делали вид, что ужасаются его нескромным намекам.
— Мишаня, будешь безобразничать, все твоей жене расскажу, — добродушно отозвался Серега. — Или того хуже — с тобой местами поменяюсь, ха-ха.
Новый взрыв хохота. В теплом сумраке шатра взгляд Танюши пробирался сквозь возню товарищей, которые пытались устроиться получше и потеплее, и упирался в темную тканевую стенку. Там должен был лежать Ион, но Танюша его не видела: волны спальников сливались в сплошной холмистый ландшафт. Но вдруг оттуда что-то мелькнуло в ответ, и Танюша поняла, что Ион не спит. Она осторожно приподнялась, как будто хотела сделать изголовье поудобнее, и разглядела ионов спальник. Он походил на смятую тряпку, которой заткнули щель в углу шатра. Иона так вжали в стенку, что капроновая ткань нависала над его лицом. Танюша набралась смелости.
— Ион, а тебе там как… не очень холодно? Ты почти на улице лежишь.
— На улице? Да не-ет… Вы классно шатер в снег вкопали. Я не должен выпасть, хе-хе.
— Может, тебе чего утеплиться дать? У меня есть лишнее. Мне тут в середине даже жарко. А как подумаю, что ты там на морозе — так успокоиться не могу.
Боясь разоблачения непонятно в чем, она старательно подделывалась под небрежно-шутливый тон.
— Оныч, смекай: девушка при мысли о тебе успокоиться не может. Не упусти свой шанс! — пробасил из своего угла Мишаня.
Танюше захотелось перегрызть его жирную шею. Спрятавшись от стыда в спальник, она долго лежала, не шевелясь, прижавшись лицом к капроновому вороту. Шорох и разговоры постепенно стихли. Дежурный погасил фонарь, и теперь пространство шатра освещалось только редкими отблесками печки. Тогда Танюша осторожно откинула ворот и вытянулась назад, чтобы оказаться повыше, на горке из своих вещей. Оттуда она как бы случайно бросила взгляд в темный угол, где лежал Ион. И сразу же увидела его лицо, обращенное к ней из-под нависшей стенки. Поймав ее взгляд, Ион улыбнулся и сказал одними губами: «спокойной ночи». «Спокойной ночи», так же одними губами прошептала Танюша. И добавила про себя: «Ионушка-солнышко, спасибо за то, что ты такой хороший и всех любишь, даже меня».
Глава 6. Лавина
Рюкзаки полегчали до абсолютного минимума. Из огромного числа едок осталось только три — сегодняшний ужин, завтрашний завтрак и перекус. Его планировалось съесть уже в дизеле, увозящем туристов в сторону «цивилизации».
— А это как бы значит, что завтра не позже двух часов нам надо быть на станции, — напомнил Серега. — Если опоздаем, задержимся в лесу еще на сутки. Дизель, напоминаю — раз в день. А еды у нас больше нет. Так что надо бодро перебирать лапками.
«Ну и гад ты, — думала в ответ Танюша. — Вот сам и перебирай. Что тут веселого, без еды остаться? И билеты пропадут, не дай Бог. Это ты виноват, что не продумал маршрут как следует. Если бы не Ионка, мы бы и сюда не дошли».
На самом деле она понимала, что, если бы не Ионка, они вышли бы раньше и в другом месте, с кучей лишней еды и неприятным осадком внутри от непройденного маршрута. Но Танюше хотелось накричать на Серегу хотя бы в душе.
Был последний ходовой день, и он уже клонился к вечеру. За спиной остался последний на маршруте перевал. Перед глазами лежал довольно крутой, хотя и поросший березками спуск. Внизу он, подобно воронке, собирался в узкий каньончик заснеженной речки, которая уводила дальше в еловый лес.
— Прощаемся с горами, ребята! — романтично сказал Мишаня. — Теперь только вниз и вниз.
— Я бы на рюкзаке съехал, — пошутил Петя, — только вот боюсь в березку впилиться.
— Неправильно говоришь. Надо говорить «боюсь березоньку поломати». С нами же «зеленые»! — Мишаня подмигнул Танюше.
Мысленно все были уже в тепле, поедая сухари на драных дермантиновых сидениях ветхого вагона. Больше стало веселья и шуток, чаще слышались добрые слова. Даже в обращении обычно сухого Сереги то и дело проскальзывала какая-то нежность. Должно быть, он по опыту предвидел печаль, которая накроет, когда отогреешься и когда окончательно станет ясно, что поход завершен. Добротой к другим он пытался утешить себя.
— Ионыч! Сильно не подрезай, — крикнул Серега вперед, где между тощими деревцами виднелась фигура штурмана. — Снега больно много, и за день склон прогрелся, — сказал он уже тише, так что слышали только идущие следом Игорек и Данила. — Как бы чего не сошло.
— Тут же деревья. Если бы тут лавины сходили, они бы все давно полегли.
— Как полегли, так и встали, — без выражения ответствовал Данила. — Это ж деревья, не люди.
— Ион! Слышишь меня? — повторил Серега. — Заворачивай давай. Вниз короткими галсами.
— Куда он ведет? Там небось стланик. Сейчас проваливаться будем. — Мишаня особенно сильно не любил ивовый стланик, потому что из-за своего веса непременно проваливался в него, и потом долго, сопя и матерясь, вылезал на плотный снег.
— Ему-то что. Он весит, как соломинка.
— Ионыч, ты спускаешься?
Из-за кружевной завесы берез не видно было, куда движется рыжеватое пятно ионова рюкзака — то ли вправо, то ли влево. Он что-то отвечал, но слов было не разобрать: слышались только веселые, как обычно, интонации.
— Вот хрен! И здесь стланик! — Серега сделал шаг по ионовой лыжне и ушел вниз почти по бедро. Он высоко задрал ногу с лыжей и шагнул в сторону, но и там ждали предательские заросли, присыпанные
