Лавандовые тайны (СИ) - Хаан Ашира

Не будет.

Снова в щели ставен прокрадывается безжалостный рассвет, и задремавших преступных любовников будит стук в дверь и громкое:

— Госпожа Тимира! Госпожа Тимира! Просыпайтесь! Господин Тойво возвращается!

Глава 35

Тимира стоит на стене слева от ворот, стараясь не смотреть правую стену, туда, где ее отражением стоит Иржи. Офицеры, маги, фрейлины — все собрались приветствовать возвращение советника. Гул голосов отдается в ушах, вторя стуку сердца.

Гонец, принесший весть о приближении Тойво, предупредил, что в группе разведчиков есть раненые, поэтому во дворе крепости мечутся лекари и маги воды, владеющие исцеляющими заклинаниями.

Тимира спросила гонца, все ли в порядке с мужем, и тот загадочно ответил, что физически — да. Тревога песчаной змейкой пробирается в сердце. Те, у кого совесть нечиста, всегда волнуются, когда что-то идет не так, в первую очередь думая о разоблачении, а уж потом — обо всех остальных проблемах.

Ей казалось, что кулон Иржи, помогающий сдерживать магию, будет похож на ошейник, в котором ее держали в изгнании. Будет постоянно дергать, едва она ощутит подъем эмоций, напоминать о себе. Но он действует совсем иначе.

Каждый раз, как пульс Тимиры взлетает в небеса, и изнутри начинает накатывать истерика, тянущая с собой невероятную мощь цунами, ей кажется, что ладони Иржи успокаивающе ложатся на плечи. Кажется, что он прижимает ее спиной к себе и шепчет на ухо: «Тише, тише, любимая. Я рядом. Все будет хорошо».

«Не будет», — всхлипывает Тимира мысленно, но тепло разливается в груди от его воображаемых слов — и потихоньку успокаивается и ее сердце.

Если бы не это успокоение, она бы уже давно обрушила свою магию на пески перед ней, в которых все еще виднеется остов монстра.

Особенно — в тот момент, когда на горизонте наконец появляются силуэты всадников, и она узнает в первом из них Тойво.

Тимире приходится самой сжать свое горло, словно ошейником, напоминая о приличиях.

Улыбаться.

Молчать.

Смотреть вперед.

Не показывать ни единой эмоции.

Не коситься направо.

Но колючий комок в горле лишь разбухает по мере приближения всадников. Страх, смешанный с виной и отчаянием ворочается в глубине, царапается, раздирает ее изнутри в клочья.

К счастью, все знают, что советник и его жена до безумия привязаны друг к другу, поэтому, когда Тойво въезжает в ворота крепости и спешивается, а Тимира бросается к нему в объятия, рыдая в голос, никого не удивляет такая бурная встреча.

— Как соскучилась, бедняжка…

— Какая любовь!

— А говорят, аристократы только терпят друг друга.

— Это не про наших. Они такие милые!

Впрочем, нет.

Кого-то удивляет.

Тимира чувствует на себе огненный взгляд Иржи, пока тот спускается со стены и медленно подходит к ним. Чувствует — и утыкается лицом в дорожный мундир Тойво, чтобы не показывать пылающее лицо и не выдать себя ни единым жестом, ни единым словом.

И горит на коже осуждающий взгляд генерала Тотха. Непонятно — то ли Тимира придумывает себе особенно гневное выражение его лица, то ли он уже знает, что она нарушила все обещания, все зароки, забыла, о чем он ее предупреждал.

Хотя она не забыла.

Она помнила, всю эту последнюю жаркую ночь помнила, что каждый поцелуй, который она оставляла на губах Иржи, приближал разоблачение.

Каждое ее прикосновение. Каждая мысль о нем — шаг к краху.

Иржи сказал вчера, что кроме Тимиры у Тойво никогда ничего не было.

Но если раскроется их адюльтер, ничего не будет у Иржи.

Не только Тимиры — ничего вообще.

Кроме права навсегда покинуть страну.

О последствиях для себя Тимира не думает вообще.

Потому что думать о себе — это думать о Тойво. Мысль о том, что правда причинит ему боль, заставляет ее корчиться, будто вместо воды ей налили в стакан кислоты. После того, как она проклинала его четырнадцать лет — больше половины его жизни, после того, как слала ему письма, пропитанные ядом, снова предать его…

Злая судьба словно нарочно назначила Тимиру палачом для Тойво.

Если бы она нашла в себе силы думать об этом дальше, она бы спросила ту судьбу — за что?

За что это Тойво? За что это самой Тимире?

Тойво обнимает ее, гладит по голове, пока Тимира вдыхает запах горячего песка с его мундира. Прижимает к себе, плачущую — нежно, тепло, как всегда. Вполголоса распоряжается распрячь коня, передает адъютантам свои журналы с записями, просит слуг подать обед. Они скакали весь день без привалов, чтобы поскорее вернуться в крепость.

— Собери всех высших офицеров, — просит Тойво, и Тимира чувствует, как глубоко резонирует его низкий голос в ее груди. — Поедим и сразу надо кое-что обсудить.

— Хорошо, я распоряжусь. Соберемся в моем кабинете, — отвечает Иржи, и от звука его голоса сердце Тимиры рвется на части.

Перед совещанием накрывают быстрый ужин. Тойво успевает только переодеться и сразу спуститься в общий зал. Видно, что он усталый и голодный — ест жадно, временами пренебрегая манерами, за которыми всегда очень строго следил при дворе. Тимира не отлипает от него ни на секунду. Ходит следом, помогая застегивать рубашку, обнимает за локоть, пока он ест суп, сплетает свои пальцы с его, когда он направляется в кабинет командующего. И даже высшие офицеры, стоящие у дверей, не решаются сказать госпоже советнице, что ей не место на совещании.

Тимире страшно его оставить одного даже на секунду.

Она цепляется за тепло его пальцев, словно это последний шанс уберечь их союз от беды.

От беды, которая уже случилась.

Где-то поодаль бродит Иржи — она чувствует его присутствие так остро, словно он все еще с ней, как этой ночью. С ней, на ней, в ней, вокруг нее. Все ее естество настолько пронизано сутью старшего брата, что ей не нужно его даже видеть, чтобы вздрагивать от острых уколов невероятной любви. Но держится — держится она за младшего.

— Твое послание застало нас в одной из заброшенных башен, — говорит Тойво, когда в кабинете собираются все, кого ждали из высшего командования крепости. — Я не успел зарядить их артефакты, но, послушай, ты точно уверен…

— Мы уже отправили послание императору с описанием битвы с песчаным монстром, — голос Иржи пробивает нутро Тимиры насквозь, она чувствует дрожь, поднимающуюся откуда-то из глубины тела. — Поверь, я достаточно разбираюсь в магии, чтобы понять, что происходит. Кроме того, генерал Тотх опытнее нас обоих вместе взятых, и он тоже высказал свое мнение о механизме воздействия огня.

— Нисколько не сомневаюсь в вашем опыте, но по сути это означает, что любая зарядка автоматических артефактов несет опасность для обороны страны.

— Именно это я и хотел обсудить.

Тимира ощущает напряжение между братьями, но ладонь Тойво ложится ей на спину, расслабляюще поглаживая. Он знает, что она чувствует. Ее восхищает, что даже занятый важными государственными делами, он всегда находит минутку, чтобы успокоить ее.

Но у нее горит кожа под взглядами Иржи, который тоже видит этот нежный жест.

Голоса в кабинете то сливаются в глухой гул, то становятся очень-очень четкими, словно кто-то кричит ей в уши отдельные фразы:

«На севере опасны не монстры!»

«Ни разу не встречал такое свойство».

«Кочевники уходят вглубь пустыни, это что-то значит».

Она теряет связующую нить беседы, завороженная волнами тепла и холода, накрывающими ее попеременно то от голоса Тойво, то от голоса Иржи. Каждый из них заставляет все внутри переворачиваться, то зажигая нервы сверкающими искрами, то прокатываясь волной тепла по мышцам.

Тимира смотрит в стол, не поднимая глаз на командующего и прижимаясь к мужу.

Только один человек в комнате понимает, что она чувствует.

Только один — так она думает, пока вдруг не вскидывает случайно глаза, встречая прямой и полный чистой ненависти взгляд помощницы Иржи. Та сидит по правую руку от него за столом, на котором разложена карта южных рубежей и смотрит на Тимиру в упор, зло сузив глаза.