Юлия Цыпленкова - Космическая одиссея Инессы Журавлевой
Сима спрыгнула с кровати и направилась к двери впереди меня, время от времени поглядывая через плечо в мою сторону и чему-то радуясь. Она взмахнула рукой, изображая абракадабру симсилябима, и дверь с тихим шипением открылась. Я хмыкнула. Тоже мне — позерка. Серафима не оскорбилась и помчалась впереди меня вприпрыжку, на ходу гася перестук моих каблучков. Это я поняла потому, что после первых двух «тук-тук» я начала передвигаться, как индеец в дебрях Амазонки, совершенно бесшумно.
Навстречу нам никто не попался, это радовало. Лишних свидетелей я стеснялась, все ж на дело шла в некотором роде — делать своему мужчине сюрприз, заранее предвкушая его удивление.
— Гы, — вдруг изрекла Сима.
— Что? — шепотом спросила я.
— Тайлар Грейн решил посмотреть свою каюту, — перед моими глазами появился маленький экранчик, на котором мой Роман находился в крайней степени негодования.
— Я этому ящеру шею сверну, — прозвучал в ушах голос моего Отелло, и я умилилась.
А потом Рома ринулся на выход.
— Здрасти, — выдала я, когда дверь на капитанский мостик открылась, и мы встретились. — Вы не ждали, а мы приперлись.
— Инна? — изумленно спросил об очевидном факте Грейн.
— Нет, Жора — гардеробщик, — хмыкнула я. — Пустите, дяденька погреться, а то так есть хочется, что переночевать негде.
Рома рывком втянул меня на мостик, словно опасался, что я сейчас поверчу задом и свалю в произвольном направлении, и дверь за нами закрылась. Симы уже рядом не было.
— Ты почему не спишь? — спросил он, все еще находясь под впечатлением от пустой кровати.
— Пришла с инспекцией, удостовериться, что ты здесь не закатил оргию со стриптизершами, не обливаешь их пивом и не посыпаешь чипсами, — важно ответила я. Уточнять, о чем я говорю, Рома не стал, только хмыкнул. — Ну раз ты верный муж и на работе не пьешь, то я иду спать с чистой совестью.
Я сделала шаг в сторону двери, и меня тут же вернули обратно.
— Умерла, так умерла, — изрек со смешком Рома и склонился к моим губам.
— Прогрессируешь, красавчик, — усмехнулась я, сплетая пальцы на его шее.
— Мне Сима подсказывает и переводит, — прошептал он.
— Предатель, — тут же раздалось из ниоткуда. — Я ему по-братски, а он…
— Серафима — Просветитель, — негромко рассмеялась я.
— Да ну вас, — фыркнула Система и замолчала.
Рома завладел моими губами, уже так знакомо погружая в мучительно-сладкое состояние первого желания и нежнейшей истомы. Но я все-таки разорвала поцелуй, взяла его за руку и потянула к креслу. Мой инопланетянин не стал сопротивляться, позволив мне занять его место. Сам Рома оперся на спинку кресла, из-за чего низко согнулся, и его дыхание коснулось моего затылка. Я на мгновение зажмурилась от приятных мурашек, скользнувших вдоль позвоночника.
— Ром, Сима сказала, что ты романтик, — сдала я хитросделанную программу.
— Да? А моя мама говорит, что я бесчувственный тип, — я не увидела, но почувствовала его улыбку. — У нас главный романтик в семье — мой отец.
— Я и думаю, что Сима ошиблась. Я пока из романтики только швера видела, — я задрала голову и посмотрела в глаза Ромы, который вдруг смутился.
— Я исправлюсь, — пообещал он и поцеловал меня в кончик носа. — У нас и времени даже толком побыть вместе нет. — Это Рома произнес немного зло, и я поняла, кому данная претензия адресована.
Я все еще сидела, задрав голову, и мужчина ласково провел по моей щеке тыльной стороной ладони, очертил кончиком указательного пальца контур губ и вновь склонился, захватывая мои губы в сладкий плен поцелуя.
— Я все чаще думаю, за что мне Вселенная послала тебя, маленькая? — чуть хрипло сказал он.
Ага, помню, один из моих винторогих задавал мне подобный вопрос, только звучало это несколько иначе.
— Журавлева, тебя в спешке делали! У тебя в голове ветер свищет, я отсюда слышу! Ау, есть кто дома?! Я до сих пор себя спрашиваю, за каким хреном повелся на твою смазливую мордашку и связался с тобой? Ты же толком готовить даже не умеешь! Это что, макароны?
Возмездие за хамство не заставило себя ждать. Макароны повисли на ушах страдальца, а старый бабушкин дуршлаг не вынес встречи с головой бывшего возлюбленного и помялся. Огреб, короче, по полной. Не дуршлаг, разумеется, а винторогий. Я тогда еще с подругой заболталась по телефону и случайно сунула его любимую белую рубашку с черным бельем. Рубашка приобрела унылый серый цвет. Потом она же летела на голову мерзавца с балкона моей квартиры, когда бывший стремительно уносил ноги от моего праведного гнева и дальнейшего возмездия. Он после мириться приходил, правда, только я дверь не открыла, проложив ему маршрут следования в словесной форме. Не терплю хамов, зверею.
— Ты хотел сказать, что тебя за что-то наказали? — улыбнулась я.
Рома отрицательно покачал головой.
— Наградили, — ответил мой наивный мужчина, обошел кресло и опустился передо мной на колени.
Ладони липового романтика обняли мои щиколотки, приятно согрев кожу, поползли вверх и остановились на коленях, поглаживая их. От взгляда синих глаз мне вдруг стало жарко. Дыхание прерывалось даже без откровенных прикосновений. Рома, по-прежнему, просто поглаживал мои колени и не сводил взгляда с моего лица. А что означает ЭТОТ взгляд, я уже знала — наслаждение.
— Знаешь, что мне нравится в тебе больше всего? — все тем же приглушенным и невозможно сексуальным голосом с легкой хрипотцой спросил меня мой мужчина.
— Что? — эхом отозвалась я, не в силах разорвать незримую связь, сплетавшуюся из наших взглядов.
— Такого нет, — улыбнулся он. — Потому что мне нравится все. — Рома приподнялся, и наши лица оказались на одном уровне. — Твое лицо, — его ладонь огладила мои скулы, спустились к подбородку, взяв его в мягкий захват. — Твои губы, — и он закружил меня в вихре пьянящего поцелуя, делая его глубже, исследуя языком мой рот, доводя меня до первых едва слышных стонов. — Твоя шейка, — и мужские губы заскользили по шее, лаская кожу теплым дыханием. — Плечи, — его ладони огладили мои плечи, чуть сжали и спустились до кистей, переплетая наши пальцы. — Твоя грудь, — тяжело сглотнув, произнес он и прикусил через тонкую ткань платья напрягшиеся горошины сосков, сначала один, потом второй. — Твой живот, — я всхлипнула, когда мужчина вновь опустился вниз. — Ножки, — мои ладони вцепились в подлокотники, как только его руки вновь заскользили по моим ногам, от щиколоток до коленей. — И то, что между ними, — выдохнул Рома и развел мои ноги в стороны.
Из моего горла вырвался хриплый стон, когда Рома покрыл легкими поцелуями внутреннюю поверхность бедер, приближаясь к самому сокровенному. Кресло вдруг стало шире, подлокотники удлинились, и Грейн поднял на них мои ноги, задирая узкий подол платья и полностью открывая себе вид моего естества. Легкий румянец смущения исчез с моего лица, как только мужские губы коснулись уже влажных складочек лона.
