Хороша была Танюша (СИ) - Ворожея Тина

- Петруша, Петруша! Иди скорее сюда, я новую, сердобольную поймала! - визгливый голос эхом заметался по гулкому холлу, заставляя колыхаться гирлянды пыльной паутины по углам.

Непреметная дверь, которая вела на кухню и находилась в самом дальнем углу холла с громким треском открылась. Выбежавший на помощь бабенке, Петруша был ей под стать. Огромный, рыхлый и белесый. Он криво усмехался с интересом рассматривая меня.

- Гы, вот так конфетка! Сла-а-а-дкая! - он причмокнул губами и потянулся к моему лицу пальцами-сосисками.

Бабенка при этих словах пришла еще в большую ярость. Она оставила в покое мое плечо и бросилась на Петрушу, яростно нанося ему удары серым полотенцем, которое держала в руках.

- Ах, ты ирод похабный, ах ты хряк подколодный! Я тебе покажу конфетку, я тебе покажу сладкую! - ее голос уже не визжал, а злобно рыкал и хрюкал.

Пока бедный Петруша, отступал закрываясь руками от злобной бабенки, я нащупала на шее один из амулетов Эндрианского. Мне не приходилось им пользоваться, но я знала, что он обладает мощной защитой.

Тем временем парочка успела выяснить свои отношения и уже страстно целовалась. Бабенка безвольно повисла в руках Петруши, серое полотенце валялось на полу, а она тянулась за следующим поцелуем к своему принцу. Петруша сжимал ее так крепко, что казалось хотел раздавить в своих мощных объятиях. С трудом оторвавшись друг от друга, они одновременно глянули на меня. Петруша гаденько захихикал, а бабенка на ходу закатывала рукава пестрой блузки. Приближались медленно, вглядывались в мое лицо внимательно, видимо желая разлядеть страх и растерянность.

Я стояла не двигаясь с места и тоже им улыбалась. Когда оставалось несколько шагов, решила больше не рисковать. Голубая волна вырвалась из обыкновенного на первый взгляд медальона. Она ударила по предвкушающе подмигивающему мне Петруше и по немного удивленной бабе, смела их в дальний конец холла. Мужчина плюхнулся как мешок полный соломы, а вот женщина упорно пыталась встать. Молотила пухлыми руками воздух, ругалась громко и визгливо, грозя мне бесчисленными и страшными карами.

Я ощупала свое плечо и тихонько ойкнула. Оно очень болело, а платье было надорвано. Наклонилась чтобы поднять сумку, которую уронила в пылу боя. И услышала почти рядом голос. Хорошо знакомый мне голос, но злой и раздраженный.

- Что здесь происходит? Марьяна, сказано же было, никого не впускать!

Я медленно выпрямилась и развернулась. Выше от меня ступенек на десять, возвышалась громадная, мужская фигура. Возможно она показалась мне такой в неясных сумерках заходящего солнца. Клим стоял опираясь на трость левой рукой, а правой с досадой поглаживал свои виски, словно пытался снять тесный обруч. Я не видела ясно его лица, но знала по рассказам Лилии Львовны, что оно в страшных рубцах от ожогов.

- Клим? - мой голос предательски дрогнул.

Фигура мужчины на верху замерла, а затем Клим неуверенно опираясь на трость спустился ниже на несколько ступенек. Было видно, что каждый шаг ему дается с трудом.

- Таня? - его голос насмешливо и зло задрожал.

Я сидели в кабинете Клима. В этой большой комнате было убрано, даже чисто. Широкий диван был застеленный простынями, взбитые подушки стояли высоко, теплый плед в красно-черную клетку ярким пятном выделялся на удивление белоснежных простынях. Видимо хоть какой-то толк был от широколицей, грозной бабенки. На письменном столе стоял заварочный чайник из тончайшего фарфора, пустая чашка, под белой салфеткой прятались сладости. Меня поразило огромное количество книг. Они лежали аккуратными стопками на полу, на стуле возле дивана. Было видно, что их читают. Обрывки бумажек выглядывали из их страниц, исписанные крупным, размашистым почерком Клима.

Пока я оглядывалась, Клим хромая прошел к дивану и грузно опустился на него. Голову он не поднимал и старался держать лицо в тени. Тишина была почти осязаемой. Густой и вязкой как манная каша. Я тонула и захлебывалась в этой вязкой тишине. Клим не спешил ее нарушать. Когда молчать стало выше моих сил я решилась на вопрос.

- Ты почему дом так запустил? Три года прошло, а такое впечатление, что целая вечность!

Клим хмыкнул и посмотрел мне в глаза.

Я вздрогнула от того, что увидела. Огонь действительно знатно потрудился, он не пощадил лицо мужа. Грубый рубец жадным, багровым пауком стянул кожу правой щеки, выгрыз плоть почти до кости, прикрыл красным, воспаленным веком глаз и поднял в вечной ухмылке уголок губы. Другая сторона лица совсем не пострадала. Черная с проседью щетина топорщилась на высокой скуле, небольшая бородка украшала упрямый подбородок. Голова при пожаре наверное была в шлеме, потому как волосы тоже не пострадали, они сильно отросли за это время и теперь были стянуты черной лентой на затылке. Ясно и холодно сиял невероятной синевой здоровый глаз.

Клим тоже с интересом рассматривал меня.

- Ты не изменилась, женушка! Сразу к делу. Конечно лирика, нежности и прочая ерунда не твоя слабость! - голос Клима звучал насмешливо.

Я почувствовала, что злюсь. Ехала, спешила, торопилась. Меня на пороге родного дома чуть ли не убили, а теперь и Клим решил в наступление пойти!

Разгладила рукой невидимые складки на платье, вскинула гордо голову.

- Ерундой ты считаешь тот факт, что спал с моей сестрой? А возможно для тебя чепухой является то, что наш дом за три года превратился в развалины?

Клим весь подобрался, взгляд единственного глаза полыхнул синим пламенем.

- За Лизаветту, я сам себя уже давно сгрыз! Приговор вынес и даже расстрелял себя, без суда и следствия и без права на помилование! Хотя знаешь, я до сих пор не верю, что вот так просто взял и переспал с нею. Твоей сестрице соврать, что плюнуть было. Черт! Пьян я был! Мы с Федей Грушевским в тот день вино дегустировали, затем коньяк, затем виски. Надрались одним словом... Сейчас правды не узнать. Хорошо уже то, что она призналась, что ухажеров у нее было предостаточно и ребенок моим не являлся. Хотя от чего ей было не признаться? Магическая экспертиза сразу бы это выявила. Лизаветта ведь глупой была! Ловушку придумать сумела, а как дальше быть, умишком своим сволочным не осилила! - Клим гневно рыкнул.

- Значит по твоему, Лизаветта во всем виновата? Тебя бедненького вокруг пальца обвела? - я возмущенно задохнулась.

Клим язвительно улыбнулся, превращая лицо в ужасающую маску.

- Почему меня одного? Она и тебя вокруг пальца обвела. Ты же ей любезно все уступила! И дом наш и меня в придачу! Бери дорогая сестрица и пользуйся! И знаешь, она бы с удовольствием всем попользовалась, если бы не одно, очень важное обстоятельство! - Клим уже не рычал, он яростно выкрикивал слова.

- Какое обстоятельство? - хрипло поинтересовалась я.

Мужчина устало вздохнул, его ярость стихла.

- Я тебя больше жизни любил! - выдохнул он протяжно.

Я замерла. Мутно расплылся перед моим взором красно-черный, яркий плед на диване, защипало в носу, слезы закапали на светлую поверхность письменного стола.

- Любил?! А теперь, что же уже не любишь? - я почти шептала, больно прикусывала губы стараясь сдержать себя.

Клим отвернулся. Тяжело поднялся и опираясь на трость подошел к окну. За стеклом черным, ярким бархатом сияла весенняя ночь.

- Теперь, как видишь права на любовь я не имею. Я урод Таня! Урод! Зачем тебе я? Неверный, старый и уродливый? Нам лучше развестись, - он отвернулся от окна и теперь пытливо и проницательно смотрел на меня единственным глазом.

Я тоже поднялась, вытерла слезы рукавом платья.

- Ты прав, зачем ты мне? Красавец который так убивается по своей красоте, что превратился в злобного затворника. Жалеючи себя, за три года умудрившийся забросить свои дела, себя и дом? Книги читать это конечно прекрасно и похвально, но не в течении же трех лет?! Хочешь развод? Ты его получишь! Только я из своего дома уезжать не намерена. Поделим его и живи как знаешь! А я, завтра же ремонт начну! Мне детей надо куда то перевозить! - я сердито топнула ногой.