Портрет предателя (СИ) - Зеленая Марья

Доминика сползла на пол и зашлась в горьких рыданиях.

37. Дела насущные

Доминика просидела на полу спальни почти до самого вечера, и лишь когда заходящее солнце окрасило комнату в зловещие багровые цвета, медленно, с трудом поднялась. Все ее тело затекло, ноги подкашивались, а глаза опухли от слез.

Повинуясь внезапному порыву, Доминика подошла к гардеробу Себастьяна и распахнула дверцы. На плечиках висели несколько рубашек и камзол, и в первую секунду у нее отлегло от сердца. Он вернется! Он ушел не по-настоящему. Он придет за своими вещами, и они смогут поговорить. Они помирятся! Они ведь и раньше ссорились, но потом всегда мирились, ведь у них нет никого ближе друг друга!

Но в следующий миг ее будто окатило ледяной водой.

Дура! Он сейчас в королевском дворце, зачем ему эти жалкие тряпки? Там у него будет сколько угодно нарядов и всего, чего он только пожелает. Он не вернется никогда! Он тебя бросил!

Отчаяние вновь наполнило ее душу, она повалилась на кровать Себастьяна и зарыдала, уткнувшись носом в его подушку. Доминика совершенно не знала, что ей делать дальше. Даже после переворота и побега из дворца кто-то всегда был рядом, кто-то заботился о ней, брал на себя решение всех проблем.

Она не могла поверить в то, что осталась совсем одна. Осталась без денег, в чужом городе… Да еще и беременная в придачу!

Когда на улице совсем стемнело, а Себастьян так и не вернулся, Доминика поняла, что ей придется самой устраивать свою жизнь. Нужно было с чего-то начать. Самое первое, о чем следовало подумать — это деньги.

Она тщательно обыскала квартиру, перерыла все ящики стола, все карманы, все сумки, но не нашла ни гроша. Себастьян забрал с собой все наличные.

«Он ведь не мог просто так меня бросить на произвол судьбы! — попыталась обнадежить себя Доминика. — Он вернется! Он меня любит и простит. Мы поговорим, и что-нибудь придумаем!»

Простит? Ложь и притворство? Измену за его спиной? Чужого нагулянного ребенка? Ты и впрямь в это веришь?

***

Доминика прометалась на кровати всю ночь. Ее бросало из крайности в крайность, от отчаяния к надежде. Одеяло и простынь сбились в комок, подушка промокла от слез. Лишь под утро она забылась тяжелым беспокойным сном с мучительными кошмарами.

На рассвете ее разбудило доносившееся из столовой бодрое позвякивание посуды.

«Себастьян вернулся!» — радостно подумала она.

Доминика встала с постели, накинула пеньюар, быстро пригладила растрепанные волосы и, обворожительно улыбаясь, вошла в столовую. Но улыбка сползла с ее лица — это была всего лишь служанка, накрывающая на стол.

— Ах, это ты Лиззи, — разочарованно протянула Доминика.

«Какое счастье, что у нее вчера был выходной, и она не видела ту отвратительную сцену, что разыгралась между мной и Себастьяном» — подумала она.

— Доброе утро, госпожа, — поздоровалась Лиззи. — Господин Финелли еще не проснулся?

— Э-э-э… Себастьян уехал по делам на несколько дней, — соврала Доминика. — На него не накрывай.

— Хорошо, госпожа, — служанка замялась. — Могу я попросить вас об одолжении?

— О каком?

— Понимаете… Ваш супруг всегда выдавал мне жалование за три дня до конца месяца… Просто мне нужно заплатить за жилье…

— И что? — подняла бровь Доминика.

— Вы не могли бы заплатить мне сегодня? — смущаясь, попросила Лиззи.

Доминика похолодела. У нее не было ни гроша.

— Понимаешь ли, моя дорогая, — уклончиво заговорила она. — Мне очень жаль, но я вынуждена тебе отказать.

— Прошу вас, госпожа! — взмолилась Лиззи. — Я не смогу заплатить за квартиру, и хозяйка меня выгонит!

«У меня та же проблема!» — с досадой подумала Доминика, а вслух сказала:

— Нет. Я не могу принимать таких решений без своего супруга. Вот он вернется, с ним и поговоришь!

Служанка недовольно фыркнула, закатила глаза и ушла на кухню, всем своим видом выражая крайнее неодобрение.

«Что мне делать? — в панике размышляла Доминика, нервно теребя шелковый поясок пеньюара. — Где же взять эти чертовы деньги?»

В комнате вновь появилась Лиззи с серебряным подносом, на котором стояли фарфоровый чайничек, тарелка с булочками и блюдце сливового джема.

— Госпожа, — промолвила она, выставляя посуду на стол, — у нас кончаются сахар и масло. Мне нужны деньги на продукты.

Доминика схватила нож и принялась яростно намазывать булочку джемом.

«Деньги! Деньги! Опять эти проклятые деньги! Да где я их тебе возьму? Из-под земли, что ли, достану?»

— Разве Себастьян не выдавал тебе на хозяйство неделю назад? — раздраженно спросила она.

— Да, но они уже закончилась! — пожаловалась Лиззи. — Все так подорожало нынче из-за этой дурацкой войны в Монтерре.

— Все наличные у мужа! — отрезала Доминика. — Пусть лавочники пока отпускают в долг!

— Думаете, так легко их уговорить? — буркнула служанка.

— Ты уж постарайся! — ответила Доминика и пригубила свежезаваренный чай.

Помимо угрозы безденежья над ней нависла еще одна проблема. Нужно было что-то делать с беременностью. Она думала об это всю ночь. Как ни крути — но рожать ей нельзя! Иметь ребенка без мужа — это огромное бесчестье. Ее не примут ни в одном приличном обществе! Да и вообще, она сама не знает, как жить дальше, куда ей еще младенец? А его отец уже, скорей всего, женат на другой, и она больше никогда его не увидит…

«Зигурд… Я должна тебя ненавидеть! Но не могу! Как же я тебя, все-таки, люблю! До сих пор люблю… Вот идиотка… А ты ведь даже и не знаешь, что у меня будет от тебя ребенок…»

Нет! Не будет никакого ребенка!

Она отставила чашку.

— Лиззи!

— Да, госпожа.

Доминика замялась.

— Одна моя подруга попросила узнать… В общем, ей нужен кто-то, кто поможет избавиться от… скажем так… нежелательной беременности.

Лиззи удивленно уставилась на Доминику, явно ни на миг не поверив в байку о «подруге».

— Я знаю одну женщину, — наконец промолвила она. — Если хотите, могу показать вам, где она живет.

***

«Кровавая повитуха» обитала в бедном квартале на берегу реки. Доминика и Лиззи с опаской пробирались по грязной улочке, брезгливо переступая зловонные лужи и осторожно огибая груды наваленного повсюду хлама. От воды несло тухлой тиной, а среди покосившихся домов возвышались кучи гниющего мусора, привлекая к себе целые полчища противно жужжащих мух.

— Вот ее дом, — служанка указала на убогую лачугу, стоявшую в глубине трущоб. — Ее зовут госпожа Керзо.

— Хорошо, Лиззи, — промолвила Доминика. — Подожди меня снаружи, я поговорю с ней сама.

Она нерешительно отворила скрипучую дверь и оказалась в грязной прихожей, тесно заставленной всяческим барахлом. В нос ударили запахи прогорклого масла и капустных щей, а по облупившейся стене лениво ползали рыжие тараканы.

— Госпожа Керзо? — позвала Доминика, уже раскаиваясь, что вообще сюда пришла.

Давно нестиранная занавеска колыхнулась, и из комнаты вышла толстая старуха с грубым коричневым лицом, покрытым паутиной мелких морщин. Ее бугристый нос венчала крупная бородавка, а массивные груди свисали почти до самого пояса.

…Крючковатыми пальцами женщина принялась ощупывать Доминике живот. Та невольно поморщилась: от старухи несло мочой и прокисшим потом.

— Срок уже большой, — проскрежетала карга, — зелье не возьмет. Тут только спицей!

— Что? — не поняла Доминика.

— Зелье, говорю, уже не сработает. Плод крепко в утробе сидит.

— И что это значит?

— Нужно проткнуть спицей пузырь. Если попаду куда надо, то ребеночек помрет, начнет гнить и матка сама через пару дней его выкинет.

— А если не попадете? — дрожащим голосом осведомилась Доминика.

Старуха бросила на нее мутный взгляд из-под нависших век.

— Продырявлю тебе утробу, и ты истечешь кровью.

У Доминики подкосились ноги. Чтобы не упасть она схватилась за расшатанный стол, измазанный какой-то липкой субстанцией.